радиограмму получил, с новостями. Довольна до смерти, платье знаменитой Инне Крюковой шьет. Тебе привет.
- Спасибо.
Чернышев выжидательно на меня посмотрел, я пожал плечами. Он не оригинален, многие находят удовольствие в том, чтобы информировать меня о каждом шаге знаменитой бывшей жены.
- Прости, если на мозоль наступил, - искренне сказал Чернышев. - Все эти бесовки одним миром мазаны, и моя сдобная булка, и твоя раскрасавица. Встретились бы пораньше, дал бы тебе мудрый совет, которому дед меня научил: как завертит хвостом - делай ей ребенка, вот тебе и два года передышки; видишь, снова лещей приманивает - строгай второго, третьего, с брюхом не очень-то попляшет!
Я невольно заулыбался.
- Может, пора и остановиться?
- Как кому, - проворчал Чернышев, - у меня к лету четвертый проектируется...
Он искоса на меня посмотрел, и мы расхохотались.
- Только так, - вытирая слезы, пробормотал Чернышев, - иначе, брат, мне б свою бесовку не удержать... Ну их к дьяволу, Паша, это я для затравки, у меня ведь к тебе деликатный разговор. А почему именно к тебе - прямо скажу: во-первых, ты человек умный и не трепло, а, во-вторых, нейтральный, стоящий, как говорится, над схваткой. Это я, конечно, упрощаю...
- Длинное и довольно нудное предисловие, - сказал я.
- Согласен. - Чернышев с силой ударил ладонью по столу. - Вот японский траулер перевернулся, Паша. Как думаешь, кто виноват?
- Капитан, конечно.
- Обывательская глупость. - Чернышев сжал в ниточку и без того тонкие губы. - В Мировом океане, по данным Ллойда, гибнет ежегодно тысячи две судов. Так что, их капитаны - поголовно индюки? Капитаном лишь бы кого не поставят, капитан - это моряк с большой буквы, Паша. А рыбак, запомни - трижды моряк! Если у тебя мозги не бараньи, поймешь, что я не набиваю себе цену. Мы не вылезаем из штормов, от которых сухогрузы и пассажиры драпают без оглядки, их капитаны в накрахмаленных рубашках щеголяют, а нам исподнее сменить некогда, помыться нечем: промысел, рыба идет навалом, а пресной воды кот наплакал, стаканами выдаем... Встречаются два капитана, один щеголь, в белом кителе на мостике, в салон к пассажирам войдет - морской волк, гром и молния! - а у другого руки как кувалды, огрубевшие от подвахт, мужик неотесанный по сравнению с тем! Чернорабочие мы в море, зато знаем его, поверь, получше других... Японцы - рыбаки отменные, это еще очень разобраться нужно, кто виноват...
- Так кто же все- таки?
- Может быть, не кто, а что. - Чернышев задумался, закурил. - Слишком быстро обледенел и потерял остойчивость. Бывает, Паша, люди делают все, что в их силах, а сил не хватает, и чуда никакого не происходит... Ладно, все это и в самом деле предисловие. Полчаса назад я беседовал по радиотелефону со своим опекуном.
- С Васютиным, капитаном спасателя?
Чернышев кивнул.
- Мы старинные друзья, водой не разольешь - как двух сцепившихся кобелей. Так он напомнил про свои полномочия и потребовал, чтоб мы шли в укрытие.
- Разве он имеет право приказать?
- Приказать, пожалуй, нет, а вот переложить на меня ответственность вполне. Разговор-то занесен в вахтенный журнал.
- Как же наш эксперимент?
- А Васютину на него начхать, ему главное, чтоб мы целее были. За эксперимент с него не спросят, а за наше драгоценное здоровье шкуру спустят.
- И что же вы ему ответили?
- Погоди. - Чернышев загасил сигарету и прикурил другую. - В связи с этим, Паша, возникает, как ты пишешь в газете, морально-этический вопрос. Помнишь, Перышкин на собрании спросил, сколько льда мы можем набрать?
- Вы ответили, что не знаете.
- Я и в самом деле не знаю. А теперь представь себе, что я ослушался товарища Васютина и погубил корабль. Кто будет виноват?
- Вы.
- Правильно. А если подчинюсь и уйду в укрытие, чтоб товарищ Васютин спал спокойно, кому воткнут шило за сорванный эксперимент?
- Вам.
- Умница! - Чернышев чмокнул губами. - Догадайся, что ответил своему старинному другу?
- Послали его подальше.
- Ясновидец! - выдохнул Чернышев. - Я тебе потом напомню, дашь автограф. Однако темный лес только начинается. Мой разговор на мостике слышали, а раз так, весь экипаж знает, что 'хромой черт' будет набирать лед, и шлет в мой адрес самые наилучшие пожелания. Теперь так. На борту, не считая меня, двадцать четыре человека. Ну собой - дело ясное, а другими я имею право рисковать? Тобой, Зиной, Лыковым? Подумай и скажи.
- Щепетильная ситуация.
Чернышев выразительно посмотрел на меня.
- Я знал, на что иду, - быстро добавил я. - И другие тоже.
- Спасибо, утешил... Значит, так?
- Значит, так.
- Нынче ведь не война, Паша, - неожиданно мягко сказал Чернышев. - Тебе хорошо - бобыль, пустоцвет, а Лыкова шесть человек ждут на берегу.
