всю душу,- признается он.- Что вы придумали, Сан-Антонио? - Нет никакого трупа, Пеллегрини. Слышите? Трупа нет. Женщина тяжело ранена. Он разевает свои моргалы. - Может, я тупой, но чтоб черт меня взял, если я понимаю, что это вам дает! Я кладу ему на плечо руку. - Эти ублюдки убили девушку, чтобы заставить ее молчать, но поскольку стреляли через дверь, то не могли проверить, насколько хорошо выполнили работу Они считают, что прикончили ее, потому что это очень вероятно, но уверенными в этом быть не могут. Поэтому я решил, что девушка чудом осталась в живых. Если не возражаете, версия будет такой: малышку нашли истекающей кровью, с несколькими пулями в груди, но по счастливой случайности ни один жизненно важный орган не задет. Она очень слаба, потому что потеряла много крови. Ей сделали переливание, и есть надежда, что завтра она будет в состоянии говорить... - Понимаю...- одобряет Пеллегрини.- Вы надеетесь, что убийцы постараются ее добить? - Совершенно верно. Если люди идут на риск убрать девушку, значит, твердо решили заткнуть ей рот навсегда. Мы устроим им мышеловку. Вот почему я позвал вас одного. Мне необходимы надежная больница и надежные люди, чтобы доставить ее труп. Я не хочу, чтобы прошел слух, что моя история - туфта. Пеллегрини размышляет. - Один мой друг руководит клиникой. С ним будет легко договориться, но нельзя быть уверенным в молчании санитаров, шофера 'скорой' и сиделок. Я хочу вам предложить другую вещь... - Какую? - Мою жену. Я не сразу въезжаю. - Вашу жену? - Ну да... Я велю ей приехать сюда. Она сыграет раненую. Ожидая ее, мы спрячем труп. Таким образом в тайну кроме нас будет посвящен только врач, а за него я отвечаю. Он парень надежный. Мы с ним вместе были в партизанах. Не дожидаясь моего мнения, он снимает трубку телефона и сообщает своей благоверной о роли, исполнения которой ждет от нее. Он кладет трубку и поворачивается ко мне, весь светясь. - Она у меня романтик. Согласилась с восторгом. Так что у меня будет свободная ночь - нет худа без добра! Ладно, еду к моему приятелю, чтобы ввести его в курс дела. Как только моя женушка будет тут, позвоните по этому номеру. Он уходит, и я остаюсь наедине с мертвой девушкой. Воспользовавшись этим тет-а-тет, я обыскиваю квартиру, но это ничего не дает. Меня охватывает нервозность. Я закуриваю сигарету, но тут же бросаю ее. 'С меня хватит!' говорю я себе. За те две недели, что я занимаюсь этим говённым делом, все, к чему я прикасаюсь, разваливается, как карточные домики. Я мотаюсь из одного конца Франции в другой, таскаю на себе трупы, отправляю людей на тот свет, допрашиваю... И все без малейшего результата. Приманка в парижском морге, кажется, рыбку не привлекла... Если бы было что-то новое, шеф бы меня предупредил. Кстати! Надо ему звякнуть. Сев в кресло на плоской крыше, я осматриваю пейзаж, совсем близкое море, пальмы... Не хватает только стаканчика виски. Не знаю, заметили вы это или как, но за последнее время я стал почти трезвенником. Если трезвость годится для верблюдов и воздушных акробатов, то мне это не подходит. Даже наоборот. Чтобы мои мозги фурычили на должном уровне, им нужно горючее. Иду порыться в баре и нахожу как раз то, что хотел,- нераспечатанную бутылочку виски. Вот что значит постараться как следует. Я в два счета отвинчиваю крышку, смотрю на просвет и приставляю горлышко к месту, которое добрый боженька дал мне для этой цели, ко рту то есть. Раз бутылка полна, мне не приходится особо запрокидывать голову... Посасывая виски, прищуриваюсь. Солнечный луч бьет мне прямо в зенки. Это тем более странно, что стою я не только в тени, но и повернувшись спиной к тому, что поэты называют дневным светилом! Солнечный луч пляшет по крыше. Такое впечатление, что какой-то ребенок развлекается, пуская солнечные зайчики мне в глаза. Мне это не нравится. Совсем не нравится... Смотрю в сторону, откуда идет луч... Это окно современного дома на противоположной стороне улицы. Угол шторы на том окне немного приподнят. Солнце отражается не от чего-нибудь, а от линзы подзорной трубы. Кто-то наблюдает за мной, прячась за шторой, и не знает, что солнце выдало его присутствие. Я вижу в этом счастливый знак. Если солнце встало на мою сторону, можно рассчитывать на полный успех!
