- А мне Оксаночка уже все рассказала и велела за тобой смотреть. Ты ведь что-то ей обещал?
Оп! Девушка проговорилась. Значит, нас слушали. Все не так просто. Но не будем пока подавать вида.
- Ничего я ей не обещал...
Постепенно привыкаю к полумраку. Перед глазами вырисовывается орлиный профиль, длиннющие ресницы. Передо мной восточная дева дивной красоты ... в форме прапорщика. Невозможно оторвать глаз. Она это понимает, смотрит вниз, подрагивает ресницами и слегка улыбается. Встряхиваю головой.
- Докладывайте, товарищ прапорщик, для чего вы здесь?
- Товарищ капитан... или, может быть, просто Кот?
- Просто Кот.
- Я занимаюсь объектовкой8. Командирована посмотреть, как это делается на объектах действий подразделений особого риска.
- На объектах особого риска это делается так же, как и везде. А теперь, пожалуйста, правду. Кто должен был ехать со мной?
Положительно невозможно держать официальный тон. Какая коса! Гораздо... э...э... ниже пояса.
- Разве это важно? Поехала я и все.
- Но ведь ты не должна была ехать! Кто?
- Оксана.
- Почему ее вывели из игры?
- Это другое, конкурирующее ведомство.
Понятно. Теперь мне точно придется лезть. 'Бедняга, грибами отравился! А зубы почему выбиты? Да есть не хотел'.
- А почему ты?
- По твоим последним тестам я максимально соответствую твоему женскому идеалу.
Чувствую, что медленно краснею. Но не сдаюсь.
- Если ты смотрела мои тесты, то должна была увидеть, что там отдано предпочтение блондинкам.
- Хорошо, я покрашусь.
- Не надо. А вот косу можешь распустить - мне так больше нравится.
Без разговоров распускает косу. Зря я попросил ее это сделать. С минуту просто не могу говорить. Она чрезвычайно довольна произведенным эффектом.
Ну я и вляпался!
Попробуем девушку на прочность:
- Ты знаешь, зачем мы летим?
- Да, в общих чертах - ты что-то должен посмотреть, а я должна посмотреть за тобой.
- Ах, так! Что-то! Эти олухи, которые сегодня сидели на совещании, пытаются создать термоядерный заряд со специальными характеристиками... Не дергайся, водитель ничего не слышит. Этот заряд предназначен либо для накачки лазера, либо для поражения боеголовок в космосе. И вот, четыре дня назад, при испытаниях, был подан сигнал на подрыв и... ничего не случилось. Ты понимаешь, что я должен буду сделать?
Она начинает медленно, но ощутимо бледнеть. Беру ее за руку - лед. Ну сколько же можно сегодня держать женщин за холодные руки!? Продолжать дальше жестоко, но я продолжаю:
- Да, ты правильно все понимаешь. Когда прошла команда на подрыв трогать что-то в заряде смертельно опасно. Но именно этим я и собираюсь заняться. Помнишь: 'Я готов понажимать здесь разные кнопочки и повертеть ручки, но предупреждаю, что это очень нездоровое занятие'. Ты думаешь, я испарюсь сразу? Нет, сначала я увижу ослепительный свет...
- Прекрати... Кот! Мне сейчас станет плохо...
- Тебе жалко меня, да?
Долго сидит, закрыв лицо руками. Впечатлительная, как и я. Мы уже почти приехали.
- Переоденься немедленно. Не надо создавать нездоровых сенсаций.
Очнулась. Передает мне пакет с одеждой. Я и сам забыл, что через три часа я из августа окажусь в октябре.
Следующий номер нашей обширной программы - перелет военно-транспортной авиацией.
Хмурый пасмурный вечер. Холмистая равнина, покрытая чахлой зеленью. Дует прохладный, довольно сильный ветер. Впереди около горизонта - серая полоска - Океан.
У трапа стоит одинокий человек с лицом Марка Аврелия. Ветер треплет его выцветшую штормовку. Не здороваясь, он медленно и негромко говорит:
- Жизнь выбрала тебя - но ты вправе отвергнуть вызов. Чем станет дорога без пыли и сталь без ржавчины? Кем станешь ты без людей?
- Собой, - продолжаю я, - Нас не спросили, хотим ли мы жить. Но только нам дано выбирать путь.
- Здравствуй, Кот, - говорит дядя Дима. - Ты давно не был у нас.
- Здравствуй, дядя Дима, - отвечаю я. - Я вообще не был на этом полигоне.
- Это не важно сейчас. Здравствуй, красна девица. - это он уже Леле.
- Пойдемте, ребята. Вам надо немножко отдохнуть.
Лела тихонько толкает меня. От этого 'тихонько' я едва не падаю на потрескавшийся бетон летного поля.
- Кто это? Почему он так говорит?
Я не отвечаю. Человек, руками разбиравший 'козлы'9 в первых реакторах не может, наверное, говорить иначе.
Но только я не смогу сейчас отдыхать.
- Дядь Дим, закинь меня на точку, я посмотрю макет и схемы.
- Я с тобой, - пугается Лела.
- Не бойся, я пока никуда не полезу, да и потом - тебе туда все равно нельзя. Поезжай в гостиницу, покушай, поспи...
Я сижу, обложившись толстыми схемами на желтой бумаге. Одновременно смотрю на экран монитора и пытаюсь понять, что случилось. Мне кажется, что ситуация не так трагична, как мне это представлялось вначале. Если напряжение снято с управляющих цепей, то, пожалуй, можно рискнуть. Пора размяться и посмотреть ситуацию на месте.
- Дядь Дим, я готов к выходу.
Я стою у небольшого отверстия в пологом склоне холма. Ход идет достаточно полого, но уверенно вниз. Почему-то вспоминаются сказки про гномов. Впечатление портят только части какого-то тяжелого, грязного механизма, которым, видимо, и пробурили эту нору. Машина, которая доставила меня сюда, минут десять назад, ушла. Я ожидая, сигнала, когда все попрячутся по безопасным местам, наслаждаюсь пока тишиной и покоем. Наконец, по связи раздается:
- Первый, слышите нас?
- Да, Бериллий, слышу вас хорошо!
- Приступайте.
Кряхтя и согнувшись, лезу в отверстие и начинаю двигаться к своей заветной цели. 'Кряхтя мы встаем от сна. Кряхтя, обновляем покровы. Кряхтя, мы услышим шаги стихии огня, но уже будем готовы управлять волнами пламени. Кряхтя'. Классика!
Никакой романтики и ужасов, о которых я говорил Леле, нет, только темнота, сырость и мусор под ногами. Минут через пять я на краю почти сферической камеры, в которой установлено достаточно сюрреалистическое произведение индустриального общества. Заряд выглядит вполне безобидно. Откашливаюсь и громко говорю:
- Бериллий, я первый. На точке. Дайте свет.
- Есть.
И мой голос, и голос командного пункта звучат как-то странно, видимо, довольно сильная ионизация.
Загорается довольно сильный свет. Картина становится еще более мирной.
Так, вот оно! Меня разбирает нервный смех. Сейчас они получат за все. Вспоминается дурацкий
