даже забыли проложить кабель. Прохожие встречались редко. Чем дальше он шел, тем больше замечал пустых домов. Дойдя до какого-то перекрестка, он вдруг увидел, что впереди дорога не освещена. Ни уличных фонарей, ни огонька в мертвых покинутых домах. Только лунный свет подсказывал, что дорога тянется еще ярдов на пятьдесят, и дальше начинается поле. Роб совсем продрог, но дрожал не столько от холода, сколько от пугающей тьмы впереди. Как и всякий урбит, он жил в удобном окружении миллионов сограждан. Глоток свободы время от времени — это прекрасно, но Роб вовсе не испытывал желания сейчас отправляться в эту темную жуткую пустыню.
«А может, подождать до утра? — подумал Роб. — Вон в том доме на углу. Оттуда хоть фонарь будет видно. Дверь, наверное, не заперта, да и в окно можно влезть — стекол все равно нет. Через погранзону разумнее идти днем, в темноте можно натолкнуться на колючую проволоку под током. Но днем будешь как на ладони…».
Неожиданно из-за облака вынырнула луна и окунулась в звездное море. «Добрый знак!» — решил Роб. Он больше не сомневался: надо идти вперед.
Глава четвертая. ВСАДНИК
Сквозь раскрошенный асфальт пробивалась трава, неряшливые дворики перед домами заросли кустарником. В одном доме из слепого проема окна тянулось молодое, уже довольно окрепшее деревце. Там, где обрывалась дорога, начиналось поле с разбросанными деревьями. Впереди раздалось жутковатое замогильное улюлюканье. От неожиданности Роб вздрогнул. «Может, это сова?» — подумал он. Правда, он слышал крик совы только в триллерах по головидению, в зоопарках они всегда сидели молча, сгорбившись и хлопая глазами.
Одолев страх и желание повернуть назад, он побрел дальше на север. В неверном свете луны прятались рытвины и кочки. Однажды Роб угодил ногой в ямку и чуть не упал. Дрожа от холода, он мечтал о теплой постели, пусть даже в интернате, пусть окруженной мучителями. Но коль скоро эта мечта была недосягаема, он решил хотя бы перекусить. В сумке лежал большой кусок сыра и хлеб. Правда, сыр оказался заплесневевшим, а хлеб безнадежно зачерствел, но Роб был слишком голоден, чтобы обращать внимание на такие мелочи. Да он и не рассчитывал, что тот, с кроликами, даст что-нибудь получше. После еды во рту остался неприятный кислый привкус, захотелось пить.
Он шел все дальше в ночь, освещенную краешком луны и россыпью звезд. За спиной остался залитый светом Урбанс. Никогда прежде Роб не представлял, что бывает такое одиночество. Бросить все, вернуться в тепло и уют, к людям — это желание не покидало его. Роб остановился и посмотрел назад: над южным горизонтом висел яркий ореол, сотканный из света миллионов люмосфер, неоновых ламп, фар электромобилей, бесчисленных реклам. Этот ореол мог быть ярче или слабее, но никогда не исчезал. Роб решительно отвернулся, словно порывая с прошлым раз и навсегда, и зашагал вперед.
Дорога поднялась чуть в гору, вдали маячили холмы. Роб шел уже два или три часа. Огни Урбанса превратились в дальний костер. На черном небе ярко выделялись звезды. Роб никогда не видел такого неба, может, из-за обилия света вокруг. Теперь он смотрел на несчетные звезды, на бриллиантовую пыль Млечного Пути, затаив дыхание. Невиданное зрелище завораживало и… пугало. Роб поежился и поспешил дальше.
Из темноты доносились странные жутковатые звуки: завывание (поговаривали, что в приграничных землях бродят стаи диких собак), скрипы, щелканье и шуршание. Однажды кто-то с хриплым ворчанием прошмыгнул прямо под ногами Роба. Мальчик в ужасе отскочил. Позже он узнал, что не мог встретить здесь никого страшнее ежика, но тогда порядком перетрусил.
Едва Роб в который раз подумал, далеко ли еще до границы, как вдруг увидел ее. Опасливо озираясь, он чуть приблизился. Не сто футов, и даже не пятьдесят — мелкая проволочная сетка высотой футов двенадцать, натянутая между массивными металлическими столбами, расставленными в дюжине футов друг от друга. Роб успокоился: не такая уж непреодолимая преграда. Он решил дождаться утра.
