— Мне очень больно говорить все это, честное слово. Просить прощения у тебя бессмысленно, но постарайся понять, если можешь. И не пытайся связаться со мной — я все равно не отвечу. Если ты скажешь хоть слово, решимость меня покинет, и все пойдет по-старому, а я так больше не могу. Ну, вот и все… Прощай.
Сообщение закончилось.
Эвинд почувствовал, как невыносимая тяжесть камнем ложится на плечи.
Флагман перевел изображение жены на настенный экран — только портрет, больше ничего, — и долго смотрел на застывшее в неподвижности лицо Тиетар. Стакан был выпит, наполнен и выпит вновь, а командир имперского ударного линкора 'Шквал' флагман Шад Эвинд все сидел в гостиной, положив подбородок на сложенные ладони упертых в колени рук, и вглядывался в смятенные черты красивой чужой женщины на стереоэкране.
И вспоминал.
Их брак был из тех, что 'совершаются на небесах'. В значении — брак двух звезд. Герой Раанской войны Эвинд и Тиетар-Интали, женщина-модель, кумир и мечта Империи, чье лицо и тело были известны каждому на Двенадцати Созвездиях. Эвинд тогда всего день или два как вырвался из самого горнила войны, будучи вызванным в штаб, и был уверен, что через день или два снова окунется в пекло сражений. Прием у командующего сектором оказался для капитана 'Шквала' полнейшей неожиданностью — тем большей, что в огромном банкетном зале присутствовало немалое число гражданских лиц. Флагману нужно было несколько сотых, чтобы мобилизоваться, извлечь из недр сознания маску Того Самого Эвинда, которую, по счастью, не надо было носить хотя бы во время боев, — и в эти несколько сотых он выглядел, возможно, потерянным. Женщина в длинном вечернем платье приблизилась к нему, остановилась напротив и улыбнулась: 'Вы, кажется, тоже впервые здесь? Тогда давайте вместе пойдем поищем наши места'. Эвинд взглянул в бездонные, словно отгороженные от света завесой ресниц темные глаза и понял, что пропал. Тиетар- Интали была не просто женщиной, не просто прекрасным божеством… она была другой. Ее мир — мир индустрии развлечений, высокой моды, музыкантов, живописцев, скульпторов, для которых мая Тиетар была моделью, — был так далек от рвущего уши и сердце грохота войны, которую только что покинул Эвинд… И ради чего он сражался все это время, если не ради того, чтобы завоеватели никогда не смогли поднять руку на таких, как она!
Переговоры в штабе затянулись, на другой день Эвинд снова встретился с Тиетар-Интали — ее нужно было сопровождать на какой-то очередной благотворительный прием — потом еще раз и еще… Пока кто-то посторонний и почти незнакомый не поздравил их, а в светской хронике не начали склонять их имена, только неотрывно друг от друга. Эвинд не ждал этого. Тиетар влекла его, как несбыточная мечта. Она была не только красива, но и образованна, и умна, с ней всегда находилось о чем поговорить, оценки людей и событий, которые она давала, были критичны и отточены. Флагману было просто хорошо рядом с ней… Но думать, будто она может принадлежать ему одному, было также нелепо, как объявлять монополию на солнечный свет. Смущенный, обозленный, он набрал номер Тиетар — за ее спиной мерцал информ, где в новостях планеты повторяли все ту же сплетню о них двоих. 'Что мы теперь будем делать с этим?' — желая провалиться сквозь пол, спросил он. Тиетар задумчиво глянула на информ. 'Кажется, нам остается только пожениться', — спокойно сказала она, будто прочтя мысли флагмана.
Они любили друг друга, к каким бы разным мирам ни принадлежали; даже теперь все у них могло бы идти хорошо… Если бы только он не был Героем Двенадцати Созвездий, а она Моделью Империи. Любовь гибнет, когда на нее направлены сотни миллиардов глаз. Слова искреннего чувства застревают в горле, когда вспоминаешь, что они принадлежат исполняющим роли 'звездной пары', 'идеальных партнеров' растиражированного по всей Империи 'образца счастливого брака'. Страстность в их отношениях прошла. Но ее сменили внимательность, понимание, терпение. Оба честно и до конца выполняли свой долг друг перед другом.
До сих пор.
