позвонил Шелленбергу.
- Вальтер, - сказал он, - мне что-то не хочется везти к нам латыша самолетом. Может быть, целесообразнее отправить его морем, а? Зайдите ко мне, Вальтер, побеседуем.
Помощник Гейдриха по политической разведке Шелленберг был красив и молод. Ему только что исполнилось двадцать семь лет, но <у этого мальчика - голова седого мыслителя> - так говорил о нем рейхсфюрер. Поэтому Гейдрих, нашедший Шелленберга в университете и приведший его в разведку, любил оттачивать концепцию той или иной своей идеи в спорах с помощником. На этот раз они спорили недолго.
- Вы не правы... Везти его мимо Британии целых пять дней, учитывая нрав Бискайского залива, нецелесообразно, - сказал Шелленберг. - Он странный, медлительный парень, а я боюсь медлительных латышей в море.
- Почему?
- Тут уж мне подсказывает интуиция, - улыбнулся Шелленберг. - Если что-либо произойдет с самолетом - шансов спастись никаких: они летят над горами, а случись что на море...
- Можно дать приказ убрать его в случае опасности.
- Эту возможность я как-то упустил, - рассмеялся Шелленберг, видимо, из жадности: полученную вещь так обидно терять...
- В общем, надо его вывозить оттуда если не сегодня, то завтра: я очень боюсь, что англичане и латыши поднимут визг, и тогда нам придется долго и нудно беседовать с Риббентропом - он будет требовать доказательств. Он не хочет ссориться с иностранцами. Как будто я хочу этого...
- Хаген прислал радиограмму, что латыш плох и везти его сейчас невозможно.
- Это ерунда. Пусть продолжает болеть в каюте...
- В порт мы его повезем на машине?
- Ничего страшного. Дадут снотворного... Он проснется на море - это хорошая прогулка.
- Можно дать приказ шифровальщикам?
- Да. Пусть он подышит морским воздухом.
- Я выясню, какие суда стоят в портах Испании, группенфюрер.
- Вы дьявол, Шелленберг... Вы опрокидываете мое предложение... Мы потеряем шесть дней, пока отправим туда наше судно. С первым попавшимся отправлять его глупо, вы правы...
- Почему? Пусть его везут пятеро-шестеро наших... Им дадут большую каюту, и все.
- Нет. Нам тогда придется входить в контакт с ведомством морских торговцев: вдруг они завернут корабль в другой порт? В Британию, например, бункероваться?
- Значит, самолет? - спросил Шелленберг.
- Какой-то вы сегодня вялый и неконструктивный. Я хотел спора, а вы играете в поддавки.
- Просто меня мучит изжога, - мягко улыбнулся Шелленберг, - поэтому я так вял. Надо проверить поджелудочную железу: меня очень мучит изжога.
- При чем тут поджелудочная железа? - поморщился Гейдрих. - Вы хитрый и умный, даже когда вялый и с изжогой. Кто, кстати, готовит материалы о <лондонском периоде> Пальма?
Лондон, 1936 __________________________________________________________________________
На следующий день после выхода журнала, редактируемого Пальма, шеф британской контрразведки генерал Гортон пригласил на завтрак Гэса Петериса, переведенного из Индии в здешнее латышское посольство советником. Гортон, имевший визитную карточку генерала в отставке, часто завтракал с дипломатами - он предпочитал личные контакты и в серьезных делах, особенно поначалу, когда они только завязывались, никогда не доверял сотрудникам, особенно молодым. <Своим чрезмерным старанием, подозрительностью и желанием принести мне в зубах информацию, - говаривал Гортон, - и не просто информацию, а обязательно написанную и подписанную собеседником, они крушат все окрест себя, как слоны, в лавке. Агент должен быть окружен уважительной любовью и доверием, а они сверлят его глазами и пытаются ловить на мелочах: не перевербован ли. Я пять лет лелеял одного актера, это очень ценная находка - известный актер, который дружит с нами. Стоило мне поручить во время каникул беседу с ним моим мальчикам - и я потерял агента. Он мне потом объяснил, что его заставили писать свои впечатления и требовали назвать имена тех леди, с которыми он спит...>
С Петерисом генерал познакомился через полгода после того, как тот перевелся в Лондон. Неторопливо присматривался к нему; понял здоровое честолюбие умного молодого дипломата и сошелся с ним легко, чувствуя, что Петерис относится к числу тех, кто никогда не изменит присяге, но всегда поможет тем, кто - встречно - может оказать содействие: не столько в карьере, сколько в деле, ибо Петерис понимал, что лишь дело может выдвинуть его в первые ряды, дело, а никак не попытки <сделать карьеру>.
