медленно поднимает оружие и приставляет его к виску. Я бросаюсь вперед с воплем: - Не дурите! Но выстрел грохает прежде, чем я успеваю вмещаться. Тогда я останавливаюсь и смотрю. На виске врача образовалась большая красная дыра. Из нее хлещет струя крови. Он шатается, потом его ноги подгибаются, и он растягивается на выложенном плиткой полу кухни, как будто ему полоснули автоматной очередью по ногам. Боксер отталкивает меня и бросается к дергающемуся в конвульсиях телу. Собака, подвывая, начинает лизать кровь, текущую из раны. Я поворачиваюсь к Андрэ. Он не встал со своего стула и постукивает себя по кончику носа лупой, которую держит в правой руке... - У него странная манера приветствовать гостей,- замечаю я. Фраза повисает в полной пустоте, какая бывает только в желудке факира или в голове киноактрисы. Я наклоняюсь к Бужону. - Он мертв, да?- спрашиваю я вслух. Андрэ подходит ко мне. - Да,- подтверждает он. Я в десятитысячный раз впадаю в бешенство. ~ Подлец!- ору я без всякого почтения к покойнику.- Мог бы сначала заговорить, а уж потом отправляться к предкам! Это провокация - стреляться на глазах у полицейских! Если бы я был в хороших отношениях со святым Петром, то попросил бы дать этому придурку дополнительных сто тысяч лет в чистилище! - Какого дьявола он это сделал?- спрашивает Андрэ. - Если бы я знал!.. Думаю, он испытал потрясение, увидев нас в своем доме. Он был замешан в это дело, понял, что ему крышка, и... - Есть еще кое-что,- шепчет врач. - Что? - Я смотрел на этого человека... Он до ушей набит наркотиками... Вы не заметили его расширенные зрачки, блуждающий взгляд, бледное лицо? - Да, но... - Этот тип был в состоянии улета. Не мог различить бред и реальность. Он застрелился почти случайно; как падает внезапно разбуженный лунатик. - Марихуана? - Может быть! Я узнаю это позже... - Док,- говорю я,- время идет. Мы известим по дороге жандармерию, но я должен ехать, потому что мой патрон ждет меня в конторе. - Надеюсь, он подождет лишние полчаса и у нас будет время съесть бифштекс с жареной картошкой? - О! Можно сказать, что вид трупов не лишает вас аппетита!- замечаю я. - Аппетита меня может лишить только смерть,- уверяет Андрэ. Я восхищаюсь артистизмом, с каким Андрэ очищает грушу, пользуясь для этой операции ножом и вилкой. Мы поели молча. Теперь я чувствую приятное тепло хорошо идущего пищеварения. - Четвертый!- говорю я. Я сказал это для себя, но мой спутник с удивлением смотрит на меня. - Что вы сказали? Я спускаюсь на землю. - Я сказал 'четвертый', думая о докторе Бужоне. Видите ли, док, в одно прекрасное утро я случайно сунул нос в драму с пятью персонажами... Из этих пятерых четверо мертвы... Сначала умер антиквар Бальмен, потом его коллега и друг Парьо, затем дочь Бужона - по его собственному признаю - и, наконец, сам Бужон... Мне остается только поймать маленького педика, ударившегося в бега. Я спокойно излагаю факты в их хронологическом порядке. - Бальмен умер с помощью Парьо... Это доказывает устройство в его машине. - Пожалуй. - Несмотря ни на что, Парьо тоже боялся... Из всех вопросов, которые я себе задаю, больше Всего мой мозг занимает тот, что относится к этому 'На помощь'... Почему он боялся, если был по меньшей мере соучастником странного убийства своего коллеги? - Он был прав, что боялся, раз на следующий день убили и его,- замечает Андрэ. - Я сказал себе то же самое... Странно! Парьо не мог лечь спать, не поставив в гараж свою машину,- он был аккуратным человеком... Снотворного ему не подсыпали, не привязывали... Поза была совершенно спокойная, как будто он действительно спал. - Сан-Антонио,- заявляет Андрэ,- со всеми этими историями я забыл вам рассказать об одной констатации, которую сделал после вскрытия... Я должен был заметить это раньше, но вы так спешили, и я искал следы снотворного! Я дрожу, как вибратор. - Скажите, вы что, хотите заставить меня умереть от любопытства? - Незадолго до своей смерти Парьо занимался любовью... Я смотрю на Андрэ, чтобы узнать, не насмехается ли он надо мной. Но он серьезен, как конклав. - Это подтверждает только то, что его любовница действительно находилась у него незадолго до его смерти... Ну и что? - А то, что если вы позволите, то у меня есть своя теория не насчет того, как он умер, а как он мог умереть... - Я жадно слушаю вас, док. - Вы когда-нибудь занимаетесь любовью, Сан- Антонио? - Допустим, что очень часто, и не будем больше об этом. - Ладно. Что вы делаете сразу после этого? Моя физиономия расплывается в улыбке. - Какой странный вопрос... После! После, док, я возвращаюсь домой, как и все нормальные французы! - Не шутите. Вы немного валяетесь в постели, чтобы восстановить свои силы, так? - Да. - Мечтаете, да? - Да. - Чувствуете животную грусть, о которой говорит знаменитая латинская пословица, да? - Да. - Все мужчины таковы. - Неужели? - Так вот. Нет никаких причин считать, что Парьо был устроен иначе. - Никаких. - Предположим, что Парьо позанимался любовью и отдыхает. Его партнерша встает, включает