Проснувшись утром, Эвинд не сразу сообразил, где он. Не капитанская каюта 'Шквала' и не полумрак супружеской спальни… Неширокий, мягкий, приспосабливающийся к очертаниям тела диван в нижней зале. Посуда была убрана, свет и стерео выключены после того, как хозяин уснул, — хранитель делал это и раньше, но тогда не стояла повсюду такая мертвая тишина. Тия всегда слушала новости, музыку или тихо напевала про себя. Тия! Почему?.. Ах да, ведь она вчера ушла от него.
Эвинд поднялся, совершил, сам не зная зачем, весь положенный — и никому сегодня не нужный — утренний ритуал, натянул легкий комбинезон, в котором обычно ходил дома. На столе уже ждал завтрак — такой же, как обычно в те дни, когда обязанности командира призывали Эвинда на линкор в сумеречные предутренние часы и он ел один задолго до пробуждения жены. Но сегодня все казалось флагману безвкусным. Эвинд едко усмехнулся над собой. Для чего только Джимарг дал ему три дня отдыха? Не стоит больше оставаться в этих стенах. Надо переодеться и отправиться на 'Шквал'. На свое место. Домой?
Но Эвинд знал, что никуда не поедет.
Ночь прошла трудно — рана не беспокоила, но голова была невыносимо тяжелой, и не от выпитого даже… От безжалостной пытки ментоскопом.
За пятнадцать лет службы Империи Эвинд изучил, как ментоскопирование влияет на него. Никаких болезненных реакций в процессе, зато потом приходили сны. Газ-галлюциноген и лучи аппарата словно подтачивали плотину дисциплины, контроля над собой, и наружу внезапно прорывалось все то, о чем Эвинд давным-давно перестал думать… даже то, что он полагал намертво забытым.
После всего, что произошло вчера, флагману полагалось бы бредить Тиетар. Но жена ушла даже из его снов. Вместо Тии Эвинду снилась его родина.
'Империя неоднократно предлагала нам войти в число ее планет.
А мы — мы неоднократно отказывались.
Отчего?
Мы всегда осознавали свою неполноценность рядом с Империей. Еще с тех пор, как чужие корабли впервые прибыли на Теллару. Мы были тогда всего только кучкой разобщенных, разбросанных по континентам государств — но известие о том, что мы не одиноки в небесах, захлестнуло всех небывалой волной энтузиазма. Мы бросили сражаться друг с другом и взялись строить звездные корабли, чтобы на равных войти в содружество 'существ разумных'… Но когда покинули наконец пределы своего мирка, то увидели, что по сравнению с Большим соседом — Империей Двенадцати Созвездий — навсегда останемся племенем папуасов, в своих долбленках гонящихся за трансокеанским многопалубным лайнером.
Мы вернулись к прежнему образу жизни, но забыть то, что видели и поняли, были уже не в силах.
Патриотизм снова, как никогда, вошел в моду. Мы гордились тем, что мы телларийцы, что мы свободны, что наша планета прекрасна. Так оно и было, и всем этим, возможно, в самом деле следовало бы гордиться… Если бы от каждого подобного заявления комком в горле не стояла горечь.
Каждые десять лет после нашего первого — и последнего — выхода в Галактику приносили больше достижений и открытий, чем прежде век-полтора. Но как мы ни старались, одной планете не догнать целый конгломерат миров. Наши спутники ловили имперские программы, имперские корабли время от времени выходили на нашу орбиту. Были отчаянные, которые пытались прорваться туда, чтобы увидеть космос. Некоторым это удавалось. Их предавали анафеме. Никто из них никогда домой не возвращался, чтобы рассказать о своих успехах, — но их имена обрастали легендами. В такие дни горечь становилась ощутимее и острее.
И все же, несмотря на случаи ренегатства, Теллара была единодушна. Если мы не можем войти в союз миров как равные или как старшие, мы останемся вне союза миров. Мы культивировали свою изоляцию, мы носились со своей 'независимостью'. И снова начали увеличивать содержимое арсеналов, чтобы отстоять свободу и независимость, если Большой сосед захочет присоединить нас силой. Мы упорно закрывали глаза на очевидный факт, что Большому соседу на нас совершенно наплевать.
Такое положение длилось десятки десятилетий.
Ecjm очень часто повторять какую-нибудь избитую истину, найдется наконец простодушный, который поверит ей. Секрет полишинеля становится настоящим секретом, когда в кругу посвященных появляется посторонний.
