- Какой у вас паспорт?
- У меня вовсе нет паспорта, - ответил Вольф. - Давайте завернем налево, там, кажется, таксомоторный парк.
- Ничего себе нервы, - ухмыльнулся Пальма.
- А у меня их нет, - тоже улыбнулся Вольф, - как и документов.
<Ц е н т р. ...После того как он достал грузовик в латышском
посольстве и лично провез семьи восставших через нацистские патрули в
лес, я обратился к нему с предложением отправиться в Прагу для
встречи с Борцовым, который доставил деньги, собранные МОПРом, столь
необходимые для спасения наиболее активных шуцбундовцев. Он принял
это предложение, спросив меня, кто я на самом деле. Понимая, что
встреча с Борцовым у него неминуема, я сказал ему, что являюсь
представителем МОПРа. Он долго раздумывал, видимо, колебался, прежде
чем подтвердил свое согласие отправиться в Прагу и провезти через
границу чемодан с деньгами, чтобы обеспечить спасение шуцбундовцев.
В о л ь ф>.
Шифровка Вольфа была доложена руководству. В тот же день, двумя часами позже, в Ригу ушло задание: срочно установить личность журналиста Яна Пальма, сына известного дипломата и разведчика, работающего ныне послом на Востоке.
Бургос, 1938, 6 августа, 9 час. 27 мин. __________________________________________________________________________
- Ну, а из отеля, как мне помнится, - продолжал Пальма, наблюдая за тем, как торопливо записывал его слова Хаген, - я сразу же уехал на вокзал, купил билет и отправился в горы - отдыхать и кататься на лыжах.
- В горы?
- В горы.
- В какое именно место?
- Суходревина, по-моему. Это между Братиславой и Веной. Так мне сейчас кажется.
- И вы категорически утверждаете, что с Уго Лерстом в Вене не встречались?
<Что он пристал ко мне с Веной? Я ведь действительно не встречал там Лерста. А если встречал, то, значит, все эти годы он держал меня под колпаком, - быстро думал Пальма, пока Хаген записывал свой вопрос. - Нет, я Лерста там не видел, это точно. Я видел там тысячу лерстов - это было самое страшное>.
Он вспомнил, как лерсты, похожие на него лерстенята и лерствятники ворвались в подвал, где прятались женщины и дети, и как они врезались в толпу со своими дубинками, и как в первое мгновение ему показалось, что это все спектакль, что это все в шутку - и быстрые взмахи рук, и крики, и тела на полу, и сладкий запах крови, и сухие выстрелы, почти неслышные в этом вопле. Только когда он увидел, как женщина вытащила за ноги трупик ребенка и стала играть с ним, будто с куклой, - только тогда Ян понял, что все это значит...
- Повторяю: впервые с Лерстом я встретился значительно позже.
- И в Прагу вы из Вены не ездили?
- Значит, Прага вас тоже интересует?
- Интересует, Пальма, интересует.
Прага, 1934 __________________________________________________________________________
Пражский отель <Амбассадор> был забит журналистами в тот солнечный, теплый, совсем не февральский день. Здесь проходила пресс-конференция советского писателя Борцова. Маленький черноволосый человек в профессорских очках, весело щурясь, оглядывал зал и рассеянно прислушивался к очередному вопросу корреспондента <Фигаро> из Парижа.
- Вы прибыли сюда только с одной целью, мсье Борцов? - спрашивал журналист. - Только с целью встретиться с вашими издателями? Или у вас есть какие-то иные задачи?
- Задач у меня много, а цель одна: встретиться с издателями моих книг в Чехословакии. Вы информированы совершенно правильно.
- Испытывают ли писатели в России гнет со стороны режима? - спросил журналист из Швейцарии.
- Писатели фашистского, порнографического или расистского толка в нашей стране испытывали, испытывают и будут испытывать гнет со стороны пролетарской диктатуры.
- Я представляю <Тан>, мсье Борцов. Скажите, пожалуйста, что вас больше всего волнует в литературе?
- А вас? - улыбнулся Борцов.
- Меня волнуют в литературе вопросы любви и ненависти, террора и свободы, младенчества и старости!
- Здорово! Вы помогли мне ответить. Считайте эти слова моим ответом на ваш вопрос. Вы, видимо, писали в юности новеллы, не так ли?
- Я не писал новелл в юности. Просто, как мне кажется, эти темы в сегодняшней России запрещены, ибо существуют, насколько мне известно, лишь две темы, санкционированные Кремлем: коллективизация и индустриализация.
Борцов ответил, по-прежнему снисходительно посмеиваясь:
- И коллективизация и индустриализация невозможны без столкновения любви и ненависти, юности и дряхлости, террора и принуждения. Кстати, какие книги советских писателей вы читали?
- Кто кого интервьюирует, мистер Борцов? - спросил журналист из <Вашингтон пост>. - Мы вас или вы нас?
- Демократия предполагает взаимность вопроса и ответа.
- Вы женаты?
- Я женат, но правильнее было бы спросить: <Вы влюблены?>
- Вы влюблены, мсье Борцов?
- Я отвечаю на свои же вопросы лишь самому себе.
- У вас есть дети?
- Нет.
- Какое человеческое качество вы цените превыше других?
- Талантливость.
- Ваш самый любимый писатель?
- Вопрос деспотичен. У меня много любимых писателей. Одного писателя любить невозможно - это свидетельствует о вашей малой начитанности.
- Правда ли, что вы являетесь резидентом Коминтерна в Европе? спросил корреспондент <Берлинер цайт>.
- Лично мне об этом неизвестно.
- Я представляю здесь газету <Жице Варшавы>, - сказал молодой журналист, поднимаясь. - Пан Борцов, вы утверждаете, что представляете свободную литературу демократического государства. Не видите ли вы парадокса в том, что утверждаете себя свободной личностью, в то время как в вашей стране отсутствует многопартийная система?
- По-моему, вы смешиваете свободу личности с многопартийной системой. Эти понятия между собой не связаны, хотя я убежден - исторически они развивались параллельно. Строго говоря, свобода личности может развиваться и при многопартийной, и при однопартийной демократии. Вопрос в том, как относиться к понятию свободы личности. С моей точки зрения, свобода личности - суть свободы развития заложенных в личности задатков. Вопрос о том, сколько партий ссорятся в парламенте, не имеет отношения к развитию задатков в индивидууме. Сколько партий в Советском Союзе? Одна. Сколько партий в Соединенных Штатах? Две. Следовательно, по вашей логике, в Соединенных Штатах в два раза больше демократии, чем в Советском Союзе? Сколько партий во Франции? Шестнадцать. Следовательно, во Франции свободы в восемь раз больше, чем в Соединенных Штатах? Счет в математике начинается с единицы, а не с двойки. Я взорвал ваш вопрос. Я не дал вам развернутого ответа. Я считаю своим ответом на ваш вопрос книги моих друзей, советских писателей, мои книги... Может быть, поначалу вам следует прочитать книги моих друзей. Тогда мы будем говорить на равных, тоща вы будете доказательны.
- Могу я просить мистера Борцова о личной беседе? - поднявшись, спросил Пальма.
