Слишком преданна, чтобы начать ссору, но слишком недовольна, чтобы скрыть раздражение.
Эвинд призвал на помощь все свое терпение.
— Тия, да, вчера вечером я должен был приехать. Но с документами можно работать только в штабе и здесь, в офицерской гостинице, а мне передали личный вызов на совещание. Ты понимаешь, что это значит.
Мая Тиетар-Интали Эвинд медленно покрутила ободок традиционного обручального браслета на запястье.
— Ты уже сказал мне это вчера, Шад, — вымолвила она. — Не повторяйся — я решу, что ты оправдываешься, а тебе это совсем не идет.
— Сердишься?
— Вовсе нет.
— Так, значит, ревнуешь? — попробовал пошутить он.
Уголки подкрашенных губ растянулись в невеселой полуулыбке.
— К кому я могу тебя ревновать, посуди сам? Только не к женщинам — ты даже имен их не помнишь. У тебя одна настоящая любовница, флагман Эвинд, твоя работа.
Вот за что капитан 'Шквала' любил эту красавицу. За острый язычок, ядовитостью лишь немногим уступавший его собственному.
Он усмехнулся:
— Рад, что ты меня понимаешь.
— Я всегда тебя понимаю. Я уже три года твоя жена.
— Слушай, — решительно сказал Эвинд, — это совещание не должно затянуться надолго. Я постараюсь приехать пораньше, и мы сходим куда-нибудь. Идет?
Женщина взяла в руки чашку и уставилась на, ее блестящее содержимое:
— Я… — Она снова вскинула голову и посмотрела Эвинду в глаза. — Ладно. Как прикажете, капитан.
— Значит, мир?
— Как всегда.
— Тогда до вечера, мая Терпение.
— До вечера, маяр трудоголик.
Изображение исчезло. Флагман тихонько хмыкнул и, вернувшись в душевую, насмешливо оглядел своего двойника в зеркале. Невысокий, жилистый, дочерна загорелый, желтые жесткие, как шкура тигра, волосы растрепаны, между бровей, над пронзительными зеленовато-рыжими глазами — глубокая складка. Отчего Тия до сих пор терпит его? Не оттого же, что он Тот Самый Эвинд. Быть женой символа Империи — слишком нелегкий труд.
Быть символом Империи — труд еще более нелегкий.
Когда мальчишка Шад Эвинд волей судьбы очутился в самом горниле истребительной войны с раанами, он не думал о славе. Он не думал даже о том, чтобы выжить. Только о том, чтобы победить.
Может, именно поэтому он прошел по острию меча там, где погибли бы более расчетливые и осторожные. За то, что он совершил тогда, ему был предложен выбор: пожизненная каторга, тихое исчезновение или чин из рук самого Императора и Золотая цепь Империи. Награда, не входившая ни в один список официальных знаков отличия. Зримый знак благоволения Великого, его личный, ни с чем не сравнимый дар.
Двенадцать галалет назад безвестный юноша позволил сделать из себя Того Самого Эвинда, героя и талисмана Империи. И за истекший срок сполна отдал долг повелителю Двенадцати Созвездий за его милость. Золотая цепь тянула за собой бремя особой, ни с чем не сравнимой ответственности. Требовала принимать всегда только правильные решения. Напоминала, что всякий поступок, который прошел бы незамеченным у любого другого, совершенного же тобой, станет предметом долгих обсуждений. Что каждая твоя ошибка — не важно, на мостике 'Шквала' или в частной жизни, — нанесет ущерб не тебе. Это будет ущерб Славе Империи.
А Империя не терпит пятен на своем блеске.
Но Эвинд никогда не избегал ответственности, которая ложилась на его плечи. Даже если к этой ответственности его привлекли насильно.
