Горя, как в огне, но стараясь не вскрикивать, я добрался до улицы. Взял такси.
Час спустя врач при гостинице мыл меня под душем, самым болезненным образом обрабатывая мне раны, чтобы удалить из них красный перец, соус «Табаско» и горчицу. Но это не было так уж больно только потому, что он сперва впрыснул мне морфий. Делая свое дело, он приговаривал:
— Ц-ц-ц. Несмотря на все эти раны, мы прекрасно побежим даже в самой тесной толкучке.
Ну, такому больше не бывать. Если все пойдет хорошо, то через двое суток Хеллеру придет конец и я выберусь из Нью-Йорка! Этот город сидел у меня в печенках. В жизни не думал, что город может превратить меня в закуску. Если б я не остерегался, то мог бы стать даже кексом — с изюмом!
Когда я проснулся, наступил уже полдень. Лежа в постели, я осторожно ощупал себя. Да, я все еще был жив — невероятно, но факт.
У меня был один козырь в рукаве — помимо сплошных синяков.
Я вовсе не собирался в тот вечер идти на расправу к мисс Щипли!
Вопрос заключался в том, сойдет ли мне это с рук. Выберусь ли я из Нью-Йорка живым?
Это будет, думалось мне, ужасно рискованным делом. Я стиснул зубы. Долг — это бремя, но, прежде чем бежать, я должен убедиться, что Хеллер сокрушен. Иначе меня на пути в Турцию прикончит какой- нибудь неведомый мне шпион. Было бы нелепо бежать из Нью-Йорка, чтоб в Турции неожиданно стать трупом. И тут на меня нахлынула новая волна ужаса: я вспомнил убийцу, грозившего в первую очередь прикончить Ютанк!
Сутки мне придётся промучиться. Мне предстоял трудный день, ибо вечером, видя, что я не появился в назначенный срок, мисс Щипли позвонит в Государственную налоговую службу.
К этому времени Гробе, как бы глубоко он ни забрался в джунгли Центральной Америки, несомненно, заметит, что имена Отвертини, Надувало и Сожрэ еще раз появились рядом с названием «Киннул Лизинг».
Орудуя двумя руками, я кое-как позвонил по телефону и заказал себе завтрак. И тем самым поступил неразумно. Обслуживающий номер официант, заметив у моей двери кучу газет, добавил мне лишнего бремени.
Это явилось тем самым толчком, который ну как бы выбил меня за грань.
Точно как предсказывал Мэдисон, о Вундеркинде говорила вся первая страница.
Совершив поступок «беспрецедентный в истории», он даровал «все, что выиграл от улаживания судебных исков», фермерам штата Канзас.
Теперь-то я знал, что в действительности это был пшик, от которого и оставался только пшик. Но это дело насчет фермеров из Канзаса никак не укладывалось у меня в голове. Они-то тут были при чем?
Может, меня уже лихорадило, но эта головоломка превратила мое состояние в странный какой-то бред.
Весь вечер я лежал, со страхом взирая на дверь. Вот-вот, думал я, двое кошмарных налоговых инспекторов проскользнут в щелку под дверью или какая-нибудь змея позвонит мне через американские войска связи прежде, чем я успею покинуть гостиницу. Противное душевное состояние. С наступлением темноты оно стало еще хуже. Я знал, какова будет реакция мисс Щипли, когда звонок ее двери надолго замрет в молчании. Это напряженное ожидание будет чревато взрывом! От нее тогда уже жди не легкой досады, а кое-чего похуже! Из нее так и полезет нецензурщина.
Ночь тянулась медленно. Каждый раз, когда шевелилась занавеска, я ожидал появления подосланного Ломбаром незнакомца, перенесенного волшебным ковром-самолетом из Турции с сообщением от вдовы Тейл, информирующей меня, что и она позвонила в налоговую инспекцию. Спать было бесполезно. Тут же наплывали кошмары, и самым жутким из них была Кэнди: она умоляла Ломбара и пилотов-убийц заставить меня кричать громче!
Вдобавок ко всему, эхом прокатываясь по комнате, звучали слова Хеллера, обращенные ко мне когда-то: «Судя по вашему акценту, вы офицер Академии, верно? Какая же печальная дорога привела вас к „алкашам“?»
Это меня очень сильно смущало. Как он узнал о Гробсе?
Прошли ночные часы, и этот туман рассеялся.
Голоса. Настоящие живые голоса!
В одном я узнал жившего при гостинице доктора. Зимний солнечный свет проникал сквозь остекленные двери террасы пентхауза. Наступило еще раз утро. Утро дня «X». Дня начала операции.
— Кажется, у него была лихорадка. Теперь она прошла. Если он снова заснет и станет кричать, просто дайте ему одну из этих таблеток аспирина, — и доктор захлопнул свой чемоданчик и вышел.
Ютанк! Она стояла у зеркала и причесывалась. На ней был шелковый халатик. Должно быть, она почувствовала, что я смотрю на нее.
— Ты все кричал и кричал, и мне плохо было слышно радио, поэтому, когда пришел доктор, я его впустила.
Милая Ютанк! Она олицетворяла все, чем я владел. Как заботливо с ее стороны! Как нежно!
— Они преследуют меня! — сказал я.
— Я бы не удивилась, — спокойно отвечала она, укладывая прядь под жемчужную серьгу.
— Да нет же! Они действительно преследуют меня! Федералы в любую минуту могут прислать сюда американскую армию со змеями!
Она круто повернулась. А я все-таки добился ее внимания. Она в конце концов заинтересовалась мною!
— Бумажник! — воскликнула она. — На нем кровь! Ты убил человека!
Я слишком ослабел, чтобы спорить.
— Да, да, верно. Если нынче утром я получу хорошие новости, нам придется бежать! Хотя и нужно бы повременить, но мы не можем. Мы должны убраться из Нью-Йорка!
Лицо ее побелело.
— В четыре часа вылетает самолет, — сказала она. — Я немедленно соберу вещи!
Практичная расторопная девушка. Она стрелой вылетела из комнаты.
Голос у меня был слишком неуверенный и хриплый, чтобы позвать ее назад. Если я не получу хороших новостей, домой отправлюсь не иначе как на смерть.
Обеими забинтованными руками я кое-как набрал номер отдела обслуживания абонентов. Дело обещало быть очень рискованным. Армейские связисты в любую минуту могли принести своих змей, сдобренных красным перцем службы налоговой инспекции.
— Пришлите мне две взбитые газеты, пережаренные, пожалуйста, — сказал я в трубку.
Я ждал, ощущая психофизический стресс. Официант пришел и, обнаружив под дверью стопки газет, внес их в номер и свалил на постель. Волнами боли это отозвалось во всем моем теле, но ведь газеты всегда вызывают такую реакцию — что с них возьмешь?
Трясущимися руками я развернул одну.
Что меня ждет: победа или смерть?
Боги! Заголовки!
