килограммов в Центральную Антарктиду! Ползу, чувствую, что ползу не туда: как-то вверх у меня получается. Оказывается, вскарабкался я на крышу дома номер пять. Сполз обратно, сориентировался и откопал дверь в кают-компанию... Профессора Шумского, нашего гляциолога, чуть тогда не унесло в голубую даль. Дело было так. Возле склада лежал ящик с гусями, ящик разбило, а гусей разнесло на все четыре стороны. Одному водителю трахнуло гусем по спине, другому мерзлый гусь чуть не оторвал голову, а Шумский, спасаясь от этого града, загородился фанерой. Словно парусом себя оснастил! Понесло его со страшной силой. 'Ребята, держите!' Задержали. В ту пургу так дуло, что разорвало толстые тросы и унесло за барьер в море самолет ЛИ-2... Хорошо, еще машины были, а то остались бы летчики без работы... Забавная у них была компания! Главный штурман отряда Павел С. очень любил красавицу артистку Л., просто таял от счастья, когда смотрел картины с ее участием. Его уговорили: 'Она не замужем, Пашка, напиши ей!' Написал. Такой, мол, я и такой, одинокий и хорошо зарабатывающий покоритель Антарктиды. На радиостанции, конечно, задержали, не послали. Через две недели: 'Пашка, пляши, тебе радиограмма от Л.!' А радиограмма такая: 'Горжусь вашим несгибаемым мужеством, отважный полярник! Сообщите, когда приедете, буду встречать. Ваша Л.' Павел С. на седьмом небе, собрал друзей, выставил на стол весь свой запас коньяка. Выпили, негодяи, и признались. Ну и гонял он их потом!..
Евграфову уже за пятьдесят. Здоровье у него хорошее, руки по-прежнему могучие, но... внучка растет в Ленинграде, и внучка любимая . А когда у полярника появляются внуки, значит, подходит время прощаться с высокими широтами. Но Михалыч старается не думать о столь неприятных вещах. Нужен он еще Антарктиде, и она еще очень нужна ему.
АЛЕКСЕЙ АЛЕКСАНДРОВИЧ СпМОЧКИН
Дизельная электростанция была одним из самых уютных и гостеприимных уголков Мирного. Дежурили на ней круглосуточно, и посему начальник склада Павлов щедрой рукой отпускал дизелистам чай, кофе и сахар. В любое время суток здесь можно было под доносившийся из рабочей части ДЭС гул дизелей посидеть над чашкой горячего настоя - преимущество в глазах полярников чрезвычайное. Привыкнув на Востоке чаевничать без всякой меры, я с удовольствием и не ожидая особого приглашения навещал гостеприимных дизелистов.
Хозяйничал здесь Алексей Александрович Семочкин, тот самый, который в период эвакуации со станции Лазарев вместе с Евграфовым входил в шестерку Гербовича. С того времени Семочкин не раз бывал в Антарктиде, зимовал на Востоке, и на той же Новолазаревской, дрейфовал на льдинах и наконец вновь оказался под началом Гербовича в Мирном.
К Семочкину Гербович относился как-то по-особенному тепло, даже с любовью, впрочем, Семочкина любили все. В главах о станции Восток я рассказал про Ивана Тимофеевича Зырянова, так вот, Семочкин - это второй Тимофеич: такой же добрый, ласковый, исключительно скромный и сильный духом человек. И еще совпадение: и тот и другой - выдающиеся мастера по дизелям. Таких работников, как Тимофеич и Семочкин, даже в Антарктиде, где своим трудолюбием никого не удивишь, поискать надо... Владислав Иосифович рассказывал, что он свободно вздохнул, когда заполучил на ДЭС Семочкина. И в самом деле, всю зимовку Мирный не знал перебоев с электроэнергией, мало того, один дизель из трех у Алексея Александровича постоянно отдыхал, будучи 'в отпуске без сохранения содержания', как шутили его ребята.
Их у Семочкина было четверо: три Юрия - Козельский, Ищук и Коняев и один Николай - Макаров. Кроме того, на сезон из состава Четырнадцатой экспедиции остался Борис Антонов, но он уже поглядывал на море. Никому из ребят, кажется, не было тридцати, и сорокапятилетний Семочкин относился к ним как к племяшам: лелеял, заботился, но и строго спрашивал.
На ДЭС я бывал почти ежедневно. Если дежурил Козельский, чемпион Мирного по шахматам, то мы устраивали блицтурнир; если Козельский отдыхал, то беседовали часок-другой над чашкой чаю, крепкого, сладкого и горячего, не просто удовлетворяя жажду, а наслаждаясь самим процессом чаепития в дружеском кругу. Я любил слушать рассказы Семочкина - неторопливые, спокойные, с юмором, отшлифованным годами полярных странствий. Как-то мы с Антоновым, люди заинтересованные, обменивались сведениями о подходе 'Оби', и Семочкин, разливая чай, проговорил:
- Ракеты небось готовите, фейерверком будете встречать? - И, получив подтверждение, заметил: - Был случай, когда ее встречали оригинальнее... Дружным храпом! Произошло это в Девятую экспедицию, когда мы закончили зимовку на Новолазаревской. Приехали на барьер ночью, соорудили за несколько часов мертвяки для швартовки и так устали, что еле хватило сил до балка дойти. Пришла под утро 'Обь', гудела, гудела, не дождалась и пришвартовалась своими силами. Потом нас разбудили и глаза пялили от удивления: 'Первый раз в жизни таких встречаем! Год отзимовали, корабль за ними пришел, а они бессовестно храпят!' А тебе, Юра, небось другая встреча с 'Обью' больше запомнилась, а?
