нею на продырявленном парашюте. Пулеметная дробь, злорадный оскал желтозубого самурая, пролетевшего мимо...
...Проснулся Соколов от того, что Ивачев сильно тряс его за плечо, приговаривая:
- Да вставай же, Анатолий!
На аэродроме к нему подошел младший лейтенант Овсянкин.
- Ну, как дела, адъютант? - поинтересовался Соколов.
- Самолет мой отремонтировали. Облетать бы?
- Очень кстати. Если все в норме, приходи на КП. Со мной полетишь.
Алексей заторопился к самолету.
Соколов долго смотрел вслед истребителю. Он как бы прикидывал: справится ли сероглазый, хлопотливый парень с предстоящим полетом? И опять, как тогда ночью, кольнуло что-то недоброе:
'Вчера Назаров, сегодня этот ладно скроенный парень. Какой стороной обернется к нему судьба?'
Соколов не верил в предчувствия. Но ему не раз доводилось видеть людей накануне их гибели. Он знал - никому не хочется верить в то, что его ждет. Но резкий жест, случайно оброненное слово, тоскливый взгляд - тот, что он успел заметить у Назарова тогда перед полетом, - все это воспринималось словно обнаженными нервами, предвещало надвигающуюся беду.
'Хуже другое, - размышлял этот кремень-командир, - человек расслабляется, дает волю предчувствиям, легко становится жертвой случая'.
- Эй, или оглох? Второй раз окликаю.
Соколов вздрогнул. Пальцы, ставшие вдруг непослушными, сломали о коробок несколько спичек подряд.
'Что это с ним? - удивился Ивачев, заметив вздувшиеся желваки, потные виски, взъерошенные волосы.
- Ты, Толя, случаем, не заболел?
Соколов выплюнул так и не прикуренную папиросу.
- Сколько насобирал летчиков?
- Четверку.
- Маловато. Понимаешь, завтра ведь месяц, как война. Ух, и устроить бы им свалку еще раз!
Вылет наметили на тринадцать часов. Летчики заняли готовность, ждали сигнала. Побежал к самолету Алексей Овсянкин. Подперев рукой голову, дремал Фи-гичев. За ним виднелся самолет Дьяченко.
Ракета хлопнула внезапно. Зашумели запускаемые моторы; восемь истребителей скрылись в полуденной дымке, провожаемые беспокойными взглядами техников.
После взлета стартех эскадрильи Копылов дал указание техникам подготовиться к приему самолетов после посадки, а Гришу Чувашкина послал к инженеру полка.
- Кто же командира встретит? - Младший воентехник вопросительно глянул на Копылова.
- Твой командир - мой командир. - Старший техник разговарил звонко и нараспев. - Ясно?
Инженера Чувашкин разыскал в ремонтных мастерских. Урванцев послал его за запчастями на склад, а когда Гриша возвращался обратно, самолеты уже вернулись с боевого задания.
Чувашкину стало вдруг не по себе: 'Садится шестой. Где же еще пара?' Зародившаяся тревога погнала его на аэродром. Он торопил шофера. Проезжая мимо второй эскадрильи, Гриша видел, как из самолетов выпрыгнули Ивачев и Лукашевич, к ним спешили Викторов и Столяров.
Чувашкин понял: случилось непоправимое.
'Неужели?.. - Подумать о Фигичеве и Дьяченко он не успел, дыхание перехватило: - Моя стоянка пуста!'
- Ума не приложу, товарищ майор, - докладывал командиру полка Ивачев. Сбить не могли - это точно.
- Мы бы увидели, - уверял Викторов.
- Расскажите-ка обо всем по порядку, - потребовал Иванов.
- Соколов с четверкой летел справа, чуть выше. За Днестром дымка сгустилась. Оргеев был как в кисее.
Ивачев рассказал, как они наткнулись по дороге на фашистов, обошли их стороной, выскочили на аэродром и с четырехсот метров сбросили бомбы по куче 'юнкерсов'. Пары Соколова и Фигйчева бомбили стоянку 'мессеров'. Взорвали бензозаправщик.
- Зрелище сверху потрясающее, - не удержался высокий пышноволосый Николай Столяров. Эта картина во всех подробностях все еще стояла у него перед глазами: горят 'мессеры', взрываются бомберы, огромные клубы дыма и пламени беснуются на аэродроме. Едкий запах гари бьет в нос, а 'миги' снова и снова идут в атаку.
- Летчики в азарт вошли, - продолжал Ивачев, - пикировали буквально до земли, расстреливали самолеты в упор. Я подал сигнал сбора. Отошли от аэродрома уже шестеркой.
- Ну, а зенитки? - Виктор Петрович внимательно смотрел на летчиков. Не могли они сбить их?
- Начали стрелять после первой атаки, - сказал Валентин Фигичев, - мы вдвоем их и придушили.
- Но сбить Соколова, - Дьяченко покачал головой. - Все равно, что бы там ни было - отомщу я им, гадам, за командира.
- Может, действительно, подбили, - предположил Николай Лукашевич, - а мы не заметили...
- Сидят они где-то, - оживился Фигичев, - вот увидите, дадут о себе знать.
- Я бы предпочел видеть Соколова с нами, - окинув всех тяжелым взглядом, заметил Иванов. Летчики угрюмо смолкли. - Потерять за один вылет сразу двоих летчиков!
