если они нас, то мы их на том держится мир! Так что во имя сохранения мира, во имя безопасности Америки и западной цивилизации мы предлагаем вам взяться за работу, профессор!
Голдвин молчит.
КЛИНЧЕР (нервно). Я не понимаю ваших колебаний, профессор. Речь идет о гигантском проекте, об исследованиях... и каких!
ХЕНИШ. И в конечном счете может оказаться, что вы правы: такое оружие невозможно, все наши опасения преувеличены. Что ж, лично я только вздохну с облегчением.
МИНИСТР. Итак, профессор?
Голдвин молчит.
ХЕНИШ. Как жаль, что я забросил физику ради политики! Меня не пришлось бы долго уговаривать.
ГОЛДВИН. Вы были физиком, сенатор?
ХЕНИШ. Да. И тоже ядерщиком. Но это было еще до войны, задолго до Великого Ядерного Бума. Я опубликовал только одну статью о пузырьковой модели ядра. Может быть, помните, профессор?
ГОЛДВИН. М-м... припоминаю. Была опубликована в 'Физик ревью', в 38-м или 39-м году. Какой университет вы окончили?
ХЕНИШ. Пенсильванский... ах, далекие милые годы! (Конфиденциально). Министр ждет вашего ответа, профессор.
ГОЛДВИН. Я согласен заняться такими исследованиями, сэр. Но только исследованиями!
МИНИСТР. Вот и отлично, док! Разумеется, только исследованиями, мы пока не вправе требовать от вас большего. А организацию работ возьмет на себя полковник Клинчер, проницательности которого мы обязаны раскрытием этой важной проблемы. Надеюсь, вы согласитесь с ним сотрудничать, профессор?
ГОЛДВИН. М-м... а вы какой университет окончили, полковник?
КЛИНЧЕР. Вест-Пойнт, сэр.
ГОЛДВИН. А... а... а... кавалерист?
КЛИНЧЕР (оскорбленно). Военный стратег, сэр!
ГОЛДВИН. М-м... ну да все равно. (Встает). Разрешите, откланяться, господа! (Уходит).
МИНИСТР. Ох, эти яйцеголовые! Откровенно говоря, мне не нравятся настроения этого Голдвина. Не поискать ли нам кого-нибудь другого, полковник?
КЛИНЧЕР. К сожалению, выбирать не приходится, сэр. Специалистов по нейтрино немного, а такого класса, как Голдвин, просто нет. Я думаю, нас не должны занимать его взгляды, сэр. Пусть исповедует что угодно, лишь бы делал то, что мы хотим.
МИНИСТР. Нужно будет заставить его делать это, полковник!
КЛИНЧЕР (замявшись). Боюсь, что я... что мне... во всяком случае в нынешнем положении, трудно иметь достаточное влияние, сэр. Вы же видели, как он со мной разговаривал!
ХЕНИШ. Полковник прав, сэр. Они очень чтят звания и чины, эти яйцеголовые.
МИНИСТР. Понимаю. Когда законопроект будет утвержден, мне, думаю, удастся убедить президента присвоить вам, Клинчер, звание бригадного генерала учитывая важность работы. Итак, за дело... генерал! (Встает, давая понять, что аудиенция окончена).
КЛИНЧЕР и ХЕНИШ уходят. Тотчас поднимается со своего места адъютант.
АДЪЮТАНТ (подходит к столу, кладет несколько бланков). Дневные сведения, сэр!
КЛИНЧЕР (Хенишу, за дверью). Примите мою благодарность, сенатор. Не ожидал.
ХЕНИШ. Не стоит. Генералом больше, генералом меньше это ничего не меняет.
Затемнение. Освещается левая сторона сцены. Кабинет Макарова в министерстве. Столы, составленные буквой 'Т', ковровая дорожка, телефон с коммутатором, коричневый сейф, на стенах три портрета. За столом МАКАРОВ.
Входит, слегка прихрамывая. Шардецкий.
МАКАРОВ. Иван Иванович, рад вас видеть в добром здравии!
ШАРДЕЦКИЙ. Здравствуйте, Олег Викторович. Я к вам, как гоголевский городничий, с пренеприятнейшим известием... (Быстро проходит, усаживается). Американцы закрыли нейтрино.
МАКАРОВ. В каком смысле закрыли?
ШАРДЕЦКИЙ. Не в физическом, разумеется. Из последних выпусков американской литературы по ядерной физике исчезли публикации по нейтрино и слабым взаимодействиям.
МАКАРОВ. Ого... такое уже было!
