группы.
Первая группа - те, кто уже с юных лет мечтал о высоких широтах и с железной настойчивостью добивался осуществления своей мечты. Это полярники по призванию, по зову сердца, как Трешников и Толстиков, Сомов и Петров, Гербович и Сидоров.
Вторая группа более многочисленная. В нее входят те, кто стал полярником в известной мере случайно, благодаря какому-то повороту судьбы, и, став им, не мыслят для себя другой жизни. В наше время, когда борьба человека с природой для большинства сводится к тому, надеть ли галоши или достаточно взять зонтик, некоторые люди страдают от избытка гибнущих втуне жизненных сил. Иногда им так и не находится выхода, и тогда человек становится нервным и трудно выносимым для окружающих брюзгой. Но чаще выход находится, вулкан взрывается, и тогда великое племя бродяг получает еще одного геолога, летчика, моряка, полярника. И случается это не только в юном, но и в достаточно зрелом возрасте. Помните, как говорил у Лермонтова Максим Максимыч? 'Ведь есть, право, этакие люди, у которых на роду написано, что с ними должны случаться разные необыкновенные вещи!'
Да, многие полярники стали таковыми в известной мере благодаря случаю. Сделай жизнь другой зигзаг - и они могли бы бродить с теодолитом по тайге, добывать золото или рыбачить у Ньюфаундленда на траулере. Но главное в другом: просто 'этакие люди' не в состоянии жить обычной, размеренной и спокойной жизнью, они ищут бури и, - что не менее важно - эта самая буря ищет их!
Сейчас я расскажу вам, как впервые попал в Антарктиду Виктор Михайлович Евграфов, а вы решите, случайно это произошло или не случайно.
Евграфов и его жена, беседуя несколько громче и энергичнее, чем обычно, шли по Фонтанке. Здесь элемент случайности, так как если бы супруги шли по другой улице, эта история, возможно, не имела бы продолжения. Но они шли именно по Фонтанке. Мало того, судьбе было угодно, чтобы кульминационный момент беседы пришелся на тот момент, когда супруги шествовали мимо изящного особняка, в котором издавна расположен Институт Арктики и Антарктики.
- Вот возьму и уйду в Антарктиду! - вырвалось у Евграфова, который наверняка до сего дня и думать не думал о том, чтобы покинуть родной Ленинград и уехать на край света.
- Хоть сегодня! Немедленно! - столь же мудро ответила жена, ставя мужа в исключительно сложное положение.
Другой бы человек на месте Евграфова для виду зашел бы в отдел кадров, чтобы потом на саркастический вопрос жены: 'Как там поживают пингвины?' жалко промямлить, 'что, на твое счастье, у кадровика кончились анкеты' или какую-нибудь другую чушь в этом роде. Но Виктор Михайлович был устроен по-иному. Он сразу же направился в отдел кадров, подал заявление, прошел отборочное сито и стал поваром Второй антарктической экспедиции.
Случайно?
Да ни в коем случае! Это было бы грубейшей ошибкой считать, что Евграфов попал в Антарктиду по воле слепого и бессмысленного жребия. Дело обстоит как раз наоборот. Антарктиде очень нужны были такие люди, как Евграфов, а Евграфову, сильному и волевому человеку, столь же необходимо было вложить в настоящее дело огромный запас своей энергии, израсходовать которую в обычных условиях ему не удавалось. И они - Евграфов и Антарктида - потянулись друг к другу и нашли друг друга. Если бы Виктор Михайлович не нашелся сам, Антарктида нашла бы другого Евграфова. И наоборот, если бы Антарктиду еще не осваивали, Евграфов нашел бы себе другую, столь же трудную область приложения сил. Человек ищет дело, а дело человека. Я уже не говорю о том, что после случайного своего ухода во Вторую экспедицию Евграфов был в Антарктиде еще пять раз! Больше, чем кто-либо другой!
Когда я узнал об этом факте, то почему-тв уверился, что в жизни Виктора Михайловича Евграфова должны были случаться 'разные необыкновенные вещи'. И в самом деле, как я потом узнал, такие вещи с ним случались по меньшей мере дважды.
Первая. Всю Отечественную войну молодой Евграфов провел на фронте. Был ранен, награжден орденами, командовал отделением разведки. И вот однажды немцы неожиданно прорвались и окружили штаб дивизии как раз в то время, когда генерал и все офицеры выехали на совещание в штаб корпуса. Некому командовать обороной! И командир разведчиков, надев генеральский китель, сумел собрать вокруг штаба несколько разрозненных пехотных и танковых подразделений и отбить атаку фашистов.
- Сам себя произвел в генералы, сам себя и разжаловал! - смеялся Евграфов.
