- никто! - Кулебякин глушил себя работой: всю дорогу прокопался в двигателях двух Ил-14, хорошо полетавших в Антарктиде и отправленных в ремонт. Перебрал все детали, отладил, что мог, перетянул тросы рулей управления, навел порядок в отсеках - с утра до ночи работал, мысленно прощался с дорогим его сердцу миром. Из авиации его, конечно, погонят, в двадцать пять лет нужно начинать жизнь заново - в этом он не сомневался, знал, какая телега идет на него в управление...
Не знал он только того, что все сорок дней дороги его пристально изучает один человек.
- Где собираешься грехи отрабатывать? - спросил Анисимов, когда корабль пришел в Ленинград.
- Не ваша забота, - огрызнулся Кулебякин. - Страна большая, не везде людьми швыряются... Или боитесь, что от алиментов за трактор сбегу?
- Ах, да, ты ведь обиженный, - с насмешкой сказал Анисимов. Недооценили.
Сверстнику или постороннему за такое можно было бы законно врезать.
- Пошел ты... - одерживая себя, Кулебякин отвернулся и услышал резкий голос:
- Не валяй дурака. Хочешь в мой экипаж?
С тех пор и не было для Кулебякина человека дороже, чем Илья Матвеич Анисимов. Служил верой и правдой, как пес, ненавязчиво оберегал, следил за питанием и сушил обувь, самолет к полетам готовил - зря на проверку время тратили.
И его, Матвеича, подвел под монастырь, втянул в беду!
Можно было бы обратить вспять время, вернуть на Диксон самолет, подготовить его, как он это делал всегда - дал бы живьем содрать с себя кожу.
Поздно.
ПЕРВОЕ УТРО
С наступлением сумерек Кулебякин разжег печурку, и люди просыпались в тепле. Залеживаться Анна Григорьевна никому не давала, ей не терпелось навести в избушке порядок, и распорядилась она так: Кулебякин с Кисловым будут заготавливать дрова, остальные мужчины пойдут осматривать остров, а женщины займутся собой и приборкой. Завтрак - потом. Солдатов предупредил, что по утрам он предпочитает сосиски с капустой, за что получил от Анны Григорьевны легкий подзатыльник и напутствие: 'Нагуляй аппетит, сынок, поземкой насытишься'.
К концу октября сумерки в этих местах стояли всего лишь часа два, но этого времени для обхода должно было хватить: островок был игрушечный, километра два с половиной по периметру. Сначала шли вдоль берега против ветра, бочком, пряча лицо; снежная пелена значительно превышала рост человека, и Белухин велел держаться кучно, чтобы не заблудиться. Неба не было видно, но, когда люди поднимались на более возвышенное место, оказывалось, что они стоят по грудь в пелене, а головы - сами по себе, торчат независимо от туловища. 'Вот это фокус, - восхищался Солдатов, расскажу в таксопарке ребятам, не поверят!'.
Идти, однако, было тяжело, снег в лицо будто швыряло совковой лопатой, и ни у кого, кроме новичка Солдатова, поземка восхищения не вызывала. Даже Игорь Чистяков, весь полярный опыт которого был накоплен в преддипломной практике, понимал, что эта экзотика и является главным врагом. А когда люди забрались на одну из тех скал, которые еще с борта самолета заметил Анисимов, то без лишних слов стало ясно, что остров, укутанный поземкой, с воздуха не может быть виден. То есть, зная его координаты и кружась над ним, летчик различит скалы и верхушки двух-трех холмов, но и только. Признаков проживания на острове человека никакой даже самый опытный летчик в этом хаосе не обнаружит.
В укрытой от ветра естественной нише перевели дух, осмотрелись.
- А искры, дым из трубы? - высказал предположение Чистяков.
- Дохлое дело, - сказал Белухин. - Как думаешь, Илья?
- Дохлое, - согласился Анисимов. - Костер бы разжечь...
- Идея разумная, - поддержал Белухин. - С подветренной стороны уложить дровишки посуше, щепок... Эх, бензинчику бы канистру... Дома, однако, обговорим, что и как.
- А чего обговаривать? - Солдатов пожал плечами. - Подумаешь, хитрость, костер разжечь.
