— И вы услышали? — недоверчиво спросила Софи. — Когда дует такой ветер?
— Я за вами внимательно слежу. Я и так болен… — Бенедикт снова закашлялся, — и не хочу, чтобы мы в довершение ко всему оказались в канаве.
Софи решила даже не удостаивать его ответом.
— Поверните направо, — скомандовал Бенедикт. — Эта дорога ведет прямо к моему коттеджу.
Софи сделала, как ей было сказано.
— А как называется ваш коттедж?
— «Мой коттедж».
— Так я и думала, — пробормотала Софи. Бенедикт самодовольно ухмыльнулся.
— Я не шучу, — сказал он.
И в самом деле, через минуту они остановились перед элегантным загородным домом, у двери которого висела маленькая скромная вывеска: «Мой коттедж».
— Предыдущий хозяин выбил на вывеске свое имя, но мне показалось, что без него гораздо лучше, — заметил Бенедикт, направляя Софи в ту сторону, где находилась конюшня.
Софи бросила взгляд на дом: небольшой, однако далеко не лачуга.
— И это вы называете коттеджем?
— Не я, а прежний хозяин, — ответил Бенедикт. — Видели бы вы его другой дом.
Несколько секунд спустя они оказались на конюшне, где, слава Богу, дождь им был уже не страшен. Бенедикт выбрался из фаэтона и принялся распрягать лошадей. Он был в перчатках, которые промокли насквозь, и теперь руки никак не хотели слушаться. С трудом освободившись от них, Бенедикт сердито отшвырнул перчатки в сторону и взялся за уздечку. Софи взглянула на его пальцы, покрасневшие, сморщенные, дрожащие от холода.
— Давайте я вам помогу, — предложила она, подходя к нему.
— Я сам справлюсь!
— Конечно, справитесь, — успокаивающе проговорила Софи, — но с моей помощью будет быстрее.
Он повернулся к ней лицом — видимо, затем, чтобы возразить, и снова закашлялся. Подскочив к нему, Софи подвела его к ближайшей скамье.
— Сядьте, пожалуйста, — попросила она. — Я сама распрягу лошадей.
Она думала, что он не согласится, но на этот раз он сдался.
— Простите, — едва выдохнул он. — Я…
— Вам не за что извиняться, — возразила Софи, быстро снимая с лошадей уздечку — вернее, так быстро, как смогли занемевшие и даже в некоторых местах побелевшие пальцы.
— Не слишком… — он снова закашлялся, на этот раз сильнее прежнего, — вежливо с моей стороны.
— На сей раз я вас прощаю в благодарность за то, что вы спасли меня сегодня вечером. — Софи попыталась весело улыбнуться, однако, к своему удивлению, чуть не расплакалась и поспешно отвернулась, чтобы Бенедикт не увидел ее лица.
Но он, похоже, либо что-то увидел, либо почувствовал, потому что вдруг встревоженно спросил:
— С вами все в порядке?
— Все нормально, — сдавленным голосом ответила Софи и, не успела оглянуться, как он бросился к ней и заключил ее в объятия.
— Все хорошо, — успокаивающе произнес он. — Вы сейчас в безопасности.
И в этот момент из глаз Софи хлынули слезы. Она плакала от жалости к себе, оттого, что судьба распорядилась с ней так жестоко и несправедливо. Плакала от того, что на том давнем балу-маскараде, два года назад, Бенедикт держал ее в своих объятиях, и оттого, что сейчас делает то же самое.
Она плакала, потому что он так добр к ней и, хотя явно чувствует себя прескверно и принимает ее за самую обыкновенную горничную, все равно заботится о ней и пытается защитить ее.
Она плакала, потому что не плакала очень давно, с самого детства, и плакала, потому что чувствовала себя такой одинокой.
И она плакала, потому что думала о нем все эти годы, а он ее не узнал. Наверное, это хорошо, что он ее не узнал, но сердце все равно болело.
Наконец слезы иссякли, и Бенедикт, отступив на шаг, коснулся ее щеки и спросил:
— Теперь вам легче?
Софи кивнула, с удивлением отметив про себя, что это и в самом деле так.
— Хорошо. Вы просто перенервничали и… — И он отвернулся от нее, снова согнувшись в три погибели от кашля.
— Вам нужно поскорее идти в дом, — заволновалась Софи, поспешно вытирая слезы. Он кивнул.
— Давайте наперегонки, — улыбнулся он.
Софи изумленно взглянула на него. Она и представить себе не могла, что можно шутить, когда так плохо себя чувствуешь. И тем не менее она, обмотав ремешок сумки вокруг запястья, подхватила юбки и припустилась к двери коттеджа. К тому времени, когда Софи добежала до нее, она хохотала во все горло: как это нелепо — стремглав мчаться под дождем, когда уже все равно вся вымокла насквозь.
Бенедикт прибежал первым, что было вовсе не удивительно. Хоть он и болен, но ноги у него определенно длиннее. Когда она подбежала к нему, он уже барабанил в дверь.
— У вас что, нет ключа? — крикнула Софи, стараясь перекричать ветер.
Бенедикт покачал головой:
— Я не собирался здесь останавливаться.
— Вы думаете, те, кто присматривает за домом, вас услышат?
— Очень на это надеюсь, — пробормотал Бенедикт. Вытерев залитое дождем лицо, Софи заглянула в ближайшее окно.
— Там темно, — сообщила она Бенедикту. — Может, их нет дома?
— Не знаю. Где им еще быть?
— А там нет горничной или лакея?
— Я редко сюда заезжаю и решил, что глупо нанимать для этого коттеджа полный штат прислуги. Горничная приходит периодически, но не живет здесь.
Софи поморщилась.
— Может, посмотрим, не открыто ли какое-нибудь окно? Впрочем, в такой ливень все они наверняка закрыты.
— Это вовсе не обязательно, — мрачно изрек Бенедикт. — Я знаю, где лежит запасной ключ.
Софи изумленно взглянула на него.
— А почему вы говорите об этом таким мрачным тоном? Кашлянув несколько раз, Бенедикт ответил:
— Потому что это означает, что мне придется снова лезть под этот чертов ливень.
Софи поняла: терпение его истощилось. Он уже дважды ругался в ее присутствии, а она видела, что он не из тех, кто ругается в присутствии женщины, даже если эта женщина — простая горничная.
— Подождите здесь, — приказал он и, прежде чем она успела ответить, сбежал с крыльца и скрылся из вида.
Несколько минут спустя Софи услышала, как в замке повернулся ключ, потом входная дверь распахнулась, и на пороге возник Бенедикт со свечой в руке. Вода потоками стекала с его одежды.
— Не знаю, куда подевались мистер и миссис Крэбтри, — осипшим голосом провозгласил он. — Ни их определенно здесь нет.
— Мы одни? — ахнула Софи.
— Абсолютно, — кивнул Бенедикт. Софи устремилась к лестнице.
— Пойду поищу комнату для прислуги.
— Нет, не пойдете! — рявкнул Бенедикт, хватая ее за руку.
— Не пойду?
Он покачал головой:
— Вы, моя дорогая девочка, не пойдете никуда.
Глава 8