- Все виноваты! - с горечью бросил командир. - Плохо взаимодействуем. Страшный для нас урок. Слишком дорогая плата. Потерять таких людей...
Иванов не мог предположить, что к вечеру еще двое из стоящих здесь погибнут смертью героев.
Нет, не может затеряться человек. Даже на войне. Рано или поздно находятся свидетели, очевидцы, документы - они рассказывают о подвиге героев или разоблачают подлость...
После войны я нашел в полуистлевших страницах боевых донесений записи, датированные 21 июля 1941 года, и показания фашистского летчика, сбитого 22 июля под Котовском. '...В 13.00 восемь 'МиГ-3' с высоты 400 метров бомбами и пулеметным огнем уничтожили 13 самолетов... Не вернулись с боевого задания командир эскадрильи старший лейтенант Соколов А. С. и младший лейтенант Овсянкин А. И....'
Сколько героизма стояло за каждой из этих сухих строчек. '...18.00. Лейтенант Викторов В. М. и младший лейтенант Столяров Н. М., прикрывая Рыбницкий ж.-д. мост, вели бой с 'юнкерсами' и 'мессершмиттами'. В неравной схватке погибли, но врага не пропустили...'
'Погибли, но врага не пропустили'. Где найти более точное, более сильное определение для их подвига. Эти парни, носившие на груди комсомольский билет, любили жизнь, песню, солнце. Витя Викторов и Коля Столяров...
Им бы жить. Жить!.. '...19.25. Три 'МиГ-3' сопровождали 'Су-2' в район Могилев-Подольский, вели бой с четырьмя 'Ме-109'. Младшие лейтенанты Дьяченко Л. А. и Шиян Г. Т. сбили по одному 'Ме-109'...'
Дьяченко сдержал свое слово. Их бой наблюдали сотни советских людей. Летчики не знали этого. Не знали они и другого. Сбитые фашисты врезались в землю почти там же, где несколько часов назад произошел другой подвиг.
Я услышал эту историю от Евтихия Тимофеевича Грозного много лет спустя.
... В тот день Евтихий Грозный, солдат нашего БАО, посланный закупать скот на убой, устало шагал по опустевшей улице Каменки и тревожно вслушивался в глухую трескотню пулеметов со стороны Ямполя. Нещадно палило солнце. Напротив сельсовета сиротливо торчала никому не нужная трибуна. Откуда-то из огородов выскочил запыленный мальчуган.
- Ой, диду, в Ямполе немцы!
- Тсс! - строго пригрозил Евтихий. - Якой я тебе диду! Солдат я, понял?
Мальчонка скорчил презрительную гримасу:
- Фью, солдат с палкой. Таких не бывает. А может, ты, это... - глаза его сузились, - дезертир?
Солдата чуть удар не хватил со злости, но обидчика уже след простыл.
Выбравшись на пыльный большак, Евтихий примкнул к колонке беженцев. Люди, серые от горя и пыли, со страхом посматривали назад, где коптили небо черные языки пожарищ; оттуда явственно доносилась пальба.
На повозке, набитой скарбом, сидела обессиленная женщина. Ее черноволосая дочка, в красном галстуке и с сумкой на коленях, пугливо озираясь, понукала тяжело переступавшую гнедуху. Женщина, придерживая узелки, с тоской и страданием смотрела на посевы и беспрестанно твердила:
- Сколько добра пропадает, сколько трудов...
Слушая причитания беженки, Евтихий в которой раз за это время убеждался, что не личная судьба и не собственный дом волнуют сейчас людей народное добро, судьба Родины им дороже всего.
Как выяснилось из разговора, муж и два ее сына были на фронте.
- Наша фамилия Даниленко. Может, встретите где моего Василя? Кланяйтесь ему, - попросила женщина со слабой надеждой.
- Может, и встречу, - машинально ответил Евтихий, прислушиваясь к реву и стрельбе самолетов.
Над крутым и заросшим берегом Днестра появилось несколько истребителей. Один летел как-то вяло, неуклюже разворачивался то в одну, то в другую сторону. Второй защищал его, отбиваясь от двоих фашистов. Скоро один фашист загорелся и на глазах у всех факелом рухнул у села. В этот момент израненный, без колес, 'ястребок' скользнул над головами и вспахал глубокую борозду на сжатом поле. Красный нос, такая же полоска на хвосте... Свой, с нашего аэродрома! Солдат кинулся к месту падения. Туда уже мчалась санитарная повозка, случайно примкнувшая к беженцам.
Бежать было нелегко. Когда до самолета осталось не больше пятисот метров, появились немцы...
...Расправившись с 'мессерами', Алексей Овсянкин сделал круг над раненым командиром. На помощь к нему спешили свои. Алексей хотел улететь домой, но тут из лесу показались немцы. Несколькими атаками он загнал фашистов обратно, круто снизился и сел неподалеку, чтобы взять командира на свой 'ястребок'.
Гитлеровцы вновь выскочили из лесу, зелеными пауками стали карабкаться на пригорок. Когда Алексей подрулил к упавшему 'ястребку', они были еще метрах в трехстах. Соколов поджег свой самолет и с трудом заковылял ему навстречу. Овсянкин выскочил из кабины, подхватил командира и что было сил заспешил обратно.
Фашисты что-то орали, но не стреляли, рассчитывали захватить летчиков живыми.