Победителей не судят, и отчаянному сержанту простили его экстравагантную выходку.
Второй эпизод - антарктический. Прошу вас припомнить приведенный выше рассказ об эвакуации двенадцати полярников со станции Лазарев. Так вот, Виктор Михайлович с первого дня и без всяких колебаний вошел в ту железную шестерку во главе с Гербовичем, которая не пала духом во время драматических событий на станции и потом полетела на айсберг на поврежденном самолете Ляхова.
Ну разве эти два эпизода не 'разные необыкновенные вещи'? По-моему, любого из них достаточно, чтобы человек всю жизнь чувствовал в своем прошлом что-то весомое, какую-то моральную опору, что ли.
Да, я еще забыл сказать, что в промежутке между антарктическими экспедициями Евграфов дважды дрейфовал на станциях Северный полюс. Такого послужного списка, кажется, не имеет ни один полярник.
Повар Виктор Михайлович отменный, маркой своей весьма дорожащий. Полярники большие любители поесть: лишенные домашнего стола, они к повару придирчивы и не склонны прощать ему недостаток квалификации ('не умеешь не лезь в экспедицию!'). Мне рассказывали, что одному санно-гусеничному поезду повар достался никудышный, и ребята просто извелись и оголодали, пока не решились свергнуть халтурщика с камбузного трона и посадить на вакантное место простого любителя. А что вы скажете о поваре, который утром спрашивал своих подопечных, чего бы они хотели поесть, а в ужин кормил одного пирожками с вареньем, другого беляшами, а третьего кулебякой? О поваре, который ставит себе за работу двойку, если у кого-нибудь из сидящих за столом плохой аппетит?
У Евграфова есть еще одно достоинство, неоценимое на полярной станции.
Просто балагура полярники не уважают. То есть послушать послушают, даже посмеются, но как только он замолчит, позабудут о его существовании. Таких балагуров, которые только и умеют, что балагурить, хватает на одну неделю. А вот если человек и работник уважаемый и в свободное время в центре внимания - такому на зимовке нет цены. Считается, что такой имеет право на байки. И стоит Михалычу стряхнуть с себя камбузные заботы, снять халат и войти в кают-компанию, как с этой минуты он ни на мгновение не будет один: Михалыч - живая летопись антарктических экспедиций, слушая его, приобщаешься к истории, пусть не в самых важных ее проявлениях, но все-таки к истории.
Однажды вечером в кают-компании я услышал и потом записал его монолог.
- Какие вы едоки! Видимость одна. Были люди в наше время... Вот Козлов на Молодежной из строительного отряда, в Одиннадцатой экспедиции это был едок! Выставляю я сковороду на двадцать пять яиц, он кладет себе на тарелку половину. 'Можно, я потом еще возьму?' - 'Да бери сразу!' - 'Нет, остынет'. Яишницу из двадцати пяти яиц съедал на завтрак! Или в Мирном в транспортном отряде был Илья Абушаев, мясоед. Он брал чуточку гарнира и солидные куски мяса. Съедал и снова подходил: 'Гарнир, вишь, остался, еще мяса возьму'. И так по пять раз! А вы какие едоки! У настоящего едока при виде стола кровь должна кипеть! Во Второй экспедиции был у нас врач-стоматолог Гаврилов, заядлый болельщик 'Динамо'. А я, как вам известно, убежденный спартаковец. Он входит в кают-компанию и орет: 'Виват 'Динамо' 'Что? - грозно спрашиваю я. - Повтори!' - 'А что сегодня на ужин?' 'Оладьи'. - 'Тогда 'Виват 'Спартак'!' - исправляется Гаврилов. И получал за это целую тарелку оладий. Зато потом, когда он пошел врачом и по совместительству поваром в санно-гусеничный поезд на Восток, то отыгрался за все. Он повесил в камбузе динамовский спортивный флаг, а Трешников Алексей Федорович, и механик-водитель Кулешов, и метеоролог Евсеев повесили свой, спартаковский. В обед происходило такое: 'Спартаковец? - допытывается доктор. - Не получишь добавки! Целуй динамовский флаг!' Кто хотел добавки - целовал, что поделаешь, не оставаться же голодным... Помню, в пургу однажды я чуть весь Мирный на диету не посадил. Это было в Четвертую экспедицию. Тогда между домиком, где живут повара, и камбузом не было тоннеля, как теперь, поверху нужно было идти. А пурга задула - пятьдесят метров в секунду, занесло нас. Звоню дежурному в кают-компанию! 'Откопай!' А он: 'Меня самого засыпало!' Часа два возился, с грехом пополам открыл люк, выбрался наружу и пополз по направлению к фонарю, что на кают-компании. Дует - не унесло бы мои сто
