убирать, и обеды готовить, стирать и гладить белье, кормить и выгуливать Дизика и еще десятки разных дел. Она жила где-то в Подольске у родственников, без мужа и детей. Однажды осталась ночевать у Мондрус, и уже потом Лариса не решилась ее выпроводить. Люся боготворила свою хозяйку и ни за что не хотела оставлять ее даже на выходные. Она знала, где что купить: огурчики и зелень - на Преображенском рынке, булочки и пирожные - у Филиппова, мясо и рыбу - на Мясницкой. Моталась по Москве, не тратя лишней копейки. 'Люся, вечером у нас будут гости,- говорила Лариса,- нужно накрыть стол'.- 'Тогда в холодильник лучше не забирайтесь,- по-хозяйски командовала она.- Я приготовлю утку и салат по- восточному'. Когда Эгил из любопытства заглядывал в кастрюли, она ревниво косилась: 'Пробу снимать можно только Ларочке'.
Привела в порядок Люся и оркестр: костюмы и рубашки музыкантов всегда висели перед концертами на вешалках вычищенные и выглаженные.
- Я почувствовала себя, как у Христа за пазухой,- вспоминала Лариса.Никогда в жизни у меня не было такого преданного человечка. Дом блестел! Люся вставала раньше всех, а спать ложилась позже всех, и никогда ее не было слышно, будто в доме все делает невидимка. Когда решился вопрос о нашем отъезде, она просто разрыдалась: 'Я понимаю, здесь так тошно и противно, и мне, конечно, обидно'. Но мы простились тепло. Я отдала ей что-то из своей одежды, подарила шубку. Она потом звонила нам на Запад и хвалилась: 'Я все еще в вашей шубке, Ларочка'. А тогда уже Люся работала у Пугачевой...
Дороднова, как и Гарин, не побоялась поддерживать с нами связь. Мы меняли квартиры, а она все равно находила нас. И говорила по телефону: 'Мне, Ларочка, сам черт не страшен, я ничего не боюсь...'
К словам Мондрус я добавлю следующее: с Пугачевой Дороднова объездила, наверное, весь мир, ну там, где эмигрантские колонии есть. Была и в Германии. Но вот в Мюнхен звезда нашей эстрады не брала ее никогда. Как-то Люся заикнулась о своей частной поездке к Мондрус, Алла Борисовна отрезала: 'Нет!' Как утешение оставались только звонки по телефону. Однажды, находясь с Пугачевой в Кёльне, Дороднова полчаса 'висела' на телефоне. Мондрус удивлялась: 'Люся, за какие деньги ты говоришь?' - 'А у меня есть мои суточные, вот проболтаю их сейчас, и мне больше ничего не нужно'.
Я надеюсь, эти строки не повредят ее отношениям с Аллой Борисовной, которую все мы любим.
Итак, под конец главы, как бы между прочим, в моем повествовании вновь звучит тема эмиграции. После отъезда Лекухов в Америку, так поразившего Шварца, разговоров о туманных планах, связанных с заграницей, в семье Мондрус не возникало. Если не принимать в расчет ропот по поводу отсутствия зарубежных гастролей Жизнь-то все равно шла по восходящей: купили машину, выбили квартиру, вступили в Союз композиторов, записывали небольшие пластинки, давали сольники. Крутились как белки в колесе, не до пустопорожних разговоров было.
Искушения стали одолевать в начале 70-х.
Кто-то сообщил Шварцу: 'Вы слышали, Александрович уезжает в Израиль...' -'Как?! Заслуженный артист, лауреат госпремии, уважаемый человек...' - 'Да, подал документы'.- 'Ну, наверное, он хорошо припрятал свои бриллианты, запасся здесь добром, чтобы обеспечить себе будущее там'.
Через какое-то время еще: 'Вы слышали, Мулерман уваливает...' - 'Не может быть!' - 'Нет, серьезно...'
Потом еще: 'А вы знаете, что Жан Татлян уже там?..' - 'Да ну!..'
В 1971 году уехал режиссер Михаил Калик (его самый известный фильм 'Любить', где снялся целый букет звезд: А. Фрейндлих, Л. Круглый, С. Светличная, А. Миронов, М. Вертинская и др.). За ним - Аркадий Кольцатый (оператор фильмов 'Карнавальная ночь', 'Любить'). Забегая вперед, добавлю, что весной 1972 года покинул СССР один из ведущих наших киноактеров Юлиан Панич ('Разные судьбы', 'Кочубей', 'Педагогическая поэма' и еще несколько десятков фильмов). В том же году, только осенью, эмигрировал Игорь Кондаков, пианист из ансамбля Миансаровой. Кстати, он вместе с женой Милой снялся в эпизоде в фильме Калика 'Любить'. Вообще вся компания, как острил потом Кондаков, выезжала на Запад, а приехала на Восток; рассчитывала создать в Израиле новый Голливуд, а наткнулась на... Стену плача.
