Городок был небольшой, главная улица вилась вдоль реки. Пока ехали, туман растаял, открыв красивую долину с привольно раскинувшимися разноцветными домиками. Русов заметил, что многие стоят с заколоченными окнами.
- Здесь трудно найти работу, - пояснила Эрни (видимо, наблюдала за Русовым в зеркале заднего вида). - Вот многие и уехали.
Свернули к большому дому. И здесь росли дубы, сияя золотом по сторонам подъездной дорожки. Эрни остановила машину, вышла и с улыбкой глядела, как выбирается Русов: тому мешала двустволка.
- Здесь спокойно, Джан, - сказала она. - Не обязательно было тащить с собой эту артиллерию.
- А у нас не очень, мама, - возразила Джанет. - Ты знаешь, что его спутника убили? Я не стала говорить по телефону.
- Слышала в новостях, - спокойно сказала Эрни. - Но ружье не оборонит от зла, которое следует за тобой.
Джанет помрачнела:
- Любишь ты говорить загадками, мама.
Эрни рассмеялась и прижала дочь к себе.
Русов тем временем втащил чемодан на веранду и раздумывал, как быть с двустволкой. Она казалась чуждой на чистой белой веранде, и Русов обрадовался, когда Эрни впустила их в гостиную и указала на стенной шкаф, где можно было спрятать оружие.
Они позавтракали за большим круглым столом. Новым для Русова было то, что Эрни прочитала молитву. Когда-то мать пыталась приучить его молиться перед едой, но Русов стеснялся насмешливых взглядов окружающих и отказывался наотрез. Теперь он тоже склонил голову, но повторять за Эрни слов не стал.
Какой смысл в молитве? Кто ее услышит?
После завтрака мать и дочь стали разговаривать, а Русов то смотрел в окна на горы за рекой, то оглядывал гостиную. На стене висел портрет, с него сдержанно улыбался мужчина в военной форме - как догадывался Русов, покойный муж Эрни и отец Джанет.
Разговор скоро наскучил Русову, так как вращался вокруг одной темы: Джанет уговаривала мать переехать в Другой Дол, а та спокойно, но твердо отказывалась. Русов поблагодарил за завтрак и пошел бродить вокруг дома. Он оказался меньше, чем дом Грегори, старые дубы протягивали засохшие сучья над дорожками небольшого ухоженного сада, пахло прелой листвой.
Русову не понравился вид некоторых ветвей: того и гляди, могли обломиться. Вспомнилось, как мальчишкой помогал рабочим обрезать деревья вокруг отцовского дома. Скорее, конечно, путался под ногами. Он улыбнулся воспоминанию, вернулся в дом и спросил у Эрни: не разрешит ли она навести порядок в саду? Та согласилась и даже отыскала в сарайчике за домом пилу и веревку.
Вскоре Русов уже забрался на ближайший к дому дуб и принялся спиливать мертвую ветвь. Чтобы при падении ничего не поломала, обвязал ее веревкой, перекинул свободный конец через сук наверху, а конец закрепил внизу.
Эрни и Джанет вышли на веранду.
- Юджин, не сверни шею, - весело сказала Джанет. - А то пробудешь в больнице дольше, чем в прошлый раз.
Наконец дерево протестующе заскрипело, ветвь надломилась и повисла на натянувшейся веревке. Русов спустился и, потихоньку вытравливая веревку, аккуратно уложил сук на землю.
Эрни и Джанет похлопали, словно цирковому артисту, и ушли в дом.
Русов снова забрался на дуб и, когда примеривался к следующей ветви, краем глаза заметил в соседней роще солнечный зайчик. Сначала подумал, что это солнце отразилось в стеклах проезжавшего автомобиля, но дороги там не было, а зайчик долго не гас. Занятый своими прикидками, Русов перестал обращать на него внимание, и отблеск исчез. К обеду запарившийся от работы Русов забыл об этом случае.
Когда настало время ленча - настоящих обедов, как со вздохом вспомнил Русов, в Америке не было, - стало почти жарко. В голубом небе не появилось ни облачка. Ленч оказался легковесным для проголодавшегося Русова: рагу из овощей с надоевшей курицей, и кофе с вкусными, но слишком маленькими печеньями.
