пора уходить, потому что <коричневые> подкатывали крупнокалиберные пулеметы.
- Покажите-ка ваш паспорт, - попросил Пальма тот парень, что помогал старику. Его немецкая речь показалась Яну чересчур правильной, и он решил, что это не австрияк, а берлинец.
Пальма протянул паспорт, тот мельком просмотрел его и сказал:
- Лезьте. Мне будет стыдно, если вы потом предадите этих людей.
- Зачем, товарищ Вольф? - спросил голубоглазый старик с забинтованной головой. - Нам не нужны чужие. Зачем?
- Затем, что при иностранце им, может быть, станет неудобно нас расстреливать, если они все-таки успеют перекрыть выходы к Дунаю.
Они тогда шли проходными дворами и подвалами долго, почти шесть часов. Женщина, которая брела впереди Пальма с девочкой лет трех, вдруг остановилась и стала страшно смеяться, услышав растерянный голос голубоглазого старика:
- Товарищ Вольф, иди ко мне, тут стена, дальше хода нет!
А люди, двигавшиеся сзади, все напирали и напирали. Пальма тогда поднял девочку на руки и начал ей что-то тихо шептать на ухо, а женщина все смеялась и смеялась, а потом увидела дочку на руках у Яна и заплакала - тихо, жалобно.
- Зачем все это? - шептала она сквозь слезы. - Зачем? Карла убили, папу убили, а нас тут хотят задушить... Зачем это? Пусть бы все было, как было, чем этот ужас...
...Вольф вылез из подвала первым. Следом за ним, хрипя и задыхаясь, вылез голубоглазый старик с забинтованной головой.
Вдали высверкивал Дунай, в котором электрически синели звезды. Выстрелы были слышны по- прежнему, но теперь где-то вдалеке. Старик сказал:
- Надо увозить людей за город.
- Увозить? - спросил Вольф.
- Конечно.
- А разве уйти нельзя?
- Нельзя. Люди устали. А на них охотятся. Их перестреляют на дорогах.
- Пускай позовут латыша, - устало сказал Вольф. - Он был где-то рядом с нами...
...Они шли вдвоем по маленьким темным улочкам.
- Зачем вы здесь? - спросил Вольф. - Только для того чтобы писать в газету, или вам хочется аплодировать победе <правопорядка>?
- Мне хочется оплакивать поражение антифашистов
- Куда вы пишете?
- В свою газету, французам и англичанам, в <Пост>.
- <Пост> не тот орган, где оплакивают коммунистов.
- Почему же? Мертвых там оплакивают, и с радостью.
- Пальма... Ян Пальма... Я где-то слышал эту фамилию.
- Возможно, вы слышали фамилию Пальма-отца, а я - Пальма-младший. Последний раз мы виделись с папой двадцать лет назад.
- Это какой папа Пальма? Шпион из Индии?
- Разведчик, я бы сказал... - несколько обидчиво ответил Ян, - всякий дипломат негодует, когда его легальную профессию смешивают с нелегальной...
- Что это вы так откровенно со мной говорите? - спросил Вольф. Сыновья должны биться насмерть за достоинство отцов.
- Спасибо за совет. Я учту его. Но использовать на практике, увы, не смогу - человек должен отстаивать свое личное достоинство: только тогда сын жулика может стать пророком, а сестра блудницы - святой.
Вольф хмыкнул, полез за сигаретами:
- Если у вас есть желание стать пророком - достаньте грузовик.
Пальма вытащил из кармана бумажник, открыл его:
- Двести фунтов.
- И у меня полтора.
- Купим машину. Марксистская формула <деньги - товар> не может не подействовать здесь, пока коммунисты не победили, - улыбнулся Ян.
- Эта формула не сразу исчезнет, даже когда коммунисты победят, ответил Вольф.
Вольф увидел вывеску: <Похоронное бюро>. Сквозь жалюзи пробивался свет. Вольф пересек дорогу и распахнул дверь.
Владелец похоронного бюро - маленький толстенький человек с изумительно розовым, здоровым цветом лица, но совершенно лысый - сидел возле телефона:
- Да, да, хорошо, господин. Катафалк у вас будет сегодня к утру. Да, господин, я правильно записал ваш адрес. Я знаю этот район, господин.
Он положил трубку, бросился навстречу вошедшим:
- Пожалуйста, господа! У вас горе? Я соболезную, я готов помочь вам.
Снова зазвонил телефон, и хозяин, сняв трубку, ответил:
- Слушаю вас. Да, милостивая дама, я записываю. Берлинерштрассе, пять. Сколько мест? Ах, у вас погибло трое! Да, госпожа. Сегодня же у вас будет катафалк. Примите мои соболезнования.
Он положил трубку, развел руками и сказал:
- Господа, тысяча извинений. У меня сегодня очень много работы. Я слушаю вас. - Он раскрыл тетрадку, готовясь записать адрес, куда нужно прислать похоронный катафалк.
В это время снова позвонил телефон.
- Слушаю. Да, господин. К сожалению, я могу принять заказ только на вечер. Одну минуту, сударь. - Он зажал трубку ладонью и, распахнув ногой дверь, ведшую во внутренние комнаты, крикнул: - Ильза, тебе придется самой повести катафалк.
- У меня разваливается голова, - ответил женский голос. - Я работаю вторые сутки. Я не могу, милый, моя голова...
- Твоя голова развалится после того, как мы кончим работу. - Хозяин похоронного бюро рассмеялся. Вдруг он оборвал себя, вероятно, смутившись перед вошедшими, и сказал скорбным голосом: - Да, господин, катафалк будет у вас вечером, я записываю адрес.
Положив трубку, он поднялся навстречу Вольфу и Яну, но в это время снова зазвонил телефон.
- Пошли, - сказал Пальма, - тут ничего не получится.
- Минуту, - остановил его Вольф, - погоди.
Они дождались, пока хозяин кончил разговаривать с клиентом - на этот раз его просили о конном катафалке.
- Нам нужны две машины, - сказал Вольф.
- Когда похороны, господин?
- Хоть сейчас.
- Увы... Вы же видели мой объем работ... Если бы не хорошая организация похоронного дела, у нас бы обязательно вспыхнули эпидемии... Сколько трупов... Я могу похоронить ваших...
- Друзей...
- Друзей... Какое горе, какое горе... Я могу похоронить их завтра между тремя и пятью пополудни.
- Мы хорошо заплатим, если вы поможете нам сейчас, - сказал Пальма.
- Очень сожалею, сударь, очень сожалею...
Они шли по совершенно пустой улице, когда их остановили трое патрульных. Старший, очень высокий человек со шрамом на щеке, картинно козырнув, приказал спутникам:
- Проверьте документы.
- Слушаюсь, господин Лерст!
Пальма достал свой паспорт. Лерст увидел латышский герб, снова козырнул - ему, видимо, нравилось это - и спросил Вольфа:
- Вы тоже иностранец?
- Да.
- Можете идти. Только осторожнее. Здесь еще стреляют бандиты.
Когда патруль отошел, Пальма спросил:
