знала, что он совершенно трезв.
— Вам нужно лечь в постель, — сказала она и пошатнулась, когда он вместо прикроватного столбика облокотился о нее.
— С вами? — усмехнулся Бенедикт.
— По-моему, у вас жар, — заявила Софи, отшатнувшись от него.
Бенедикт протянул руку ко лбу, но промахнулся и стукнул рукой по носу.
— Ой! — вскрикнул он.
Софи поморщилась, словно он стукнул не себя, а ее.
Наконец рука Бенедикта добралась до лба.
— Гм-м… Может быть, и в самом деле немного поднялась температура.
Протянув руку, Софи коснулась его лба, отдавая себе отчет в том, что поступает слишком фамильярно, однако сейчас, когда речь шла о здоровье человека, ей было не до таких мелочей. Лоб оказался не слишком горячим, но и холодным тоже не был.
— Вы должны снять с себя мокрую одежду, — сказала она. — И немедленно.
Бенедикт с удивлением оглядел себя. Похоже, он уже забыл, что совсем недавно побывал под дождем.
— Да, — задумчиво пробормотал он. — Вы правы.
Он принялся расстегивать пуговицы на рубашке, однако руки не слушались. Наконец, отчаявшись, он пожал плечами и беспомощно пробормотал:
— Не могу.
— О Господи! Подождите, сейчас я вам помогу.
Софи протянула было руки, чтобы расстегнуть пуговицы, и отдернула их. Выждав несколько секунд, она стиснула зубы и, стараясь не смотреть на видневшуюся голую грудь, принялась ловко раздевать Бенедикта.
— Сейчас, сейчас, — бормотала она. — Уже скоро. Бенедикт ничего не ответил, и Софи повернулась к нему лицом. Глаза его были закрыты, и он стоял, слегка покачиваясь. Такое впечатление, будто он спал стоя.
— Мистер Бриджертон, — тихонько позвала Софи. — Мистер Бриджертон!
Он резко вскинул голову.
— Что? Что?
— Вы заснули.
Он недоуменно захлопал глазами.
— Ну и что с того?
— Вы не должны спать в мокрой одежде.
Бенедикт глянул вниз.
— А почему у меня расстегнута рубашка?
Не отвечая, Софи подтолкнула его к кровати.
— Сядьте, — приказала она.
Должно быть, голос ее прозвучал строго, потому что Бенедикт послушно сел.
— У вас есть какая-нибудь сухая одежда, во что можно было бы вас переодеть? — спросила она.
Бенедикт передернул плечами, и рубашка упала на кровать.
— Никогда не сплю в одежде.
Софи почувствовала, что у нее перехватило дыхание.
— Думаю, сегодня вам придется это сделать… О Господи, что вы делаете?
Он взглянул на нее так, словно она спросила невероятную глупость.
— Снимаю брюки.
— Может быть, вы по крайней мере дождетесь, пока я отвернусь?
Он уставился на нее.
Она тоже смотрела ему прямо в глаза.
Прошло несколько томительных секунд.
— Ну? — наконец подал голос Бенедикт.
— Что «ну»?
— Вы собираетесь отворачиваться или нет?
Софи ойкнула и поспешно отвернулась.
Устало покачав головой, Бенедикт принялся стаскивать чулки. И откуда в горничной такая стыдливость? Ведь даже если она девица — а судя по ее поведению, Бенедикт не сомневался, что так оно и есть, — ей наверняка доводилось видеть голого мужчину. Горничные вечно врываются в комнату без стука со всякими полотенцами, простынями и прочими домашними принадлежностями. Так что быть такого не может, чтобы она хоть раз случайно на него не наткнулась.
Он принялся стаскивать с себя брюки, что оказалось нелегко: они были все еще мокрые и не желали сниматься. Когда Бенедикт наконец справился с ними и остался совершенно голым, он взглянул на Софи. Она стояла к нему спиной, руки по швам.
Неожиданно для самого себя Бенедикт улыбнулся.
С каждой секундой он чувствовал себя все более вялым, так что лечь в постель ему удалось только со второй попытки. С трудом наклонившись вперед, он ухватился за край одеяла, натянул его на себя и, совершенно измученный, откинулся на подушки и застонал.
— Как вы себя чувствуете? — обеспокоенно спросила Софи.
— Нормально, — невнятно произнес Бенедикт. Одно-единственное слово далось ему с невероятным трудом.
Он услышал, как она идет к кровати, и, собрав все силы, открыл один глаз. Софи направлялась к нему, и на лице ее застыло озабоченное выражение.
Бенедикт почувствовал, что ему это приятно. Уже давно ни одна женщина — за исключением матери и сестер — не беспокоилась за него.
— Со мной все в порядке, — прошептал он, пытаясь изобразить на лице успокаивающую улыбку.
Однако голос прозвучал глухо, как из трубы. Должно быть, что-то у него со слухом, решил Бенедикт и протянул руку к уху.
— Мистер Бриджертон! Мистер Бриджертон! — послышалось над ухом.
Он снова приоткрыл один глаз и прохрипел:
— Идите спать.
— Вы уверены, что я вам больше не нужна?
Бенедикт кивнул. Говорить он уже не мог.
— Хорошо. Но я оставлю дверь в вашу комнату открытой. Если я вам ночью понадоблюсь, позовите меня.
Он снова кивнул. По крайней мере попытался это сделать. И заснул.
Уже через четверть часа Софи была готова лечь спать. Она быстро переоделась в сухую одежду и затопила в своей комнате камин, действуя машинально и споро и совершенно не чувствуя усталости. Но едва голова коснулась подушки, как усталость навалилась.
«Какой же это был длинный и трудный день, — мелькнула в голове смутная мысль. — С утра многочисленные домашние обязанности, потом беготня по всему дому от назойливых приятелей Кавендера и его самого… — Глаза у Софи закрылись. — Да, день выдался длинный и трудный…»
Софи рывком села в кровати, чувствуя, как исступленно колотится сердце. Огонь в камине уже почти догорел. Должно быть, она заснула. Но ведь она смертельно устала, а сейчас проснулась. Значит, что-то ее разбудило. Что же? Может быть, ее позвал мистер Бриджертон? Когда она от него уходила, он выглядел не самым лучшим образом, однако не настолько плохо, чтобы опасаться за его жизнь.
Софи вскочила с кровати, схватила свечу и помчалась к двери, придерживая за пояс брюки, которые одолжил ей Бенедикт и которые так и норовили с нее свалиться. Выбежав в холл, она услышала звук, который, похоже, ее и разбудил: глухой протяжный стон.
Софи ворвалась в комнату Бенедикта, задержалась на секунду возле камина, чтобы разжечь свечу, и подошла к кровати. Бенедикт лежал, не шелохнувшись. Софи склонилась над ним, не отрывая взгляда от
