такой вал сразу... В нескольких конвертах содержались предложения организовать 'Клуб поклонников Лариссы'. Мы доверили это право одной из девушек, по имени Дорис, чье письмо меня особенно тронуло. Посылали ей всякую информацию обо мне, фотографии... А она держала в курсе моих поклонниц по всей Германии. Это очень важный момент, потому что они писали заявки на ТВ и радиостанции: хотим слышать Лариссу! Сейчас Дорис уже дама солидного возраста. Мы ее, правда, никогда не видели, она живет в городе Эутин, но изредка пишет нам, потому что у нее остались какие-то теплые воспоминания о молодости.
Осенью Хельга Адлер предложила Мондрус выступить наконец в престижном телевизионном 'Ребров- шоу', названном так по имени колоритного ведущего этой программы.
'Русский медведь с берегов Эльбы',- отрекомендовался в 1989 году Иван Ребров российскому зрителю на концерте в Москве. Правда, родину предков он посещал еще в начале 70-х (с Мондрус знакомство тогда не состоялось). Министр культуры Екатерина Фурцева с холодностью отнеслась к его идее относительно гастролей в СССР, даже несмотря на то, что репертуар Реброва не содержал никакой угрозы в идеологическом плане. В отличие, скажем, от 'блатных' (по мнению запретителей) песен другого 'эмигранта' - Бориса Рубашкина, Иван Павлович Ребров предлагал нам популярные и безобидные русские песни. Выступать ему все равно не разрешили, наверное, просто из принципа.
Иван Ребров родился в 1931 году в Берлине в русско-немецкой семье. Мать выучила сына родному языку, привила любовь к русской культуре.
Такого голоса мы не слышали со времен Шаляпина, и я, признаться, не подозревал, что он существует.
Долгое время Иван Ребров вел на германском телевидении свою программу, пользовавшуюся неизменным успехом. Когда волна шлягерной музыки на основе русского фольклора, достигнув апогея в конце 60-х, стала в ФРГ резко спадать, передачу решили закрыть. На 1 января 1975 года планировался последний эфир 'Ребров-шоу', и участие Мондрус как бы придавало передаче ностальгический шарм, делая ее финал исключительно красивым и запоминающимся.
Программу снимали заранее, в декабре 74-го, причем в двух городах: в Кёльне записали фонограмму дуэта Реброва и Мондрус и песенку про мечтающего жениться 'порядочного латыша', а в мюнхенской 'Баварише-штудио' сняли остальное: публику, оркестр, балет. Здесь репетировали до полной 'перфекции' и работали четырьмя камерами.
Мне показали запись этой телепередачи. Там выступали известные немецкие исполнители Катя Эпштейн и Михаил Шанце. Пели блестяще, но это, как говорится, не грело душу. Наконец Ребров, уверенно и вальяжно выступавший в роли хозяина, объявляет:
- Сегодня у нас замечательная премьера. Речь идет о моей почти что землячке, одной советской коллеге, которая совсем недавно стала настоящей мюнхенкой.
На сцене появляется Мондрус. Впрочем, бывшую советскую 'стар' узнать практически невозможно - настолько изменилась ее внешность.
- Добрый вечер, красавица!.. Небольшая осечка, я ведь хотел мою коллегу представить, как это принято на немецком телевидении, то есть как будто мы сейчас встречаемся в студии впервые... Добро пожаловать, красивое дитя! Я полагаю, что это вы - моя гостья из России?..
- О! Разве я выгляжу как русская?
- Нет-нет, необязательно. Но по моим часам теперь ваш выход
- Я вовремя?
- С точностью! Так вот, дамы и господа, это Лариса!
Раздаются аплодисменты.
- Скажи, пожалуйста, а что ты делаешь, когда не поешь?
- Тобой восхищаюсь.
- Замечательно.
- Ты же поешь песни о тайге с баяном и балалайкой, про березы на полях и дремучие леса, про Крым и Урал...
- ...уже в пятисотый раз!
- У тебя казаки скачут по ночам, Аннушка обвораживает нежной талией, ты глушишь водку до упаду, как настоящий русский бросаешь через плечо...
- Все стаканы об стену!
- Одеваешься, как царь, в соболя, приглашаешь покататься на тройке, не имея при этом водительских прав... на тройку.
