было лет 55), сможешь с Аликом (братом Лары) открыть автомастерскую'. У Мацлияка имелся какой-то приятель, друг детства, свояк, который эмигрировал в Германию раньше нас. И Гарри написал Ларисе: 'У меня в Ахене есть друг. Если бы вы его нашли и он рассказал мне, что хорошо устроился, тогда, может быть, мы подумали бы...'
Второго января я привез Ларису в Кёльн, 'передал' ее организаторам гастролей, а сам с Дизиком отправился в Ахен, что у самой границы с Голландией. Разыскал этого приятеля. 'Знаешь Мацлияка?' - спрашиваю. 'А-а, Гарри, как же, помню...' Поговорили немного. Мне надо выполнить задание Лары, чтобы он написал ее отцу и уговорил приехать сюда. Времени маловато, а приятель меня отпускать не хочет. Стал свой 'мерс' показывать да нахваливать. Потом ему вздумалось по Голландии меня покатать. Тогда еще такого понятия, как 'шенгенская зона', не существовало, так что был определенный риск. 'Давай быстро туда-сюда,- говорит,- никто ничего не проверяет'. Поехали. Посмотрели немного Голландию: мельницы, тучные коровы... Неинтересно было. Вернулись назад. Опять уговоры. В общем, он обещал написать Гарри. Я спрашиваю: 'Как кратчайшим путем добраться до Ольпе, где сейчас Лариса выступает?' А он и понятия не имеет, потому что сам всего год живет в Ахене. Развернули на полу карту, начинаем смотреть. Нашли. Это городок по другую сторону Кёльна, надо делать крюк километров сто тридцать. Судя по часам, я уже опаздываю. Самому мне выступать не нужно, но мы договорились с Ларой встретиться после концерта.
Сел в машину, Дизик со мной, и рванул по автобану. Уже стемнело, время-то зимнее. Ну, у меня двигатель - шесть цилиндров, может запросто давать до двухсот километров. Интересно же хоть раз испытать, что это за скорость такая. А на спидометре только сто двадцать - для автобана, как мы уже говорили, езда не быстрая.
Периодически пытаюсь ориентироваться по карте, где-то надо свернуть на Ольпе. Автобан кончился, а я по причине темноты этого не заметил и попал в такой серпантин, что чудом выкрутился. Опять еду по прямой, кого-то обгоняю, кажется, что дорога все время идет прямо. И вдруг крутой поворот направо. Торможу, поворачиваю, передо мной вырастает какая-то зеленая стена. Выворачиваю руль влево, меня выносит на противоположную сторону улицы. И мой 'мерседес' с полного хода врезается в угол дома. Приехали!.. Первая мысль, когда я выбирался из машины: 'Как хорошо быть пристегнутым'. Дизик тоже в порядке. Вскоре появилась полиция. Приехал тягач и оттащил мою разбитую вдребезги машину. Я даже как следует перепугаться не успел, обрадовался, что руки-ноги целы... Другим транспортом добрался до Ольпе, рассказал все Ларе. Она отреагировала в своем стиле: 'Так, за один концерт столько-то марок, за другой столько-то... Замечательно, сейчас я пою просто бесплатно, чтобы купить еще одну машину'. Да, Борис, страховкой-то еще не обзавелись, неопытные были. Потом мы всегда страховались. Жаль ту машину первая была, красивая, но прослужила только полгода...
В середине сентября Фред Вайрих сделал с Мондрус запись сингла 'Последняя ночь в Яффе', рассчитанного с дальним прицелом на 'русскую' эмиграцию, но так получилось, что основные успехи Ларисы, помимо немецкой аудитории, были связаны больше с латышами.
В эмигрантской латышской газете, выходившей в ФРГ, появилась заметка о 'вырвавшейся из лап СССР' певице Лариссе, которая, по словам корреспондента, в новогоднем шоу Ивана Реброва 'прославила нашу маленькую родину', причем заявила, что 'она и сама родом из Латвии'.
Сообщение в латышской прессе имело продолжение. Крупная эмигрантская организация 'Даугавас ванаги' ('Соколы Даугавы') обратилась к Мондрус с предложением устроить концерт для латышей в Кёльне.
Принцип работы Мондрус и Шварца на Западе уже определился: никогда ни от чего не отказываться. За два месяца Лариса подготовила сольную программу в соответствии с вкусами и пожеланиями заказчиков. Посильную помощь по части репертуара оказал их новый знакомый Улдис Грасис (автор текстов). Основной костяк программы составили латышские бытовые песни еще довоенных времен с заметным германским окрасом, раздобытые Эгилом в старых эмигрантских изданиях и слегка подправленные под танцевальные ритмы. Латыши ведь так любят танцевать.
