произошло - обычный обмен дневной информацией.
Проверив работу туалетов, мы опять уселись в машину. Веселая жизнь!
Вечером наша улица показалась мне еще более пустынной, то есть вообще ни одного пешехода я не видел.
- А кто-нибудь из знаменитостей тут обитает?
- Ты имеешь в виду в Грюнвальде или конкретно на этой улице?
- И то и другое.
- Вот как раз проезжаем дом Руммениге. А там живет Маттеус. Тебе знакомы эти имена?
- Как же! Бывшие игроки сборной ФРГ по футболу.
- Тут много обителей из артистического мира,- добавляет Лариса.
- Кто, например?
- Известная певица Лена Валайтис, актриса кино Зента Бергер, телевизионная звезда Уши Глаас, продуцент Ральф Зигель...
Имена звучные, но, кроме последнего, ни о чем мне не говорящие.
Я заметил, что мы едем по другой, нежели обычно, дороге. Пересекли по мосту реку Изар, и Эгил прибавил скорость.
- Далеко нам?
- Не очень. Ты увидишь биргартен, настоящий немецкий пивной сад.
С английскими пабами и бангкокскими злачными заведениями я когда-то знакомился, стараясь по возможности экономить доллары. Сейчас на правах гостя я рассчитывал в душе, что нас ждет шикарный ресторан с какой-нибудь особенной кухней, а мы, оказывается, будем пить просто пиво. Радости маленько поубавилось. Но ничего, постараемся изобразить, что все это безумно интересно.
Через минут двадцать мы были на месте. Наш биргартен назывался 'Гудсхоф Ментершвейге'. У Эгила опять возникла проблема со стоянкой.
- Они тоже,- киваю я на длиннющие ряды сверкающих машин,- приехали пить пиво? А как же потом за руль?
- Специально никто здесь не караулит и не проверяет. Есть доля снисходительности, если не нарушать правил движения.
Биргартен меня восхитил. Между вековых сумрачных деревьев, видевших, наверное, еще первые 'октоберфесты' времен короля Макса-Йозефа I, врыты в землю, так и хочется сказать, дубовые столы. Может, они вовсе и не дубовые, но уж очень массивные, грубо сколоченные, пахнущие деревом. Над столами, за которыми современные бюргеры отводят душу, сверкающие гирлянды электрических лампочек. Где-то играет духовой оркестр, почти в каждой компании поют песни и есть пара-тройка человек в национальных костюмах. Народу полно, обстановка вполне непринужденная. От моего серого настроения не осталось и следа.
В центре сада концентрировались ароматы, от которых текли слюнки. Здесь бойко орудовала раздаточная кухня, шипели внушительные куски мяса, жарилась картошка, тушилась капуста, пенилось пиво, щелкали кассовые аппараты.
Эгил сунул мне поднос.
- Тут самообслуживание. Выбирай что хочешь.
- Боря, я советую взять 'швайне хаксе',- сказала Лариса,- свиную ногу. Это то, что любят немцы.
Глаза разбегались от соблазнов. Вокруг стоял такой шум и гам, что я не мог сориентироваться, разглядывая выставленный в витрине ассортимент. В общем, мы набрали еды, как с голодухи. Сначала я еле-еле, боясь опрокинуть, дотащил до стола поднос с тремя литровыми кружками пива. Второй поднос был доставлен с двумя большими тарелками гарнира: на одной - картофель фри, на другой - гора тушеной капусты. Эгил принес тарелки со 'швайне хаксе', а Лара обеспечила нас вилками и ножами.
Глядя на возникшее передо мной блюдо с полуторакилограммовым оковалком свинины, лоснящимся и румяным, я внутренне содрогнулся: неужели все это можно съесть? Однако с деланным оптимизмом произнес:
- Ого! Придется поработать. Но не много ли на ночь?
- Один раз в жизни можно,- усмехнулся Эгил.