Глава 8
Шаги на крыше заставляют меня обернуться. Приближается симпатичная невысокая женщина. Сейчас она выйдет на открытое место и попадет в поле зрения наблюдателя. ~ Стойте!-кричу я. Она останавливается. - Вы мадам Пеллегрини? - Да... - Не ходите сюда: кто-то следит за домом в подзорную трубу. Оставайтесь где стоите! Я закуриваю сигарету и небрежным шагом направляюсь к ней. - Не двигайтесь. Если приедут санитары, скажите, чтобы они тоже не выходили на крышу. Пусть ждут меня. Я сейчас вернусь... Спускаюсь по каменной лестнице, прыгаю в лифт, и вот я уже на улице. Я заметил серьезные ориентиры... Окно, из которого за мной следили, находится на верхнем этаже соседнего дома, между окном со шторой оранжевого цвета и другим, с красной шторой. Ошибиться невозможно. Я спрашиваю себя, кто может быть наблюдателем. Может, это просто маньяк, любящий подглядывать за соседками? Но я хочу удостовериться, так ли это. Перехожу улицу. Интересующий меня дом похож как родной брат на тот, откуда я только что вышел. Молодая и вполне пригодная к употреблению консьержка трет пол щеткой, защитив руки резиновыми перчатками. - Простите, мадам,- обращаюсь я к ней со своей самой неотразимой улыбкой,вы можете мне перечислить жильцов восьмого этажа? - А вам зачем?- беспокоится она. - Допустим, единственная цель моего вопроса - удовлетворение естественного чувства любопытства,- отвечаю я, доставая свое удостоверение. Оно не производит на нее особого впечатления. В наши дни полицейское удостоверение не имеет в глазах молодежи былого веса. - На восьмом,- отвечает она,- живут: учитель плавания (он сейчас на пляже), учительница - она уехала на каникулы, и одна квартира сдается. - Повторите!- кричу.- Сдается квартира? Я лет сто не слышал от консьержки эту фразу! Она пожимает плечами. - Это я неправильно выразилась. На самом деле ее пока сдать нельзя. Владелец помер, а наследнички не чешутся. Я размышляю. - Это та, что посередине? - Да... - У вас есть ключ? - Нет. - Ничего страшного... Там сейчас кто-нибудь есть? - Да нет, я же вам сказала... - Все сходится, спасибо. Я иду по коридору. - Э, вы куда?- кричит милашка. Я пока не могу ей ответить, что интересуюсь незанятыми квартирами, используемыми в качестве наблюдательных пунктов. - На небо,- отвечаю.- Поднимусь на восьмой, чтобы быть к нему поближе! Она забывает закрыть рот. Подойдя к двери, навостряю уши. Ни единого звука! Меня наполняет сомнение. А если я ошибся? Если это просто забытый на подоконнике блестящий предмет? Хотя сейчас это не так уж важно. Нажимаю на звонок. Опять тишина. Я без тени сомнений второй раз за день прибегаю к помощи отмычки. Этот замок не упрямее предыдущего. Захожу в прихожую, где стоит затхлый запах. Быстрый расчет позволяет мне определить, в какой комнате находился наблюдатель. Поворачиваю ручку и отскакиваю в сторону, ожидая получить порцию маслин. Ничего такого не происходит. Опять-таки тишина, густая, хоть ножом режь... Осторожно заглядываю в комнату. Она пуста... Я захожу, иду к окну, поднимаю угол шторы и ясно вижу крышу с хижиной покойной малышки Блаветт. Смотрю по сторонам. Ничто не позволяет предполагать, что недавно здесь кто-то находился... Хотя нет - запах.. Довольно резкий запах, который я уже где-то вдыхал. В этом я абсолютно уверен. Видите ли, в числе прочих моих достоинств есть и отличная память на запахи... Да, этот резкий запах туберозы уже где-то щекотал мой хобот... Но где? И когда? Я вспоминаю. Я глубоко вдыхаю, чтобы хорошо запомнить ассоциации, которые он у меня вызывает, потом осматриваю остальные помещения квартиры. На кухне есть незапертая дверь, ведущая на черный ход. Это через нее слинял наблюдатель, услышав мой звонок. Я действовал как последний идиот. Зря я подчинился условностям... Сейчас мне только не хватало заделаться в джентльмены. Выскакиваю на площадку, к лифту. Если немного повезет, консьержка может увидеть таинственного наблюдателя... Кроме того, ему придется сбегать вниз восемь этажей, и у меня есть шанс догнать его на лифте. Однако меня ждет новое разочарование. Молодая консьержка здесь. Стоит и с любопытством заглядывает в квартиру... Раз она здесь, то не могла видеть выход на сцену интересующего меня человека. - Куда выходит черный ход?- спрашиваю. - В тупик, рядом... Я бросаюсь в лифт, не обращая внимания на ее вопли. На улице я быстро нахожу тупик, о котором мне говорила церберша. Естественно, там никого нет. Как меня надрючили! Я издаю такое мощное ругательство, что оборачиваются человек двенадцать. Все, можно возвращаться к моим жмурам, настоящим и фальшивым!
Глава 9
В больнице все дрыхнут. Палата, куда положили бабу Пеллегрини, находится в глубине коридора, на втором этаже. Палата двухместная, кровати отгорожены раздвижным занавесом. Я его задернул и устроился во второй части комнаты, ожидая дальнейших событий с пушкой в руке. Тереза Пеллегрини, таким образом, занимает первую кровать. Ее голову обмотали марлей для большего правдоподобия... Я слышу ее ровное дыхание и через дырку, проделанную в занавеске, вижу маленькую часть лица. Ночник заливает палату болезненным голубым светом, как раз достаточным, чтобы я мог прочитать статью в только что вышедшем номере одной ниццкой брехаловки. Она озаглавлена: ТАИНСТВЕННАЯ ДРАМА В КАННЕ Подзаголовок: Молодая женщина расстреляна из автомата через дверь своей квартиры Написавший статью журналист постарался от души, используя уже готовые штампы. В каждом абзаце есть 'чикагские методы', 'несчастная девушка', 'таинственные гангстеры' и тому подобное. Но