Вообще в этой затее Шварц выступал как менеджер, а всю концертмейстерскую работу он предложил Игорю Кондакову, тоже осевшему в Мюнхене.
Концерт в Кёльне имел такой резонанс среди эмиграции, что 'Даугавас ванаги' решились спонсировать издание пластинки Мондрус с записью ее песен на латышском языке. На этот проект выделили десять тысяч марок. Производство 'гиганта' стоило в четыре раза дороже, но Лариса и Эгил с энтузиазмом взялись за дело. Чтобы уложиться в смету, прибегали к некоторым ухищрениям. Пять песен, чисто латышских, записали в студии с небольшим ансамблем типа 'комбо', а другую половину диска делали (с разрешения 'Полидора') на основе фонограмм 'гиганта' 'Ларисса'. В частности Улдис Грасис изменил на латышский манер подстрочник немецкого шлягера 'Вильдер вайн унд вильде розен'. Лариса тогда не подозревала, что песня 'Дикий виноград и дикие розы' станет чуть ли не национальным гимном всей латышской эмиграции, а в Советской Латвии, естественно, сразу же попадет в разряд запрещенных.
Когда пластинка вышла и стараниями 'Даугавас ванаги' стала продаваться, наряду с сувенирами, книгами и янтарем в эмигрантских магазинчиках Европы, Америки, Канады и Австралии, латыши во всем мире будто спохватились - они хотели как можно больше узнать об этой симпатичной певице, они хотели видеть и слышать Ларису Мондрус.
Глава 4
ПРОГУЛКИ ПО МЮНХЕНУ
Швабинг с птичьего полета.- 'Английский сад' - натура для Тинто Брасса.- Там, где стоял Гитлер.- Бывший госпиталь на Эттингерштрассе.Советский шпион на 'Свободе'.- Биргартен 'Гудсхоф Ментершвейге'.- Рудольф Мозхаммер.- Письмо Юлиана Панича.
-...Ну, это понятно, 'БМВ', гигант автопромышленности Германии,говорю я срывающимся от ветра голосом, показывая вниз на поблескивающие крыши цехов и гигантские цилиндры административных корпусов с узнаваемым логотипом наверху.
- Да, но это не весь завод, Борис. Здесь основной, исторический центр 'БМВ', откуда все пошло...
Мы с Эгилом стоим на верхотуре мюнхенской телебашни и с высоты двухсот метров обозреваем сквозь никелированную решетку панораму города.
Прямо под нами хорошо видны подвесные, на металлических растяжках, спортивные сооружения: стадион, бассейн, трек, напоминающие о Мюнхенской олимпиаде 1972 года и внешне похожие на таинственные космические шатры.
- Это что за дорога?
- Окружное внутреннее кольцо. Дальше так называемый Швабинг, через который мы ехали сюда,- Мюнхен конца XIX - начала XX века. Колыбель немецкого 'модерна', когда-то там жили художники, артисты... Обрати внимание - все дома четырех-пятиэтажного 'роста', выше строить не разрешали.
- Справа что за огороды? Прямо среди городских кварталов.
- Эти участки вроде ваших дач люди получили после войны, когда здесь был пустырь. Теперь их никакими силами и никакими судами отсюда не выгонишь.
- Торжество закона. У нас бы в двадцать четыре часа...
- А там, вдали, за туманами...
- Ого, что-то похожее на цитату из советских песен! 'И пока за туманами видеть мог паренек...'
- Да, Борис, там, примерно в восьмидесяти километрах, Австрия, Альпы...
Налюбовавшись живой картой города и успев продрогнуть, мы вновь спустились на согретую асфальтом землю.
Сегодня, поскольку у Ларисы неотложные дела в ее магазине, у нас экскурсионный день. Лорен, как обычно, на занятиях. А мы с Эгилом путешествуем по городу. Напомню, что я в Мюнхене не в первый раз, поэтому предложил моему гиду исключить из программы осмотра площадь Марии с Ратушей, Хофбраунхаус и Нимфенбург как объекты ранее виденные.
Едем неспешно по Леопольдштрассе, и Эгил совмещает приятное с полезным, продолжая рассказ о прошлом.
- Осенью 73-го года, когда Лара записывала здесь свою первую пластинку, я вдруг почувствовал отчаяние. Люди вокруг меня куда-то шли, были чем-то озабочены, а я впервые в жизни не имел работы, не знал, чем заняться. А ведь считался главой семьи и нес какую-то ответственность за нас обоих. Что же получалось на деле? Лара успешно стартовала, стала зарабатывать свои тысячи, а я? Только пальто ей подносить, так, что ли?
- Самолюбие заедало?
- Не без этого. Начал тыкаться во все дырки. Кто-то мне сказал: 'Здесь есть магазин, называется 'А.
