сдержанная, классического типа. Консьержка для уютного квартала. Ее волосы покрашены в небесно- голубой цвет ~ возможно, в память о муже, погибшего на войне четырнадцатого года, в цвет его формы. - Полиция. - Четвертый слева,- отвечает она. Я широко раскрываю глаза и уши, потом понимаю, что она глуха как плитка шоколада. Поскольку этот недостаток не лишает ее зрения, показываю ей мое удостоверение. Она с настороженным видом изучает его. - Полиция!- ору я изо всех сил. - Ой, простите!- извиняется достойная церберша.- Мне показалось, что вы к Гольди. Это жилец с четвертого, скрипач. - Я бы хотел поговорить с домработницей доктора Бужона. - А он вдовец! Кажется, ее случай тяжелее, чем я думал. - С его домработницей! Она приставляет ладонь к уху и кажется оскорбленной. - Незачем так кричать,- сухо замечает она и продолжает обычным для глухих равнодушным тоном:- Это консьержка из дома напротив... Мадам Бишетт. - А, черт! Опять эти консьержки! Она неправильно поняла по движению моих губ. - Что за выражения вы себе позволяете?- орет достойная особа. Я ретируюсь, даже не попытавшись реабилитироваться. Еще у одной создалось превратное мнение о полиции. Если бы вы увидели мамашу Бишетт, то сразу бы захотели поставить ее у себя дома на камине. Это совсем крохотная аккуратная старушка с хитрыми глазками. Я с первого взгляда понимаю, что мы с ней подружимся. - Прошу прощения, мамаша,- говорю я, вежливо поприветствовав ее.- Я полицейский и интересуюсь вашим бывшим хозяином. Я слежу за ее реакцией, не зная, сообщил ли ей Мюлле о том, что случилось с Бужоном. - Я узнала эту страшную новость,- говорит она.- Бедный доктор... Это не могло закончиться иначе! Это замечание мне нравится. Ее маленькие глазки блестят. - Садитесь,- предлагает она и добавляет так от души, что я не могу отказаться:- Выпьете со мной рюмочку водочки? - С удовольствием. Она открывает старый, почерневший от времени буфет, в котором я замечаю яркие коробки от печенья, тарелки, стеклянные безделушки. Все аккуратно расставлено. - А может быть, лучше вербеновой настойки моего изготовления? - Как хотите, мамаша. Она достает крохотную скатерку, размером с носовой платок, и аккуратно расстилает ее на навощенном столе, стараясь, чтобы вышитый на ней рисунок был повернут в мою сторону. На нее она ставит два стакана сиреневого цвета и квадратную бутылку, в которой плавает веточка вербены. - О чем вы хотели меня спросить?- говорит она. Я смеюсь. - Выходит, вы не возражаете ответить? - Ваша работа задавать вопросы, моя - отвечать на них, верно? Так какие тут могут быть церемонии? - Вы давно убираетесь у Бужона? - Да уж лет пятнадцать... Тогда у бедного доктора была хорошая клиентура... Он был молодой, деятельный, серьезный. А потом мало-помалу стал пить. Сначала бургундское. Повсюду были бутылки. Но его печень не выдержала, и он начал употреблять наркотики. - С тоски? - Да... Во-первых, потому, что не мог утешиться после смерти жены, а во-вторых, из-за того, что его дочь пошла по кривой дорожке. - В каком смысле? - Изабель настоящая проходимка. Этот неологизм меня очаровывает. - А что вы понимаете под 'проходимкой'? - Будучи студенткой, она путалась с мужчинами старше себя... Потом скандалы... Однажды ее забрали в участок за шум в ночное время, в другой раз судили за оскорбление полицейских. Видите, что она за штучка. - Вижу. Кстати, я представлял ее себе как раз такой. - Надо также сказать, что доктор Бужон никогда ею не занимался. - Ну конечно... Одинокий мужчина, наркоман. И что же Изабель? - Она практически разорила своего отца. Каждый день у них бывали сцены из-за денег. Она швыряла их налево и направо. Когда у доктора ничего не осталось, она сошлась с тем длинным типом в кожаном пальто. - Парьо? - Кажется, да. Да, так его фамилия. Тогда доктор рассердился и выгнал ее. Он швырнул ей в лицо ключи от дома в Гуссанвиле, сказав, что не хочет выкидывать ее на улицу, но и слышать о ней тоже больше не хочет! Я была в это время в столовой и все слышала. Она подняла ключи и насмешливым тоном сказала 'спасибо'. - А потом? - Доктор плакал. Тогда она ему сказала, что понимает его горе, что она не виновата, это проблемы ее поколения. Что она падла. Да, месье, она употребила именно это слово. А раз уж она такова, то должна идти до конца, что бы из этого вышел хоть какой-то толк. Это же надо иметь такие мысли! Я даже заплакала. Она продолжала еще некоторое время, а потом сказала ему, что организовывает дело, которое принесет ей много денег. 'Вместе с этой мразью Парьо?' - спросил тогда доктор. 'Совершенно верно... Но не беспокойся, я не собираюсь оставаться с ним долго... Когда я сорву куш, то смотаюсь из Франции и начну новую жизнь под новым именем. Может быть, с годами я стану нормальной мещанкой, женой мещанина и - кто знает?- матерью мещанина...' Она хотела поцеловать его. 'Уходи!- крикнул он.