но Майк и не думал извиняться, только крепче сжал щиколотку и продолжал. Закончив промывать, он перебинтовал мозоли, достал из сумки носки и бросил Робу:
— Надень, — Майк покосился на его дырявые носки. — А эти я выкину, ладно? Есть хочешь?
— Прошлой ночью я съел немного черствого хлеба и заплесневелого сыра, а сегодня — несколько сырых картофелин. Пожалуй, хочу.
— Тебе повезло: опять хлеб и сыр. Схватил первое, что под руку попалось. Но это уж точно не заплесневело.
Он извлек из сумки хлеб и круг сыра, завернутый в муслин.
— У тебя есть нож? — Роб покачал головой. — Да, ты неважно подготовился к такой серьезной экспедиции.
Замечание было дружеским, но, все же, чуть обидным.
— У меня не оставалось времени на сборы, — ответил Роб. — Да и магазины в воскресенье не работают — я ведь сбежал из школы в воскресенье…
— Разве у тебя нет карманного ножа?
— В Урбансе? Это безумие. «Холодное оружие», запрещено полицией.
Майк недоверчиво покачал головой:
— Ну и ну! — Он отстегнул от ремня тяжелый нож с костяной ручкой. Держи. У меня дома еще есть. Ты ешь, я слетаю за водой.
Подхватив большую жестяную флягу, он ушел в лес, а Роб набросился на еду. Она была восхитительна. Хлеб — душистый, с хрустящей коричневой корочкой, белый и мягкий внутри; золотисто- желтый сыр, гладкий и крепкий. Ничего вкуснее Роб в жизни не ел. Вернулся Майк, и Роб с жадностью припал к фляге.
— Потом притащу чашки и прочую дребедень, — сказал Майк. — Пойдем, еще много дел.
Пока Роб распаковывал одеяла, Майк возился со странным устройством, напоминавшим портативную люмосферу. Он щелкнул зажигалкой, дрожащий язычок пламени лизнул фитиль, и пещера озарилась мягким светом.
— Что это? — спросил Роб.
— Масляная лампа. Сомневаюсь, что у вас такие есть. Придется приносить масло, но пока она полная. Возьми зажигалку, пригодится, серебристая тяжелая зажигалка не слишком отличалась от тех, что продавались в Урбансе, только те были легче и раскрашивались в яркие цвета. — Слушай, по-моему, тебе лучше обосноваться там, в глубине.
Только теперь Роб заметил, что его новое жилище разделено на две части. Внутренняя клетушка оказалась чуть побольше. В углу вырисовывались ступеньки, ведущие наверх. Майк поднял лампу выше.
— Эти ступеньки ведут в подземный ход. Помнишь, я тебе рассказывал? Сейчас тут не пройти — завалило. Постой, я погляжу, не видно ли снаружи свет. — Вернувшись, он объявил: — Порядок. Как стемнеет, лучше еще раз проверить. Если будет видно, можно завесить вход одеялом.
Роб кивнул.
— Теперь я пойду, — сказал Майк. — Понимаешь, пока я болею, учитель занимается со мной дома. Я уже и так опоздал. Справишься один?
— Да, спасибо за все.
Майк отмахнулся:
— Завтра постараюсь придти пораньше. Если будешь выходить, смотри в оба, не оставляй следов, — он усмехнулся. — Спокойной ночи.
Время словно остановилось. Роб выходил из своего убежища, но не дальше поляны перед входом в пещеру. Он все еще не мог обрести долгожданный покой: радость, что появилось наконец пристанище, сменялась минутами уныния, когда ему хотелось бросить все и вернуться домой. Порой он даже хотел сдаться властям, не в силах выносить одиночество. В бетонной клетке, наедине с собственной тенью на голой стене, оно чувствовалось еще острее.
Спустились сумерки, и незаметно подкралась ночь. Он проверил, не виден ли снаружи свет, и вернулся в пещеру. Поужинав остатками хлеба с сыром, он решил, что лучший выход — лечь спать, завернулся в одеяло и погасил лампу.
Несмотря на усталость, сон не приходил. Вовсе не жесткая постель была тому виной, а страх. Один, в мрачной пещере внутри холма, окруженного темным шуршащим лесом. «А если там звери? — Роб вздрогнул. Волки?». Ему почудился какой-то звук. Сна как не бывало — Роб тщетно вслушивался в тишину.
Роб зажег лампу и осторожно, на цыпочках прокрался в соседнюю комнату. Никого. На всякий случай он положил в входа сумку и сверху жестянку с водой. Конечно, эта преграда не смогла бы сдержать даже кролика, но Роб надеялся услышать, если появится непрошенный гость.
Он еще долго ворочался без сна, пока не провалился в тяжелое забытье. Очнулся он от того, что кто-то легонько тряс его за плечо и, с трудом разлепив веки, увидел Майка.
— Извини, что разбудил. Я принес сосиски и кофе. Поешь, пока горячие. Как спалось, кстати?
Ночные страхи теперь казались лишь постыдными трусливыми фантазиями.
— Отлично, спасибо.
Майк приходил каждый день, приносил еду и необходимые вещи: мыло, чистую одежду, посуду. На третий день притащил раскладушку. Как-то он спросил Роба, не нужно ли ему еще что-нибудь
— Ты не мог бы принести книги? Любые.
— Книги? — удивился Майк.
— Да. Знаешь, вечерами скучновато…
— Конечно, я понимаю. Только… — Он замялся и вопросительно взглянул на Роба. — Я не думал, что в Урбансах читают книги.
— Кое-кто читает.
— Забавно.
— Что?
— Забавно, как легко мы принимаем все на веру. О Графстве, наверное, тоже ходят всякие небылицы.
— Я тоже об этом думал. Если тебе сложно достать книги…
— Сложно? — изумился Майк. — Ничуть. В следующий раз принесу. Ты какие книги любишь?
— Приключения. Но можно любые.
Майк принес две книги — пухлые, в роскошных кожаных переплетах, с запахом времен. Одна, «Приключения мистера Спонга на охоте» рассказывала о лисьей охоте; другая — «Моя жизнь в Замбези» — о жизни в примитивной Африке конца девятнадцатого или начала двадцатого века. Позже Майк поинтересовался, понравились ли Робу книги.
— Ничего, — уклончиво ответил Роб.
— Суртиз хорош, да?
Это был автор «Мистера Спонга».
— Знаешь, я ничего в этом не смыслю, — сказал Роб. — Неужели до сих пор охотятся на лис?
— Конечно.
— А ты? — Майк кивнул. — И тебе нравится?
— Потрясная штука, — оживился Майк. — Представь: раннее утро, бешеные скачки, погоня — что может быть лучше?
— Десятки всадников со сворой псов травят одного маленького зверька. Тебе не кажется, что это нечестно?
Майк пристально посмотрел на него и холодно ответил:
— Ты действительно ничего в этом не смыслишь.
Его тон напомнил Робу, как он зависит от Майка и как обязан ему.
— Ты прав. Тем более, в Урбансах и лис-то нет.
Майк рассмеялся.