- Послушайте, Гэс, - спросил Гортон, - вы хорошо помните Яна Пальма?
- Да, генерал. Мы вместе учились в университете.
- Что вы можете сказать об этом человеке?
- Ничего плохого, кроме того, что мы вместе учились.
Гортон улыбнулся:
- Хороший ответ. Я бы просил, если это не противоречит вашему пониманию чести, проанализировать его пламенную дружбу с германским посольством, с Уго Лерстом и с мистером Риббентропом.
- Надеюсь, никаких конкретных подозрений у вас нет?
- А как вам кажется?
- Мне кажется, их не должно быть. Мы, во всяком случае, верим ему.
- Я рад... Ну а если?
- Я хотел бы отвести возможные <если>.
- Это похвально, - кивнул головой генерал, - мне нравится, как вы оберегаете честь вашего друга.
- Товарища, - поправил его Петерис.
Генерал внимательно посмотрел на Петериса:
- Да, товарища. Я понимаю. Простите мою неточность. Впрочем, кто знает, где грань между понятиями товарищества и дружбы?
- Грань очевидна, - ответил Петерис, - она зрима. Я не мог быть другом мистера Пальма, потому что он играл в оппозицию, посещал дискуссионный кружок, а мне это всегда претило.
- Я знаю об этом. Нет ничего дурного во внимательном изучении марксизма. Правда, лучше это делать в индивидуальном порядке, нежели коллективно.
- Я тоже так думаю. Я читал и Маркса, и Энгельса, и Ленина. Должен сказать, что манера их мышления кажется мне чересчур прямолинейной, с одной стороны, и слишком заумной - с другой.
Гортон улыбнулся:
- Вы оригинальны в своем воззрении, потому что миллионов восемьсот, симпатизирующих марксизму и Ленину, сейчас придерживаются противоположной точки зрения. Это учение кажется им понятным, перспективным и подсказывающим выход вашему поколению.
- Мистер Гитлер занят этой же проблемой...
- Как вам ответить? - закурив, протянул Гортон. - Мистер Гитлер, по-моему, значительно больший прагматик, и он совершенно не интеллектуален в нашем понимании этого слова. Это и хорошо и плохо... Так вот, я попросил бы вас каким-нибудь образом ознакомиться с той работой, которую Ян Пальма проводит в журнале <Англо-германское ревю>. Журнал стал, если вы заметили, популярным, его охотно покупают. Продумайте, пожалуйста, какова - я бы сформулировал так - подкладка дружбы Пальма с Лерстом и Риббентропом.
- Хорошо, генерал, - ответил Петерис. - Я выполню вашу просьбу, но если результаты будут в какой- либо мере противоречить моему пониманию товарищества, я резервирую за собой право больше к этой теме в разговоре не возвращаться.
- Бесспорно, - согласился Гортон. - Бесспорно. Вы сделаете выводы для себя, как человек, представляющий интересы Латвии на острове... Как долго Пальма будет жить в Лондоне, я, естественно, не знаю, но, если он в Риге откроет филиал своего нацистского журнала, вам следует быть осведомленным о причинах, побудивших его к этому, не так ли?
<Умен, дьявол, - удовлетворенно отметил Петерис, - у него есть чему поучиться - у этого <отставника>. Не я ему должен помочь, а он мне помогает - так его следует понимать... Ай да отставник...>