Неподалеку Роб отыскал ложбинку, чтобы немного укрыться от ветра, лег, но пронизывающий холод не давал заснуть. Он встал и попытался согреться, подпрыгивая и размахивая руками. Потом снова ложился и снова вставал и, в конце концов, обессиленный, провалился в тяжелое забытье. Спал он не больше часа, вздрагивая во сне. Ему снилось, как учитель дисциплины отчитывает его за то, что руки и ноги у него перепутаны местами, а один глаз не выровнен со вторым. Когда он проснулся, занимался рассвет.
После голой земли жесткий интернатский матрац вспоминался как роскошная перина. Разминая ноющие мышцы и поеживаясь от утренней свежести, Роб подошел к заграждению. Сетка из полудюймовых ячеек-ромбиков тянулась в обе стороны, насколько мог видеть глаз. Металлические стойки в несколько дюймов толщиной, держащие сетку, упирались в бетонные блоки. Нижняя часть заграждения скрывалась в земле. Под напряжением или нет? У Роба не было желания проверять.
Он посмотрел сквозь ровные ячейки: та же земля, луга, деревья, те же безликие холмы вдалеке. Поколебавшись, Роб решил идти на запад местность в той стороне показалась ему менее унылой и однообразной.
Он остановился возле небольшой рощицы, некоторые деревья подступали довольно близко к заграждению, но ни одно — вплотную, иначе можно было бы влезть на дерево и через несколько минут оказаться по ту сторону границы. «Вот если бы у меня был такой же гибкий шест, как у прыгунов на Играх, я бы в два счета перемахнул через этот забор», — размечтался Роб. Но шеста не было, да Роб и не умел с ним обращаться. Вдруг он заметил, как на дереве что-то мелькнуло. Бельчонок!
Несколько секунд изящный зверек хлопотал на ветке, забавно подняв лапки к мордочке — то ли умывался, то ли что-то грыз. Потом юркнул к стволу, скользнул на землю и исчез в траве. Вскоре бельчонок появился вновь — стремительно пробежал вверх по сетке до вершины и шмыгнул вниз, уже по другую сторону границы! Еще боязливо Роб дотронулся пальцем до сетки. Металл. Холодный и безвредный.
Теперь оставалось только придумать, как перелезть. Он — не белка. В малюсенькие гладкие ячейки не пролез бы даже носок ботинка. Роб решил идти дальше. Белесое небо чуть золотили первые робкие лучи, но солнце еще не показывалось. Было зябко. Кое-где похрустывала под ногами схваченная инеем трава.
Все решил оползень. Между двумя бугорками дождь вымыл верхний слой рыхлой почвы. Чуть-чуть, но достаточно, чтобы Роб увидел между сеткой и землей брешь. Не больше дюйма, но это была зацепка. Роб встал на колени и, скорчившись, начал разрывать крошечную ямку. От холода горели пальцы, но он не сдавался и упорно продолжал рыть, дюйм за дюймом. Наконец, он решил попробовать, но понял, что поторопился. Пришлось начать снова. Вторая попытка оказалась удачней — он прополз под колючим основанием сетки, чуть не застрял на полдороге, но выбрался из тесного подкопа благополучно. Пошатываясь от напряжения, Роб встал. Он был в Графстве.
К северу горизонт заслонял невысокий холм. Не сомневаясь, что оттуда откроется хороший обзор, Роб начал подъем. Когда он добрался до вершины, солнце уже взошло. Высоко в небе щебетала какая-то птаха, но Роб не увидел ничего, кроме безукоризненно-чистого голубого свода.
Он огляделся. Вдалеке в обе стороны тянулись холмы, над одним на востоке висело яркое, словно умытое, солнце. От ослепительного света у Роба закружилась голова. Пологий склон холма мягко вливался в поля, разделенные живыми изгородями. Слева светлела узкая змейка дороги, а справа… Роб в панике бросился на землю. Прямо на него смотрел человек.
Он не сомневался, что замечен: человек был всего в тридцати ярдах. Но тот не шелохнулся. Роб вгляделся — лицо незнакомца вовсе не было лицом, а из рваных штанин старомодных черных брюк торчали палки. Пугало. Он как-то читал о них в одной старой книге.
Пугало стояло в центре вспаханного поля. Роб подошел ближе. Голова-репа с небрежно вырезанными глазами и ртом, ношеный-переношенный черный костюм, набитый соломой. Брюки безнадежно дырявые, но пиджак, хотя и с прорехой подмышкой, вполне сносный. Роб расстегнул пуговицы и стянул пиджак с пугала. Соломенное туловище рассыпалось по земле. Роб стряхнул с обновы пыль и насекомых и надел. Стало