ШАРДЕЦКИЙ. Да. Так было с публикациями по делению урана когда начались работы по созданию урановой бомбы. И еще: симпозиум по физике слабых взаимодействий, который должен был состояться в феврале в Сан-Франциско, отменен.
МАКАРОВ. Могу еще добавить: недавно конгресс США утвердил дополнительные ассигнования в размере 55 миллионов долларов на исследовательскую работу по министерству обороны... Значит, это всерьез, Иван Иванович!
ШАРДЕЦКИЙ. Всерьез. И они сами указывают нам направление работы... спасибо им хоть за это! (Встает, прихрамывая шагает по кабинету). Но если так куда идем, а? Камо грядеши, мир? Управление устойчивостью ядер ядер, из которых состоит все и вся на Земле. Вы представляете, что это может значить? Взрывы зарядов докритической массы то есть ядерных бомб на складах или реакторов на атомных электростанциях и кораблях. Или наоборот: ядерные материалы утратят срои свойства. Или станут радиоактивными обычные вещества, вода, например... Черт знает что! (Садится. Трет лицо). Простите, Олег Викторович, я ужасно расстроен этими соображениями.
МАКАРОВ. Ну, так беретесь?
ШАРДЕЦКИЙ. За что? Ах, вы об этом! Гм... Теперь я буду страховаться, Олег Викторович. Вы ведь, небось, сразу навалите на нас правительственное постановление: умри, но сделай. А если не сделаем? Мало знаем об этой проблеме. Если не откроем этот процесс?
МАКАРОВ. Откроете, Иван Иванович, вы да не откроете! Помните, как было в 46-м году? Важно было знать, что есть атомная бомба. Так и сейчас... Не такие американцы дураки, чтобы без ничего отвалить на работу пятьдесят миллионов. Выходит, они что-то знают. Значит, возможно! Вы же сами говорите: они подсказывают направление поисков нейтрино. Кому же, как не вам?
ШАРДЕЦКИЙ. Гм... а если все-таки не выйдет? И спросят вас: куда смотрели?
МАКАРОВ. Как куда? На Соединенные Штаты Америки, передовую в техническом отношении державу. Теперь-то все проще, Иван Иванович. Теперь: надо!
ШАРДЕЦКИЙ. Тоже верно... Что ж, входите с предложением в правительство, Олег Викторович. Надо, куда ж денешься.
МАКАРОВ. Да-а, опять мы отстали от Штатов... Ну, ничего. Догоним. Не впервой!
Занавес.
Действие второе. ПОИСКИ В ПОТЕМКАХ КАРТИНА ПЕРВАЯ
Освещена левая половина сцены. Кабинет Шардецкого в КБ-12. Широкое окно. За ним обычный для исследовательских организаций пейзаж: ящики с нераспечатанным оборудованием, баллоны со сжатыми газами, мачты и трансформаторы высоковольтной подстанции. Далее: снежное поле и на горизонте темная бахрома подмосковного леса. На стене кабинета небольшая коричневая доска, таблицы радиоактивных семейств и портрет И. В. Курчатова. На столе микрофон селектора. В кабинете. ШАРДЕЦКИЙ, ШТЕРН, СЕРДЮК, ВАЛЕРНЕР, ЯКУБОВИЧ и САМОЙЛОВ. Идет оперативка.
ШАРДЕЦКИЙ. Начнем по порядку. Первый экспериментальный. Прошу, Исаак Абрамович. Чего достигли за последний месяц?
ШТЕРН. Исследовали нейтрино-мезонные взаимодействия на средних энергиях. Ничего нового, Иван Иванович. Думаем сдвинуться к большим энергиям.
ШАРДЕЦКИЙ. Сколько опытов провели?
ШТЕРН. Более двух тысяч. По пять опытов в каждом поддиапазоне. Просмотрели 95 тысяч 'трековых' снимков.
ШАРДЕЦКИЙ. Солидно. Что ж, переходите к большим... Третий экспериментальный, прошу.
СЕРДЮК. Изучали содействие нейтрино и антинейтрино от уранового реактора на гамма-радиоактивный кобальт и альфа-радиоактивный уран-235. Результат отрицательный.
ШАРДЕЦКИЙ. Сколько облучений выполнили?
СЕРДЮК. Более трех тысяч.
ШАРДЕЦКИЙ. Тоже солидно. Значит, и эта возможность отсекается. Пробуйте теперь облучать ядра с помощью нейтрино малых энергий, Евгений Сергеевич.