тихо радио и идет на кухню, где открывает все газовые конфорки. Радио не дает Парьо услышать тихий свист газа. - А девица тем временем... - Девица? Она нарочно шумит на кухне, в ванной комнате. Время от времени она показывается, создавая обычную, нормальную атмосферу. Парьо не чувствует газа. Он немного оглушен любовью. Я киваю. - Ваша теория очень оригинальна, док. Снимаю шляпу. Но скажите, а как же девушка? Она не наглоталась газа? - Нет,- отвечает Андрэ,- потому что запаслась противогазом. Противогазы можно найти где угодно. Она дожидается, пока Парьо потеряет сознание, после чего ставит кипятить пол-литра молока. Я усмехаюсь. - И зажигает спичку в квартире, полной газа? Получился бы миленький взрывчик. Мне доставляет удовольствие поймать его на ошибке. - Это верно,- соглашается он.- Значит, она поставила кипятить молоко до того, как открыла все конфорки. Она дождалась, пока оно выльется на плиту, после чего погасила огонь. Затем сделала все то, о чем я вам рассказал. Прежде чем уйти, она закрыла все конфорки, кроме той, на которой стояла кастрюлька с молоком. Я чувствую, что Андрэ прав. По мере того как он рассказывает, в моем мозгу идет цветное кино. - Браво,- кричу я,- вы новый Шерлок Холмс. Он довольно улыбается. - Нет никаких доказательств, что я прав, это только гипотеза, и я лучше кого бы то ни было понимаю, что она очень хрупка! - Но тем не менее все могло произойти именно так... Ну ладно, а дальше? Раз уж вы здесь, доктор, расскажите мне продолжение. Очень захватывающая история. - Продолжение?- переспрашивает он. - Да. Девушка возвращается ночью сюда, в Гуссанвиль, только не одна, а с кем-то... Вероятно, это был Джо... - Но вы мне только что сказали, что Джо не выходил из дома? - Возможно, он нашел способ смыться! ~ Очевидно. Значит, он приехал сюда с девушкой, убил ее и сжег? - Это вас шокирует? - Да, из-за барана. Баран отличная идея, но она предполагает подготовку. - Неизбежно. - Но городской житель не покупает себе барана, как галстук. Если Джо вынашивал такие планы, то он должен был заранее обзавестись бараном... - Разумеется. - Ну а под каким предлогом он заманил сюда девушку ночью? Я знаю, они были сообщниками, но это не объясняет этой поездки. - А может быть, им было нужно что-нибудь спрятать? - Или с кем-нибудь встретиться. - Да, или с кем-нибудь встретиться. - С доктором, например? - Почему бы нет? - К тому же совать тело в топку удобнее, предварительно расчленив его. А кто лучше справится с этой отвратительной задачей, чем мясник или врач? - Вы хотите сказать, что Бужон участвовал в убийстве своей дочери? - Бывали и более удивительные вещи. - И расчленил ее? - А как иначе он узнал, что вы копаетесь именно в ее пепле? Андрэ надолго задумывается. - И какова цель всего этого, комиссар? Вы применили старое правило: ищи, кому выгодно преступление. Кому же могла быть выгодна эта серия преступлений? - Доктору. - Доктору? То, что он убивает Парьо, еще понятно, он, кажется, его ненавидел... Но зачем Бальмена... Причем с помощью Парьо! Зачем свою дочь? - Ой, стойте!- прошу я.- А то моя печка точно взорвется, если я продолжу кружить над этими вопросами, как ворон над падалью. - Вы разберетесь с этим по возвращении из Соединенных Штатов, если, конечно, ваши коллеги не поймают педераста и он не расколется. Мы встаем из-за стола. Хозяин ресторана складывается пополам и эскортирует нас до двери. - На здоровье, господа,- говорит он нам. Когда я сажусь в машину, раздается крик: - Комиссар! Комиссар! Я оборачиваюсь и вижу старое парижское такси, в нем сидит Шардон. Он возбужденно машет руками, роняя орехи и слюну. Такси останавливается. - Вы здесь?- спрашивает толстый полицейский.- А я слежу за доктором. Едва я начал дежурство перед его домом, как он вышел, сел в свою машину и поехал. Такси поблизости не было, и я поднялся к нему. Домработница мне сказала, что он убежал как сумасшедший, сказав ей, что едет в свой дом в Гуссанвиле... Я реквизировал такси, но эти драндулеты еле двигаются. - Не утомляйся,- говорю я.- Я видел эскулапа, он мертв. Он пустил себе пулю в лоб... Сделай все необходимое. Никого не пускай в дом. Особенно жандармов. - Застрелился!- бормочет Шардон. - Да,- говорю я, трогаясь с места.- Как видишь, еще одна естественная смерть!
Глава 16 Когда я выхожу из кабинета патрона, на часах чуть больше четырех часов (для моих читателей начальников вокзалов поясняю: шестнадцать). Признаюсь, что я несколько оглушен заданием, которое он мне поручил. Я выполнял разную работу, но такую еще ни разу. Хотя надо же когда-то начинать... Я расскажу вам о ней как-нибудь в другой раз. Мой девиз: 'Живи моментом'. Я начну думать о предстоящей миссии, когда буду сидеть в самолете. Положив паспорт, доллары и рекомендательное письмо в карман, я снова ступаю на тропу войны. До вылета осталось несколько часов, а опыт меня учит, что с толком использованные несколько часов стоят без толку проведенной жизни. Немного помедлив, выйдя на улицу, я направляюсь на улицу Шапталь,