- Тебе хорошо, - позавидовал Белухин, - тебе все ясно. А вот я тугодум, пока что не соображу. Если разрешишь...
- Излагай, дед, - великодушно разрешил Солдатов. - По пунктам.
- Во-первых, костер нужен не для того, чтобы Арктику греть, а чтоб его в определенный момент с самолета увидели; во-вторых, попробуй, разожги его без горючки в этот самый момент; в-третьих, люди должны здесь дежурить, чтоб самолет не прозевать. А дежурить-то холодно, и меняться в ночь небезопасно, однако.
- Медведи, что ли? - ухмыльнулся Солдатов. - Слышал я эти сказки, в детском саду пугали.
- Может, и сказки, - согласился Белухин. - Только, паря, не такие, как ты, с полными штанами от тех сказок бегали.
- Вот именно! - подхватил Чистяков. - У нас на станции, где я проходил практику...
- Был ты на своей станции без году неделя, - отмахнулся Солдатов. Нет, в самом деле медведи?
- Растолкуй ему, Михаил Иваныч, по-научному, - предложил Белухин.
- Какая там наука, - улыбнулся Зозуля, - старое, как мир, наблюдение охотников. У западной оконечности острова имеется множество разводий, следовательно, возможна нерпа и, как следствие из следствия, ее спутник и лучший друг - медведь. Но это теоретически, практически же медведи в данном районе маловероятны, так как, по многочисленным свидетельствам, в это время года они уходят на юг, к проливу Вилькицкого.
- 'Медвежьим трактом', - кивнул Белухин, - по южной оконечности острова Большевик.
- Вы там были? - уважительно спросил Зозуля. - Именно туда я и мечтаю попасть, после Урванцева вопросами миграции по 'Медвежьему тракту' практически никто не занимался.
- А кто занимался, медведь сожрал, - пробормотал Белухин, присматриваясь к каменным глыбам. - Вот здесь, Илья, его можно и соорудить, костер твой.
- У троих имеются бензиновые зажигалки, - припомнил Анисимов. - Если ими щелкнуть одновременно, щепки займутся.
- Разумно, - одобрительно сказал Белухин. - Ну, потопали, что ли, чего бесплатно мерзнуть.
Обратный путь был намного легче, ветер дул в спину, да и шли не вслепую, а по своим следам. На подходе к избушке Белухин пропустил товарищей вперед, задержал Зозулю и отвел его в сторону.
- Значит, ушли на юг медведи?
- Уходят, - поправил Зозуля, пытливо глядя на Белухина, будто ожидая подвоха. - Иные, правда, остаются надолго и пасутся у разводий, но здесь, я думаю...
- А ты протри очки!
От тригонометрической вышки к морю уходили огромные, размером с тарелку, следы.
* * *
В тамбуре отряхнулись, сбили друг с друга снег.
- Ух, ты, свеклочка, - приветствовала Лиза Чистякова. - Нам бы такой румянец, а, Зоя?
- Сомнительный комплимент для мужчины, - смутился Игорь.
- Смотри, он еще нецелованный, - предупредил Кислов, - в обморок упадет от избытка чувств.
- 'Только нецелованных не трогай, только не горевших не мани', - под дружный смех проявил свою эрудицию Гриша. - Разве я неправильно запомнил? растерянно спросил он.
- Не обращай на них внимания, - дружелюбно сказал Седых. - Присаживайся ко мне, я тоже Есенина люблю.
Вошли Белухин и Зозуля.
- С пустой сумой, добытчики? - спросила Анна Григорьевна.
- Хрен чего увидишь, - садясь, проворчал Белухин. - Падера.
- Что? - не поняла Невская.
- Поземка, - пояснил Зозуля. - Так здесь ее называют.
- Это и есть пурга? - уточнила Невская.
- Разновидность. Внизу, у поверхности, трехметровый слой взметенной снежной пыли, а вверху ясно, и если вы из любопытства подниметесь на крышу...
- Верю вам на слово, - поежилась Невская.
- Другое дело, - продолжал Зозуля, снимая унты и подставляя их поближе к печке, - когда низкие
