За полвека песня не стареет,
Навсегда нам в дружбе с нею быть,
Ведь никто на свете не умеет
Лучше нас смеяться и любить.
Сущая белиберда, ты согласен? Но ведь брали же! Вот что значит идеологический дух времени.
Инструментальные пьесы я продавал в Министерство культуры, песни сбагривал в вокальный отдел 'Москонцерта' как репертуар Мондрус. Платили скромно - по 50-70 рублей, но за месяц набегала приличная сумма.
Был такой поэт Леонид Куксо, бывший клоун. Если ты помнишь, Борис, песню на его стихи пел Утесов: 'Растаяла Одесса за кормою, флотилия снялася с якорей...' Мы с ним тоже родили несколько песен: он - на мою музыку, я на его стихи. Занятно было... Как-то Куксо сказал: 'У меня есть еще одна кормушка - цирк'. Познакомил с одной дамочкой, а та сразу пристроила меня к какой-то акробатической паре - я им музыку писал для номера. Выступали они часто, и мне долго шли авторские.
Мою 'Формулу вечности' ('Ты и я') пел Кобзон, еще что-то заимствовал Эмиль Горовец. Ноты я ксерокопировал в каком-то НИИ. В общем, пока впереди ничего не светило, мы настраивались на сермяжную, рутинную работу, приспосабливалась к началу застойной эпохи. Мы были абсолютно комфортны в отношениях с Системой, и к нам нельзя было подкопаться, как к Синявскому и Даниэлю.
Впрочем, именно в этот период мы записали два настоящих шлягера, по которым, собственно, и узнают Мондрус даже спустя тридцать лет,- 'Синий лен' и 'Озерный край'.
Раймонд Паулс, если ты помнишь, сменил меня на посту художественного руководителя Рижского эстрадного оркестра в 64-м году. Приняв оркестр, он сразу же сократил состав. Убрал всех русских музыкантов. Помимо того, он считал, что незачем держать четыре трубы и четыре тромбона. Большой биг- бэнд его не вдохновлял. Для авторских концертов его вполне устраивал компактный эстрадный состав с функциями простого аккомпанемента. Под эгидой Союза композиторов он разъезжал со своими концертами по республике, сам за роялем, иногда с какими-то солистками типа Балыни (Вайкуле пришла позже). Поскольку Паулс уже основательно увлекался сочинительством, то его песенки в РЭО шли первым номером.
Мы с Ларой постоянно наведывались в Ригу - то навещали родителей, то по консерваторским делам,- и как-то попали на авторский концерт Паулса. Исполнялось много популярных в Латвии его песенок, с таким очень выраженным национальным колоритом - публика принимала их всегда тепло. Я, постоянно озабоченный поисками репертуара, подумал: а почему бы нам не взять несколько песен Паулса, которые в исполнении Ларисы тоже могли стать шлягерами?
Паулс встретил мое предложение с характерным для него показным скепсисом: 'Ты же знаешь, там, то есть в Москве, совсем другой стиль, вряд ли эти песни проедут. Мне хватает авторских в моей Латвии...'
Я так и не понял, возражает он или нет, поэтому пропустил его слова мимо ушей. В принципе тогда никто не спрашивал согласия автора, можно ли исполнять его песню. Хотели - брали. Подразумевалось, автор всегда будет доволен: это и реклама и деньги. Мы купили в магазине его большую пластинку и выбрали оттуда пару песен: 'Озерный край' и 'Синий лен'. Саша Дмоховский написал нам новые тексты. У Паулса его 'озерный край' никакого отношения к России не имеет, да и песня называлась по-другому - 'Латгалия', по имени живописной части Латвии, где много красивых озер. 'Синий лен' и в оригинале назывался так, Дмоховский не делал там поэтических открытий, но он трансформировал тему на русский лад.
Обе песни записали на 'Мелодии', причем технически на высоком уровне: четырехдорожечный магнитофон, стерео... Музыканты - неполный биг-бэнд из оркестра Людвиковского. Результат, полученный нами - исполнение Ларисы, оркестровая запись,- не шел ни в какое сравнение с тем, что имелось на пластинке Паулса. Небо и земля. У нас получилось значительно богаче, глубже, объемнее. Это был шаг вперед, хотя в Риге музыканты тоже неплохие.
Через некоторое время Паулс позвонил нам: 'Я тут вот, в Москве... Они хотят записать что-то, но ты же знаешь, меня это не интересует... На 'Мелодии' просили, хотят что-то выпускать...' Прямо такой скромный из себя: и 'Союз не для меня', и 'у них совсем другой вкус...' Мы пригласили его в гости. Гордость, конечно, переполняла меня, что мы с Ларисой 'в порядке', 'не пропали' после Риги, и я могу принять его в просторной московской квартире.