- Только бы не последний. Цумволь, Лариса!
- Цумволь! - улыбка осветила лицо феи Грюнвальда.
- Цумволь, Эгил!
- Цумволь, Борис!
Неспешная трапеза, когда смачные глотки холодного пива чередуются с отправлением в рот нежнейших кусочков отрезанного мяса и вкуснейшей баварской капусты, а вечерняя прохлада и звуки духового оркестра еще более распаляют аппетит, и все это в обществе красивой женщины (хотя и в присутствии мужа) - какая вам еще нужна 'амброзия'! Разве что остроту и пряность впечатлений усилило бы это самое отсутствие мужа. Однако программой развлечений от Эгила Шварца сие не предусмотрено. Да и мы, как-никак, люди благовоспитанные, на это не претендуем и гоним прочь неприличные мысли как сатанинский искус.
Лариса наклоняется ко мне:
- Посмотри на стол справа, напротив нас.
Я сфокусировал взгляд в нужном направлении и увидел импозантного господина в черном плаще с белым шарфом на шее. Он вальяжно расположился за столом, держа на руках породистую собачку. Сытая порочная физиономия, блестяще-приглаженные черные волосы, холеные тонкие усики. Чем-то он напоминал мне Сальвадора Дали.
- И кто это?
- Рудольф Мозхаммер. Один из самых богатых и известных людей Германии.
- Чем занимается?
- Портной, дизайнер мужской одежды. Имеет свой салон на Максимилианштрассе. Но портной не простой. У него шьют костюмы арабские шейхи.
Между тем Мозхаммера облепили несколько девушек, прося у него автограф. И Руди, как величают здесь великого портного, с ленивой барственной щедростью подписывает все, что ему подсовывают под руку: открытки, фотографии, салфетки, клочки бумаги...
- Я смотрю, он любимец не только нефтяных магнатов.
- Еще одно маленькое доказательство его большой популярности.
- И так запросто заглядывает в биргартен попить пивка?
- Сюда может зайти каждый,- поясняет Лариса,- но этот сад для бонз, его посещают в основном состоятельные люди. Кто есть кто, не сразу определишь, если не знаешь. Миллионер может быть в джинсах. На Западе существует такое понятие 'андерстейтмент' - не выпячиваться. Ходят в якобы простой одежде, а на самом деле очень дорогой. Но Мозхаммер - один такой. Колоритная личность.
Пока мы вели светский разговор, я едва осилил половину блюда.
Тяжелую граненую кружку осушил до дна, но мясо уже не лезло, несмотря на всю романтику ужина. С легкой досадой оставлял я недоеденный шмат свинины вкупе с картофелем и капустой. Чудный вечерок, только бы живот выдержал...
Слава богу, все обошлось без эксцессов, и теперь самое время отвлечься от проблем чревоугодия и вернуться к теме, связанной с радиостанцией 'Свобода'. Забегая несколько вперед, скажу, что, покидая Мюнхен, я запасся у Шварца телефонами и адресами людей, могущих в чем-то помочь в плане воспоминаний. В том числе получил и координаты Юлиана Панича, одного из любимейших актеров моей юности. Вернувшись в Москву, я написал ему письмо с просьбой рассказать что-нибудь о себе и о Мондрус. И через некоторое время получил ответ, очень меня озадачивший. Жаль, что история с письмом случилась после поездки к Мондрус, а не до того. Тогда я мог бы прояснить некоторые вопросы. Впрочем, цитирую Панича:
'Уважаемый Борис Александрович!
Письмо Ваше получил. Стараюсь оказаться Вам полезным. Однако что я могу сказать в дополнение к тому, что сказано в фильме о Ларисе Мондрус? (Имеется в виду телефильм Панича 'Дорога домой'.- Авт.)
Лариса - явление уникальное! Ну, про певицу Мондрус Вы напишете сами. И напишете хорошо. Там все