- Уходи, ты вызываешь у меня омерзение!' И она ушла. Еще глоточек вербеновой, месье? Я молчу. Молчание знак согласия, и она наливает новую порцию своей микстуры. Я погружен в свои мысли. Маленький чертенок пользуется моим молчанием, чтобы снова подать голос: ' Вот видишь, Сан-Антонио,- радуется он,- девушка... Женщина, все время женщина... Распутница, неудачница, невростеничка захотела сыграть Аль Капоне в юбке и разработала для собственного удовлетворения дьявольски сложный план, словно вычитанный из детективного романа... Трюк с подсоединением электрического провода к ручке двери - очень романтическая задумка... И тот, что с бараном, сожженным поверх трупа, тоже...' Я возвращаюсь к старушке. - Вы не замечали, у Изабель были золотые зубы? - Да что вы! У нее свои зубы здоровые. - Кто звонил доктору сегодня утром? Она размышляет. - Послушайте,- говорит она,- кому другому я бы не решилась это сказать, но вы кажетесь мне умным. Я улыбкой благодарю ее за столь лестное мнение. - Звонивший изменил голос. - Это вы сняли трубку? - Да. Я всегда это делала, когда бывала там. Он спросил доктора. Я, как всегда в таких случаях, ответила, что доктора нет. Он больше не хотел ходить по домам! Тогда тот, кто звонил, хохотнул. 'Я знаю, что он дома,сказал он.- Скажите, что Джо хочет с ним поговорить о его дочери...' Я пошла сказать это доктору. Он подошел, спросил: 'Алло?'- и больше ничего не говорил до конца разговора, потом положил трубку и прошептал: 'О господи!' И сказал мне, что поедет в Гуссанвиль. Она наливает себе еще немного настойки. - Вот,- заключает она. - А тот, кто звонил и разговаривал измененным голосом, был мужчина или женщина? - Мужчина,- отвечает она.- По крайней мере, хотел им казаться. Но я, сказать по правде, думаю, что звонила малышка, прижав ко рту платок. - А почему вы так решили? - Потому что тот, кто звонил, засмеялся, когда сказала, что доктора нет дома. - Это все равно что подпись Изабель, верно, мамаша? - Вы все понимаете с первого раза,- говорит старуха.- Еще стаканчик вербеновой? - Последний!
Глава 18 Всегда бывает неприятно - если ты не конформист,- когда младший по званию застает тебя чокающимся с консьержкой. Поэтому я корчу рожу больного гепатитом в момент приступа, когда дверь в каморку открывается и входит Шардон. - Вот это да! Куда бы я ни пошел, всюду нахожу вас,-говорит он. Он неплохой парень, но сейчас недоволен и пытается это выразить по-своему. -Я всегда впереди прогресса!- отвечаю я, осушая стакан.- А ты зачем сюда явился? Он осторожно опускает в карман арахис, который собирался раздавить в своем кулачище. -Я веду расследование,- отвечает он,- и пришел допросить домработницу доктора. Вы не считаете, что это нормально, комиссар? - Ладно, не трать зря силы и оставь мадам в покое. Я допрашиваю ее уже два часа, и ей это, должно быть, уже начинает надоедать. - Вовсе нет,- уверяет старушенция, обожающая поговорить.- Если я могу быть вам полезна. Я протягиваю ей руку. - На сегодня достаточно, мамаша... Спасибо за вашу информацию и до свидания. Берегите себя! Я беру Шардона под руку и веду толстяка на улицу. - Может, угостишь меня аперитивом?- предлагаю я. Он розовеет от удовольствия. - С радостью,- говорит он.- У вас довольный вид, господин комиссар. Узнали что-то новое? -Да... Я кое-что начинаю понимать в этой истории и приглашаю тебя в бистро, чтобы рассказать, что к чему. Он вздрагивает. - Примите мои поздравления.- И вдруг он вспоминает:- Знаете, патрон, пока я ждал жандармов в Гуссанвиле, то осмотрел дом и окрестности. Угадайте, что я нашел под одним окном? Он разворачивает пустой пакет из-под арахиса и вынимает прядь отрезанных черных волос. Они шелковистые и слегка завиваются на концах. - Это может для чего-нибудь сгодиться?- спрашивает он, смеясь. Я хлопаю его по плечу. - Еще как! Ты заработал очко, толстяк! Ты просто молодец. Он опускает глаза, чтобы скрыть свою радость. - Вы слишком любезны, господин комиссар. - Признайся, что ты так не думаешь. - О, господин комиссар. Я смотрю на часы: без нескольких минут семь. - Вы спешите? - Вообще-то да, но могу уделить тебе четверть часа. Открывай пошире уши, я изложу тебе суть дела, а ты передашь мои выводы Мюлле, а то у меня нет времени писать рапорт. Мы садимся за столик в глубине зала 'Савуа'. - Два пива!- говорю я гарсону. Я кладу руку перед носом Шардона и раскрываю пальцы. - В этой истории всего-навсего пять персонажей, не больше, не меньше. Из этих пятерых двое - порочные старики, а трое - законченные мерзавцы. Ты следишь за моей мыслью? - Да, да, господин комиссар. - Начинаю с порочных. Номер один: доктор Бужон несчастный человек, опустошенный горем и наркотиками. Жертва взбалмошной дочери, 'проходимки', по выражению домработницы. Затем антиквар Бальмен, старый гомик, содержащий молодого человека из приличной семьи. Перехожу к мерзавцам. Итак: малыш Джо, педрила, наркоман и тип без всякой совести. Парьо, бессовестный делец. Изабель, дочь Бужона, 'проходимка', тоже бессовестная... В общем, милая компашка! - Точно,- подтверждает Шардон, воспользовавшийся тем, что