- Ты еще забыла про черную икру, которую я лопаю ложками, борщ и все другое, чем русские ублажаются...
- И смелой хваткой гребешь вверх по Волге...
- Э-эй, ухнем...
- Но не спеши. А как с тобой по правде?
- Кто знаком с прессой, знает, что я родился в колыбели на Шпрее.
- Все же ты мечтаешь о тайге, любишь звуки балалайки, Крым и, наконец, Аральское море. Но, глядя на тебя, я думаю, ты любишь не только борщ...
- ...А также свиное жаркое и колбасу! Ну да, тем не менее в моих жилах течет и русская кровь. Но давай-ка теперь, голубушка, расскажи что-нибудь о себе. Твой немецкий звучит что-то весьма умело. Где же ты увидела свет божий?
- Так как я родом из Латвии, то пою про свой родной край. То, что по-немецки это порой комично звучит, меня не тревожит.
Вступает оркестр, и Лариса начинает 'заводить' зал:
Йедер нетто летте
Хетте герне айне нетте
Леттин цюр фрау...
Ребров взял в передачу и другую песню из альбома Мондрус - 'В твоих объятьях'. Между прочим, на имеющейся у меня пластинке Лариса поет: 'Ин дайнен армен мёхт их мал штербен...', что означает: 'В твоих объятьях хочу когда-нибудь умереть'. Редакторам 'Ребров-шоу' не понравилось слово 'умереть', это показалось слишком 'жестким' для лирической песни. Вайрих тут же произвел удачную замену: 'Ин дайнен армен мёхт ихфервайлен...' ('В твоих объятьях хочу остаться навсегда'). Но Ларисе из-за этой правки пришлось исполнять всю песню заново и 'живьем'.
Небезынтересная параллель. Когда подготовка к 'Ребров-шоу' шла полным ходом и Мондрус жила ощущениями новых перспектив, в СССР пропагандистское ведомство Лапина рассылало по всем территориальным управлениям теле- и радиовещания предновогодний циркуляр-напоминание: 'Список композиторов, поэтов и исполнителей, записи которых в настоящее время (на 1.01.1975) по различным причинам сняты с вещания: Александрович М.- певец, Войнович В.поэт, Галич А.- поэт, Горовец Э.- певец, Дувалян Ж.- композитор, певец... Каган С.- пианист, композитор... Леонидов П.- поэт... Мондрус Л.- певица... Татлян Ж.- певец... Федоровы (сестры) - вокальный квинтет... Чижик В.трубач... Шварц Э.- композитор, дирижер...' Всего 63 фамилии.
С перечисленными именами все более-менее ясно, непонятно только, каким образом в перечень неугодных попали сестры Федоровы. К сожалению, мне так и не удалось выяснить, в чем они провинились и куда исчезли. Если кто знает, дайте знать.
Целиком программу 'Ребров-шоу' Лариса и Эгил смотрели 1 января, находясь за праздничным столом у своих друзей. А уже со 2-го января у Мондрус начинались недельные гастроли, и первый концерт должен был состояться в районе Кёльна, с оркестром Западногерманского радио. Рассказывает Шварц:
- Прошедший год закончился для нас удачно. И так же счастливо начался новый. Единственное, что омрачало жизнь,- это непростые отношения с родителями Лары. Она часто посылала в Ригу письма, рассказывала, как у нас все хорошо, какие тут радужные перспективы, словом, пыталась заманить их к нам. Но мама ее не верила ни в какую. Особенно ее напугала злополучная статья в 'Известиях', когда мы еще находились в Италии. Лидия Григорьевна звонила нам и спрашивала: 'Правда ли, что у вас так страшно?' Дочери не верила, верила какой-то газете, где что ни слово, то ложь. Потом она сообщила, что в России пустили слух, будто Мондрус утонула. В такой обстановке Лидия Григорьевна и слышать не хотела ни о каком отъезде, только сокрушалась, что ее дочь куда-то увезли.
Когда мы обосновались в Мюнхене, Лариса продолжила свои уговоры, но теперь весь пыл перенесла на Гарри Мацлияка: 'Папа, ты же знаешь немецкий, почему вам не перебраться к нам? Ты еще молодой (ему