Он приехал. Лариса сразу же извинилась за плохое самочувствие и ушла спать в другую комнату. На самом деле, она не могла простить ему, что он пошел на поводу у Швейника и занял мое место в РЭО. Паулс не обиделся, что Лара оставила нас, но все понял. С нашей стороны это было нетактично, конечно.
За чаем я предложил Раймонду шоколадные конфеты 'Прозит', которые привез из Риги. Он попробовал конфету и сразу выплюнул: 'Там же алкоголь, мне это нельзя'. Я вспомнил, что Паулс лечился, и это, пожалуй, был единственный случай, когда больной выздоровел. Спасибо его жене Лане, которая вытащила его из алкогольной зависимости и сделала, так сказать, интернациональным человеком. До того он числился лишь в больших патриотах маленькой Латвии, а 'Паулюсом' его теперь называли только в России. Патриотом он и остался, но не националистом. У нас немного иное ко всему отношение. У Лары родной язык - русский. Будучи солисткой РЭО, она гастролировала по Союзу и пела только по-русски. Но когда в Риге дошла очередь до пластинки, никто не предложил ей записать хоть одну песню на русском языке - нет, исполнять обязательно по-латышски. Как бы сложилась ее судьба, останься она в Латвии? В лучшем случае, как у Балыни или Вилцане. Местечковый масштаб.
Но я отвлекся, Борис. Сидит Паулс у нас и, уставившись в пол, вдруг спрашивает: 'Паркет? Настоящий?' - 'Ну да'.- 'А у нас там, ты понимаешь...' Паулс имел в виду квартиру, выделенную ему в доме, который филармония начала строить еще в мою бытность. Я туда тоже ткнулся, но меня не взяли. Теперь он жаловался, что в доме деревянные доски. А в Москве уже клали финский паркет.
В общем, пустой разговор у нас, ни про что. Потом он между прочим спрашивает: 'Я вот одну песню слышал, Лариса пела... Это случайно не твоя? Кажется, 'Крылья' называется?' - 'Моя'.- 'Я сразу узнал. Без этого русского душка'. Хвалить других не в правилах Паулса. А тут услыхал где-то песню, и уже одно то, что запомнил и отметил: 'без душка', звучало как признание. Ему самому понадобилось целых десять лет, чтобы снизойти до Пугачевой и Леонтьева. Вот с Вайкуле у него сложился прочный альянс. Да...
Несмотря на мелкие недоразумения, мы с ним сохранили нормальные отношения.
В Риге в 71-м году я встретил Сашу Кублинского. Того самого, что кричал когда-то в Рижском эстрадном оркестре: 'Все, времена Шварца кончились!' Он выступал с небольшим ансамблем в Юрмале, канючил все ту же свою песенку 'Ночью в узких улочках Риги...'. Помню, проводился традиционный летний праздник. Присутствовал первый секретарь горкома партии Юрмалы Родионов. В концерте принимали участие Магомаев, Геннадий Рождественский... Кублинский попросил нас выступить в его программе. Я ответил: 'Ну если ты организуешь нам отдых на взморье, тогда, пожалуй...' Он тут же договорился с Родионовым, и нам зарезервировали коттедж в Кемери. Там только что выстроили целый комплекс летних особнячков. Мы смотались в Ригу, отрепетировали несколько песен с ансамблем Кублинского, и потом Лариса выступала в концертном зале Дзинтари. Весь праздник поручили организовать Швейнику, и это был тот уникальный случай, когда он не мог как-то нам воспрепятствовать. Ведь все эти годы мы много раз выступали в Вильнюсе, Таллине, Калининграде, но в Риге - никогда.
Родионов пригласил компанию артистов, в том числе нас с Ларой, Магомаева, Рождественского, Кублинского, совершить прогулку на катере. Нам объяснили, что мы будем ловить лососину. На самом деле, рыба была у них заготовлена заранее и лежала вместе с сетями в другой лодке. Катер отчалил от берега, рыбаки тянули сети, рыба трепыхалась, серебрилась на солнце. Потом рыбаки подъехали к нам. Родионову торжественно преподнесли огромного лосося, для гостей из трюма извлекли подносы с приготовленными канапе с лососевой икрой, водкой... В общем, настоящий театр.
Слегка закусив, сошли на берег, а там уже и столы накрыты. Кублинский сразу напился. Он пил всегда. Его из консерватории, по-моему, за это турнули. Паулс как-то смог дотянуть до пятого курса, закончил, а Саша в какой-то момент сорвался. Он пытался писать шлягерные песенки, конкурировать с Паулсом, но у него ничего не получалось. В 1991 году, будучи в Риге, я поинтересовался его судьбой. Мне сказали: 'Кублинский? Так он давно спился'.
После праздника в ресторане 'Лидо', сохранившемся еще со старых времен, был устроен банкет.