Флагман отер ладонями лицо и вышел из душевой. До совещания в штабе сектора оставалось немного времени, он успевал еще раз просмотреть подготовленный отчет. Интересно, зачем адмиралу Бьозу Джимаргу понадобилось этим лично адресованным Эвинду вызовом подчеркивать, что явка в штаб строго обязательна? Командир 'Шквала' и так не пропустил ни одного мероприятия, на которых ему полагалось бывать по рангу, хотя — боги свидетели — ничего более трудноперевариваемого, чем словопрения толстых штабистов, для боевого офицера придумать невозможно.
Здание штаба имперских сил на планете Редет II — столице сектора того же названия — снаружи удачно притворялось элегантным трехэтажным особняком в доимперском вычурном стиле, но изнутри оно напоминало зарывшийся в землю звездолет с десятками ярусов и отсеков — кабинетами, конференц- залами, узлами управления технических служб, коробами коммуникаций, помещениями для охраны и арсеналами, которые связывала между собой сложная система гравилифтов и отводных тоннелей. Эвинд усмехнулся про себя при мысли о несоответствии внешности и начинки.
Командира 'Шквала' неожиданно окликнули,
— Мой флагман, разрешите обратиться? — Тёмноволосый атлет в черной форме штурмовых частей с усмешкой в углах губ изобразил стойку 'смирно'
Эвинд чуть заметно поморщился. Он и Мерт Дэмлин недолюбливали друг друга все двенадцать лет знакомства, хотя последние пять из них штурмовик прослужил под командованием Эвинда на 'Шквале'.
— Вольно, майор… Что ты тут делаешь?
— Ищу тебя. Не рано ты ушел из гостиницы, образцовый офицер? До совещания больше галачаса.
— А ты, никак, перевелся в разведотдел, что этим интересуешься? — таким же саркастическим тоном откликнулся флагман.
Мерт Дэмлин резко рассмеялся:
— Нет, просто прикидываю, сколько у нас времени. Прогуляемся где-нибудь, командир? Есть разговор.
— Твое прозвище — Тадж, 'мертвая хватка' — все еще не устарело, — усмехнулся флагман. — Ладно, поднимемся на воздух.
Крыша штабного особняка была плоской, и в соответствии с местными традициями на ней был разбит небольшой кустарниковый сад. Эвинд прошел между растениями с черными маковками и листьями густого лазурного оттенка — чистые, насыщенные цвета имперского герба — остановился у невысокого ограждения и, заложив руки за спину, взглянул на панораму, открывавшуюся внизу.
Война с раанами могла бы закончиться еще двенадцать… хорошо, пусть одиннадцать, пусть десять лет назад. Сведения, которые доставил Императору приемный сын раанского клана разведчик Дон Аньо, давали возможность либо установить мир с враждебной расой, либо стереть ее с лица Вселенной раз и навсегда. Ни того, ни другого Империя не сделала до сих пор. Не сумела? Не могла? Верить в то, что Империи выгодно продолжение войны, не хотело, Совсем не хотелось.
И не верить тоже было нельзя.
Эвинд закусил губу Он сделал себя слепоглухонемым, он закрывал глаза на то, что не замечать было невозможно. Насколько легче приходилось в бою, где можно не думать, не видеть, не рассуждать ни о чем, кроме как о действиях врага. А что делать тому, кто помещен между молотом и наковальней? Да еще превращен в показательный образец?.. Ему остается только смотреть на повседневную жизнь других людей с крыши штаба обороны сектора Редет, как сейчас. И в тысячный раз твердить и повторять, как заклинание, призванное загипнотизировать самого себя: 'Боевые действия мало затронули планеты сектора Редет!' Глядя на эти чистенькие, наполненные шумом и движением улицы, на приветливые улыбки жителей, можно продолжать думать, что те двенадцать лет сражений были все же не совсем напрасны. Раанская война могла бы закончиться, и мысль об этом наполняла душу отвращением; но пока рааны оставались достаточно сильны, Эвинду и таким, как он, было что отстаивать. Занятым стратегическими планами,