- Тогда выходите из шторма. - Я развел руками: - Не пойму, чего вы хотите.
- Хорошо быть на свете нейтральным пассажиром, - позавидовал Чернышев; вставая. - Ни хрена ты не понял, Паша... Ишь раскачало! К себе спускайся, на мостике и яблоку упасть негде... Стой, забыл! Окалываться начнем - послать за тобой али приказать не беспокоить корреспондента?
- Не будь вы, Архипыч, капитаном... - И я захлопнул за собой дверь. ПРОВЕРКА БОЕМ
(Окончание)
Озадаченный и злой, я спустился по трапу и хотел пройти в свою каюту, но меня перехватил Никита.
- Выгнали? - спросил я.
- Лучше звучит 'предложили удалиться', - невозмутимо ответил Никита. - Они намекнули, что без цыплят обойдутся. Так что прошу в наш курятник.
Цепляясь за все, за что можно было уцепиться, мы пробрались в салон и уселись в кресла. Судно стремительно взмывало вверх, на мгновение, казалось, застывало и столь долго падало обратно, что замирало сердце.
- Кто-то хочет вдавить нас в море, - сказал я. - Тяжелой лапой.
- Хорошее сравнение, - похвалил Никита, - Запишите, вам потом за него заплатят.
- Идите к черту, и без ваших шуточек тошно.
- Помогает. - Никита достал из кармана валидол. - Хотите?
- Самообман... - Я, однако, взял таблетку и сунул под язык. Организм мой слегка взбунтовался: подташнивало и болела голова.
- Что он вам заливал? - слишком уж равнодушно спросил Никита. - Наверное, как любит штормовать и бороться со стихией, - догадался он.
- Даже речи об этом не было, - сказал я. - Мы решали кроссворд.
- Все решили?
- Нет, одно слово осталось: спортивная игра из шести букв, начинается на 'ф' и кончается на 'л'.
- Трудное слово, ничего похожего не слышал.
- Вот мы на нем и споткнулись.
Скрывая разочарование, Никита стал протирать очки. Без них его глаза казались совсем не плутовскими, скорее беспомощными. В сущности, он еще мальчишка, хотя и аспирант. Впрочем, мальчишка, а осмотрительный, из тех, кто не любит делать ошибок - рационалист: станет зятем Корсакова, легко пойдет по проложенной лыжне. Кто знает, может, это и будет первая его ошибка. Жениться нужно на ровне, расчет никого счастливым не делал. Ладно, не мне мораль читать, мой- то опыт наверняка ему не пригодится. Я подумал о том, что уже полночь и самое время завалиться в постель, но разве в такую ночь уснешь?
- Вы правы, заснуть не удастся, - сказал Никита.
- Черт возьми, - удивился я.
- А вы сначала закрыли глаза, потом открыли и чуть развели руками, весьма довольный эффектом, пояснил Никита. - Люди почему-то склонны видеть чудо там, где имеет место элементарная наблюдательность. И вообще им всегда, во все времена очень хочется какого-нибудь чуда, недоступного их пониманию. Отсюда в прошлом Зевс и Дажбог, а сегодня летающие тарелки. Сыграем партию?
- Боюсь вам проиграть, голова побаливает.
- Вы боитесь другого. - Никита сделал умное лицо. - Шторма и всех сопутствующих штучек.
- Еще чего!
- Зря храбритесь, Павел Георгич, это от незнания. Я же не боюсь признаться, что мне не по себе, мы уже тонн двадцать набрали.
- Не так уж и много.
- Опять от незнания, - строго указал Никита. - Во-первых, в шторм это довольно много, и во-вторых, Чернышев решил не окалываться.
- Почему же?
- Говорит, что людей может смыть за борт, не хочет рисковать.
- Значит, так и есть.
- Лукавит! Бороться за живучесть судна нужно в любую погоду. Просто хочет набрать побольше льда.
- В этом тоже есть логика, - сказал я.
-- Только не в шторм.
- Но другие, которых мы собираемся учить, именно в шторм могут подвергнуться обледенению!
- Каковы бы ни были результаты нашего эксперимента, первую нашу рекомендацию я могу сформулировать заранее: при штормовом предупреждении немедленно покидать зону обледенения.
- А что думает ваш шеф?
- Своего мнения Виктор Сергеич не скрывает: из шторма нужно выходить. Наша остойчивость уже нарушена, случись что с машиной - и неминуемо развернет лагом к волне. Догадываетесь, что произойдет в этом случае?
- Догадываюсь, меня уже Перышкин просвещал. А Корсаков высказывал свое мнение Чернышеву?
- Дважды и во всеуслышание.
- А Чернышев?
- Пропустил мимо ушей. Вру, один раз он все-таки отреагировал. - Никита скорчил гримасу, сжал губы и проскрипел голосом Чернышева: - 'Какие брюки посоветуете шить, Виктор Сергеич, узкие или широкие, а то до нас, глухой провинции, моды доходят с опозданием!'
- Похоже. - Я невольно улыбнулся. - Корсаков, конечно, обиделся?
Никита пристально и совершенно серьезно на меня посмотрел.
- Вы ничего не понимаете, Павел Георгич. До обиды ли, если мы идем на чрезвычайно опасное приключение!
Второй раз за последние несколько часов на меня дохнуло холодом. И причиной тому были не