Юрий Коняев, сдержанный и не очень разговорчивый механик, нехотя кивнул.
- Стоит ли вспоминать, Алексей Саныч7
- Стоит, - возразил Семочкин. - А то наш гость, например, не знает, что ты вторично рожденный. Это было в Шестую экспедицию, когда мы строили Новолаэаревскую. 'Обь' пришла для разгрузки к мысу Ураганному, а мы не знали, что весь припай здесь в трещинах. Поехали к кораблю на тягачах. Впереди был Юра Коняев. Видим, его тряхнуло, он добавил газу и выскочил, а за ним - разводье метров пять шесть шириной! Это он успел проскочить по снежному мосту! Море здесь глубиной метров в сто, можно, как говорится, ноги промочить. Юра выпрыгнул из кабины на лед, а мы тягач зацепили тросом и потихоньку начали вытаскивать стороной от трещин. Спасли тягач и Юру поздравили с днем рождения. Но как же быть с разгрузкой? Решили пойти к 'Оби' не на тяжелом тягаче, а на более легком тракторе, весом тонн одиннадцать-двенадцать. Так и сделали. И надо же было такому случиться, чтобы именно на припае трактор заглох! Пошли выручать его на тягаче, стали подъезжать, и тут начал трещать и ломаться лед. Кое-как развернули тягач и вырвались, а трактор так и остался на припае. Ну, пропал, думаем. Нет! Видим, льдинка, на которой стоял трактор, потихоньку двинулась... к 'Оби'! На судне быстро сориентировались и, улучив момент, зацепили трактор и подняли его на борт. А потом, дня через два, трактор снова выгрузили на лед, а Гербович подъехал к нему на тягаче и вытащил на берег, для ремонта. Гербович, это его принцип, когда ребята устают, основную работу берет на себя. И рисковать людьми не любит, скорее сам... Честь и почет новому гостю!
Это пришел Рюрик Максимович Галкин.
- Мы с Рюриком дрейфовали на СП-5, - подставляя гостю стакан, с улыбкой припомнил Семочкин. - И когда нас должны были уже вывозить на материк, пришло ЦУ* оставить Галкина на льдине еще на полсрока. И Рюрик завопил: 'Что я, укушенный? Никогда больше на эту проклятую льдину не поеду!' И действительно, на эту больше не поехал, потому что ее разломало. А на каких СП ты дрейфовал потом?
- На Седьмой, Одиннадцатой и Тринадцатой, - проворчал Галкин, прихлебывая горячий и ароматный чай. - Будь она неладна, эта Тринадцатая! Никогда и нигде нас так еще не ломало, только и делали, что бегали, сверкая пятками, от все новых трещин и вала торосов. Дней двадцать даже питались стоя, на свежем воздухе, потому что кают-компания зачем-то понадобилась Нептуну. А история с вертолетом! Плюхнулись мы метров с двадцати, видимо, попали в воздушную яму. На самый край льдины упали. Осмотрели командир с механиком вертолет, переглянулись. 'Вроде, дотянем', - решил командир. Поле
* ЦУ - ценное указание, так именуются все распоряжения, получаемые от начальства.
тели. Поднялись метров на десять, а выше не можем. Под нами - чистая вода... Ощущение не из приятных. Теперь весело вспоминать, а тогда летел и думал: 'Ведь я еще не расплатился за кооперативную квартиру, куда семья только-только переехала...' И так сорок минут в диком напряжении. Прилетели - командир еле руки оторвал от рычагов... А Кизино помнишь, Леша?
Семочкин и Галкин рассмеялись. Георгия Кизино я знал по дрейфу на СП-15 и поэтому поинтересовался, что это так их развеселило.
- На СП-5 Кизино жил с нами, - пояснил Семочкин. - У метеорологов на льдине жизнь вообще трудная, а тут полеты начались, летчики все время погоду требовали, и Кизино до того не высыпался, что, бывало, в обед засыпал с кашей во рту... Дремал и дома каждую свободную минутку, а когда летчики звонили, просыпался и сообщал в трубку погоду. И не раз бывало, что он потешал нас до слез: спросонья брал зазвонивший будильник, подносил к уху и норовил сообщить погоду...
Особенно людно на ДЭС было в воскресенье: вымывшись в бане, миряне шли чаевничать к Семочкину. На распаренных, сидящих в одном белье мужчин укоризненно смотрели со стен журнальные красавицы, а в
