Я открыл рот от изумления! Никогда не понимал, до какой же степени воображение может играть роль в связях с общественностью!
Но как убедительно!
И фотография тут была, на первой странице, на целых три столбца! Улыбающийся Фаустино передает ухмыляющемуся Вундеркинду толстеннейшую пачку грязного барыша. А Вундеркинд, очевидно, поднимает свой шлем, приветствуя своего благодетеля. Неважно, что десятую долю секунды спустя Фаустино уже мчался, как электрический кролик на беговой дорожке для собачьих бегов! Фотографы запечатлели нужное им как раз вовремя! Вот это мастера!
Надпись под фотографией гласила:
Я был просто ошарашен! Какой виртуозностью обладали связи с общественностью! Мне никогда не приходило в голову, что заголовки являются результатом перегретого воображения, сценических постановок событий и ворохов чистого пшика! У меня от этого просто перехватило дыхание.
А с какой ловкостью связали они все это с именами! Никсон, Наркотичи, босс Твид. Вундеркинда теперь поставили рядом с преступниками! Как убедительно! Кто бы мог в этом сомневаться?
Другие газеты печатали то же самое. Этот материал скакал от побережья к побережью и даже вокруг света. Фото показывали по телевидению. По радио каждый час говорили об этом в текущих новостях. Какой широкий охват средствами массовой информации! Просто обвал! И, боги мои, это было вынесено на все спортивные страницы! Они давали прошедшие гонки в отдельных кадрах. Это означало, что в спортивных программах телевидения будет бегущая цветная строка.
Все вытащили наружу! Значит, вот как делались новости! Прав был Мэдисон. Я и в самом деле не был профессионалом по связям с общественностью.
Но подождите: как Хеллер-то воспринимал эту новость?
Я включил видеоаппаратуру. Хеллер ехал за баранкой старого такси по той стороне реки, что ведет в Джерси. На полу у него, под счетчиком, лежала стопка газет, и он поглядывал на нее время от времени. Его проняло!
Я перекрутил пленку назад. Да, прибыв в офис, Хеллер вызвал Джованни, и тот просто сказал: «Лучше тебе приехать сюда, малыш, но я тебе советую не являться». Голос звучал очень напряженно. Хеллер попал в переплет!
Ах эти ССО, ССО, связи с общественностью, связи с общественностью! Какое прекрасное средство втравить человека в беду. Теперь я понимал, что от поражения таким орудием никто не гарантирован. Оно может обрушиться везде и на всякого. Предсказать это было невозможно! Сейчас ты с упоением занимаешься своими делами, а в следующий момент — бац! — ты сам-то и пальцем не пошевелил, а уже готов, пристрелили тебя связи с общественностью. И нет у тебя ни малейшей догадки, что это был выстрел. Может, подумаешь, что так, видимо, устроен мир: что газеты ненадежны, часто ошибаются или просто угождают низменным вкусам публики, требующей сенсаций.
Тонкий знаток рукопашной схватки, флотский военный инженер, способный взорвать, не получив и царапины, и крепость, и базу, Хеллер был листиком на ветке перед могучим ураганом связей с общественностью — ССО, всего лишь щепкой, которую могло разнести в клочья по воле такого мастера, как Мэдисон. А Хеллер не только не знал, откуда пришел удар, больше того — не было абсолютно никого, с кем бы он мог воевать, и ничего, что он мог бы с этим поделать! Мэдисон с помощью всего лишь нескольких фотографий превратил его в беспомощную пешку!
Все, что знал Хеллер, сводилось к одному: влип. Он ехал к своей беде. Он даже о маскировке не позаботился, покидая Нью-Йорк.
Вспомнишь о стопке бумаги — и только-то. Для нее и одной спички было бы достаточно, чтобы сжечь всю дотла. Но эта стопка бумаги была на своем пути к уничтожению Хеллера!
Я это сразу почувствовал по голосу Джованни.
Возле дома Малышки он припарковался.
Джованни встретил его в лифте.
— Малыш, я бы не совался.
Хеллер протянул Джорджио светло-коричневый кожаный плащ и фуражку, но тот не захотел их брать. Плащ упал на пол.
Малышка не появлялась.
Из-за другой двери на противоположном конце комнаты доносились какие-то звуки. Хеллер прошел и открыл ее.
Что-то вроде маленького рабочего кабинета. Камин, но без огня. На стенке распятие. Коврик на полу черный.
И там находилась Малышка. Она стояла на коленях. На голове какая-то дерюга. Она вынимала из камина пепел и размазывала его по лицу.
— Mia culpa, — причитала она. — Mia magna culpa.
Это моя вина, это моя большая вина.
Малышка плакала.
Но вот она почувствовала, что кто-то вошел, и обернулась. По лицу ее, измазанному пеплом, струились слезы, оставляя две чистые борозды. Малышка увидела его.
— О, Джером, — простонала она. — Мой собственный сын traditore! — Она склонилась, горько плача. — Мой собственный сын, собственный сын!
Хеллер сделал попытку приблизиться к ней:
— Госпожа Корлеоне, прошу вас, поверьте мне…
Немедленно последовало отвержение. Вытянув в сторону пришедшего раскрытые ладони, Малышка поспешила остановить его:
— Нет, нет, не приближайся ко мне! Где-то каким-то образом ты осквернил наш род! Ты запятнал честь семьи! Не подходи!
Хеллер и сам упал на колени на почтительном расстоянии от нее и снова попытался оправдываться:
— Ну, пожалуйста, выслушайте меня, госпожа Корлеоне, я не имел…
— Traditore! — рявкнула она, отшатнувшись, стараясь еще больше отдалиться от него. — Ты разбил сердце бедной своей матери!