В гостиной заметно посветлело: Русов спилил уже немало ветвей, и горы сделались громаднее и ближе, они словно заглядывали в комнату.
- Как называются эти горы? - кивнул он в сторону окна.
- Аллеганские горы, - с грустью сказала Эрни. - Джон любил там рыбачить в ручьях. Иногда я ездила с ним ловить форель.
Так что ленч закончился на печальной ноте, и Русов отправился работать дальше. Теперь он пилил ветви на куски, а самые толстые еще и колол, чтобы годились для камина. К вечеру сложил в сарайчике приличных размеров поленницу и пошел в дом мыться. К счастью, проблем с горячей водой в Америке не было.
Эрни смотрела на Русова заметно ласковее, поблагодарила за работу, а после обеда, хотя было тепло, разожгла в камине огонь. Окна потемнели, в стеклах отразились языки пламени. Некоторое время еще виднелись дубы - словно гигантские тени на фоне глубокой синевы, но потом отступили в темноту.
Русов устроился в мягком кресле, чувствуя, как наплывает дремота. Эрни и Джанет тихо говорили о чем-то.
Все стихло, сон уже куда-то уносил Русова, когда его разбудило негромкое восклицание Джанет.
Русов выпрямился, машинально потянулся за двустволкой, но пальцы схватили пустоту. Он с отчаянием вспомнил, что оставил ружье в шкафу. Но тут же понял, что оно не понадобится. Джанет напряженно глядела на мать - та откинулась в кресле и, казалось, спала. Но лицо заострилось, застыло, и даже красные язычки отражения огня в камине - словно замерли в широко открытых глазах.
Не отрывая взгляда от матери, Джанет заговорила:
- Не пугайся, Юджин. С мамой все в порядке. Такое бывает с ней. Иногда.
И тут губы Эрни задвигались. Голос звучал монотонно и глухо, словно приходил издалека:
- Я стою на развилке. Вокруг сумерки. Две дороги расходятся отсюда. Какие-то цифры видны вдоль них. Возможно, они означают расстояния, но скорее это годы, я не могу разглядеть точно. По одной дороге чем дальше, тем темнее. Ужас притаился впереди. Вдоль другой дороги постепенно светлеет. Я вижу красивые дома и играющих детей. Но потом и на ней сгущается тьма... Я вижу людей, много людей. Целые толпы сворачивают на темную дорогу и пропадают из виду... Я вижу вас, голос Эрни дрогнул. - Вы идете, держась за руки. Вы сворачиваете на светлую дорогу. Дорога становится еще светлее, и темнота отступает дальше. Но все равно, ужас подстерегает и на ней...
Эрни смолкла, зрачки расширились еще больше, и пламя камина словно ожило и затрепетало в них. Но нет, это было иное, более яркое пламя.
- Я вижу женщину, - сказала она, и голос прозвучал очень ясно. - Она стоит в конце дороги. Вокруг сад изумительной красоты, и от женщины исходит свет. Я никогда не видела такого яркого света. Но он не ослепляет глаза.
- Это не Дева Мария? - вдруг спросила Джанет, и Русова поразил обыденный тон ее голоса.
- Нет, - голос Эрни упал до шепота, и свет в глазах померк. - Мне кажется, она не из нашего мира.
Она опустила голову на грудь и сидела так долго. Потом встала, оперлась на руку Джанет, и та увела ее из гостиной. Через некоторое время Джанет вернулась и проводила Русова в приготовленную для него комнату. Так странно закончился этот день.
Комната была маленькая, кровать узкая, и, как догадался Русов, когда-то принадлежала Джанет. На стенах сохранились фотографии кинозвезд, какие-то фильмы с их участием Русову смутно припомнились. Подошел к окну - и здесь дубы, но за речной долиной, наполненной белым туманом, виднелись вершины гор, багровые в лучах канувшего за горизонт солнца.
На сей раз пришлось обойтись без пижамы, не догадался взять. Он разделся и забрался под одеяло, приноравливаясь к узкой постели. О чем думала в ней Джанет, пока не засыпала, о чем мечтала? Кто разберет этих девушек. Впрочем, скорее всего о киноактерах.
Русов лег на бок, зажав меж голых колен прохладную простыню. В последнее время часто думал об Айлин, но сегодня мысли продолжали течь о Джанет. Вспомнил, как мыла его губкой во время болезни,