Из захлестнувших Москву слухов, которые в большинстве своем оказывались потом правдой, Шварц уяснил только одно: эмиграция разрешена лишь лицам еврейской национальности, у него же веских оснований для беспокойства нет.
И все же в этот период соблазнов одна встреча слегка его озадачила. Они с Ларисой поездом отправлялись в Ригу погостить у родных. В том же вагоне ехал их старый знакомец Бруно Оя. Он, не будучи евреем, тоже стал иностранцем: женился на польке, жил теперь во Вроцлаве. И, как показалось Шварцу, еще больше возомнил о себе. В беседе держал определенную дистанцию, но на прощание оставил свой адрес и телефон. Наверное, уверен, что никто никогда к нему не приедет. Эгил тогда подумал: почему этот человек периодически и как бы случайно возникает в поле его зрения? Что за непонятные знаки судьбы? Что он Гекубе, что она ему?.. Но для чего-то, наверное, это все-таки нужно? Может, их встречи - отражение некой материализации и его, Шварца, будущего?..
В Риге произошло вообще нечто непонятное. Лариса навестила родителей, и вдруг ее мама, русская до мозга костей, активистка социалистического производства, патриотка из патриоток, так, между прочим, заявляет дочери:
- Ларочка, а ты знаешь, теперь есть возможность уехать в Израиль. На законных основаниях. Евреев отпускают. Ты думала об этом?
Лариса опешила.
- Мама, господь с тобой! Что на тебя нашло? Какое это имеет ко мне отношение? Что мне, тут плохо?
- Деточка, а ты подумай на эту тему. Потому что я разговаривала с папой, он тоже считает, что можно воспользоваться такой возможностью. Представляешь, все в Риге помешались на мысли об Израиле.
- Мама, ну о чем ты говоришь? Я по паспорту русская, ты - русская, отец - не родной, Эгил - латыш, его мать - латышка. Ну? Куда я пойду, что скажу? Мне ответят: 'Живите русской, нас ваша национальность вполне устраивает!'
Вечером Мондрус передала весь разговор мужу. Шварц выслушал молча, никаких комментариев Лариса от него не дождалась. Но потом стала замечать, что услышанное как-то озаботило его. Эгил начал куда-то звонить, наводить справки. 'Наверное, скорее из любопытства',- решила она, и разговоры об эмиграции на какое-то время прекратились.
Жизнь шла своим чередом.
Глава 7
ИСПОВЕДЬ ЭГИЛА ШВАРЦА
Как достаются сольники.- 'Чес' на эстраде.- Перемены на ТВ и 'мелкое хулиганство' Людвиковского.- Богословский 'режет' гигант.- 'Синий лен'.Саша Кублинский, рыбалка и пьянка.-Забежинский зовет на Запад.
Я, пожалуй, передохну и соберусь с мыслями, а вы, дорогой читатель, покамест ознакомьтесь с рассказом Шварца, записанным у меня на кассете. События относятся к 1970-1971 годам.
'У нас шел 'график' во Дворце ЦСКА, что на Ленинградском проспекте. Готовимся выступать, ждем очереди. Вдруг за кулисами шепот: 'Щербаков в зале... Щербаков...' Я насторожился: какой Щербаков? Фамилия вроде знакомая, да только тот ли? Спрашиваю: где он? Мне показывают. Смотрю в щелочку занавеса, сидит в пятом ряду - точно он. На лицо почти не изменился, лишь основательно раздобрел. Заместитель начальника управления культуры Моссовета. Шишка! А ведь было время, когда коренной москвич Володя Щербаков учился со мной на одном курсе Рижской консерватории, только я - по классу контрабаса, а он - по классу скрипки. Но после окончания Володя получил распределение в Рижский эстрадный оркестр, который доверили мне. У нас в оркестре впереди сидели четыре скрипача, среди них недолго играл и он. Скрипач посредственный, но человек очень компанейский, большой шутник. Мы с ним частенько встречались на выпивке, я бывал и у него дома.
И вот неожиданная встреча. Мой вполне невзрачный музыкант выбился в солидные люди. Я Ларисе говорю: 'Если этот Володя верен старой дружбе и признает меня, то нам может что-то обломиться от него'.
Небольшой экскурс. Ты же знаешь, Б(рис (Эгил почти всегда называл меня по имени с ударением на первом слоге.- Авт.),что Лариса была этаблированная певица в 'Москонцерте'? Правда, за границу ее больше не посылали, сняли с 'правительственных' концертов за все эти 'мини-макси', но тем не менее определенного положения мы добились. К тому же нам еще не перекрыли кислород на ТВ, как Александровичу и некоторым другим. Лариса там часто мелькала: в 'Огоньке' и особенно в 'Кабачке 13
