<Что он тянет? - подумал тогда Пальма. - Он уже раза четыре мог бы победить меня. Наверное, ему нравится затяжная игра. Он хороший спортсмен, если так>.
- Знаете, - сказал Ян Лерсту, когда они, подняв защитные сетки, обменивались рукопожатиями, - пусть у нас будет турнир из трех боев.
- У вас хороший глаз и точная рука, - ответил Лерст. - Через год мне бы не хотелось драться с вами.
- Не любите проигрывать?
- Очень.
- А это спортивно?
Лерст рассмеялся:
- Вы хотите моей крови, а я - вашей дружбы. Я ее добивался с первого же нашего знакомства.
<Где же я его видел? - снова подумал Пальма. - Я его определенно где-то видел>.
- Разве мы с вами встречались? Я запамятовал...
Лерст изучающе посмотрел в глаза Яну и ответил:
- Я имею в виду наше заочное знакомство: это я звонил вам вчера. Я секретарь германского посольства.
Москва, 1938, 6 апреля, 12 час. 42 мин. __________________________________________________________________________
- Какие будут предложения, товарищи? - спросил начальник управления.
- Вариант с подменой самолета, - доложил руководитель отдела, перспективен со всех точек зрения. Я подготовил семь берлинских адресов, которые могут установить точную дату вылета самолета, его номер и фамилии членов экипажа.
- Я опасаюсь вашего чрезмерного оптимизма, - сказал начальник управления, - они могут отправить этот самолет не с Темпельхофа... Я знаю ваших тамошних людей, это надежные люди, но Гейдрих может отправить самолет с испытательных аэродромов завода Хейнкель, неподалеку от Науэна. Они практикуют это в редких случаях. Канарис, по-моему, именно оттуда летает в Испанию. Что, если самолет они отправят из Науэна? Возможный вариант?
- Вполне.
- У кого есть иные предложения?
- Позвольте, товарищ комиссар?
- Пожалуйста.
- Можно продумать такой вариант Юстас организует вызов Хагена с их базы в посольство, в центр Бургоса. В это время мы своими возможностями по шифру Гейдриха передаем радиограмму Юстасу с просьбой обеспечить доставку Дориана на аэродром и посылаем туда наш самолет из Барселоны, закамуфлированный под <немца>.
- Хорошее предложение, но так мы погубим Юстаса. Он будет скомпрометирован. Мы должны продумать вариант, по которому Хаген, именно Хаген, передаст Дориана нашим людям... А как последний вариант, самый последний - это ваше предложение серьезно.
- Каким следует считать предпоследний вариант, товарищ комиссар?
- Их несколько, предпоследних-то, - ответил начальник управления. Налет на конспиративную квартиру гестапо - то, что предлагает Вольф. Еще я тут подумывал над самым простым делом: Штирлиц увозит Дориана во время налета республиканских самолетов на Бургос. Самое простое дело... Только нужны две абсолютные гарантии. Первая - самолеты туда прорвутся, и вторая - они точно раздолбят гестаповский домик. Но когда я думал обо всех эти предпоследних вариантах, я каждый раз упирался вот еще во что: как Дориан объяснит своим знакомым столь долгое отсутствие? Хотя, - он тяжело усмехнулся, - сначала его надо вытащить, а потом будем ломать голову над легендой его возвращения. Какие еще мнения, товарищи?
- Разрешите, товарищ комиссар?
- Пожалуйста...
Лондон, 1936 __________________________________________________________________________
На приеме у чрезвычайного и полномочного посла Германии Иоахима фон Риббентропа собрались активисты Англо- германского общества, дипломаты, видные английские и иностранные журналисты, актеры, представители делового мира. Угощали, как всегда на приемах в германском посольстве, вкусной колбасой, отменным бело-розовым окороком и - в огромных количествах лучшим мюнхенским пивом.
Уго Лерст, встречавший гостей у входа, поклонился Мэри Пейдж, пожал руку Яну Пальма и сказал:
- Пойдемте, я буду вас знакомить с моими коллегами. Учтите, я никому не говорил, что вы побежденный, я говорил всем, что вы - победитель.
- Напрасно, - заметил Пальма, - я люблю, когда обо мне говорят правду. Во всяком случае, о моих победах и поражениях в спорте.
Мэри засмеялась:
- Не верьте ему, мистер Лерст. Ян не терпит, когда о нем говорят правду. Он страшный честолюбец, он хочет всегда выигрывать.
- Покажите мне человека, который любит проигрывать, - вздохнул Лерст. - Думаете, я люблю проигрывать?
Он остановился возле благообразного старикашки и сказал:
- Мистер Роквон, позвольте представить вам мистера Яна Пальма. Он бриллиантовое перо Риги, пишет и для ваших газет...
Пальма и Роквон пожали друг другу руки. Лерст пояснил Мэри:
- Мистер Роквон - один из организаторов журнала <Англо-германское ревю>.
- А я и не слыхал о таком журнале, - шепнул Ян Мэри так, чтобы его шепот услышал Лерст. - Может быть, я не прав?
- Я тоже не слыхала.
- О нем мало кто знает, - улыбнулся Лерст, - а мне бы хотелось, чтобы об этом журнале знало как можно больше людей в Великобритании.
- Да, подпольный журнал в Лондоне пока еще не в моде. Впрочем, кто знает, что будет через год- другой.
- Я хочу познакомить вас с мистером Риббентропом, - сказал Лерст и подвел Пальма и Мэри к послу.
Риббентроп был одет в строгий черный костюм. В петличке поблескивал маленький золотой значок члена партии.
- Господин посол, - сказал Лерст, - позвольте представить вам друга Германии, журналиста Яна Пальма.
- Рад видеть вас, мистер Пальма.
- Очень рад видеть вас, господин посол.
- Мисс Мэри Пейдж, - сказал Лерст, представляя подругу Яна.
- Здравствуйте, мисс Пейдж. Как приятно, что вы нашли время посетить нас.
- Мисс Пейдж, - пояснил Лерст, - не только любит спорт, не только великолепно поет о спорте, но и представляет собой класс английских болельщиц в спорте.
Мэри поправила Лерста:
- Это не класс, это сословие.
- Вероятно, мисс Пейдж увлекается не только спортом и пением, заметил Риббентроп, - но и общественными науками. Различать класс и сословие - удел философов и социологов, но отнюдь не очаровательных женщин.
- В наш век, - ответила Мэри, - женщины все больше и больше тяготеют к политике. Ничего не поделаешь - это теперь модно.
Риббентроп развел руками:
- Что же делать мужчине? Вероятно, долг рыцаря - уступить место женщине.
Пальма хмыкнул:
- Если мы пустим женщин в политику и уступим им место, господин посол, нам будет очень трудно жить дальше. Начнется худшая форма либерального вандализма.
