свидетелей.
– А ты что сказал моему другу?
– Ну что я могу ответить, господин Урл? Я ведь ничтожный раб, обязанный выполнять приказы моей госпожи, а не давать ей советы.
От затрещины в голове Валерия что-то задребезжало.
– Дурак!
Глядя вслед воину и потирая ушибленное место, Валерий пробормотал:
– Ударили два раза… Что же завтра будет?
– Римлянин!
В третий раз Валерий поспешил на зов.
– Иди сюда.
– Иду, господин Стафанион. Только бить меня не надо. Это очень неприятно, когда бьют неизвестно за что.
Грек рассмеялся дребезжащим смехом:
– И когда известно за что, тоже неприятно. Зато ты теперь знаешь, каково быть рабом.
– Давно знаю.
– А за что хоть били тебя? Догадываешься? Держи сало.
– Спасибо.
– А били тебя за то, что между господами оказался. Что Авес за Лииной ухаживает – знаешь?
– Знаю.
– И что Урл с Авесом – друзья, знаешь?
– Тоже знаю.
– А что Авес хочет Урла обойти, а Урл – Авеса, знаешь?
– Догадываюсь.
– Мало догадываться. Тут голову свою беречь надо. Эта история хитрая. Авес хочет подцепить Лиину не из-за ее красоты. Лиина – всего лишь милая девочка, не более, да еще и с довольно скверными манерами, но Авес рассчитывает, женившись на ней, привязать к себе госпожу. Он уверен, что станет тогда самым первым. Только никто, кроме него, этой свадьбы не хочет, а ведь после разговора с тобой он к старухе побежал. Свататься. Вот отчего Урл и взбесился. Ну и заварил ты кашу. Теперь дело за тем, что старшая госпожа скажет и как скажет. Понял?
– Что тут не понять. Только зачем господин Стафанион мне все это рассказывает?
– Всякое бывает, парень. Я вот сейчас тебя уму-разуму учу, а завтра, может быть, и ты мне поможешь. Ведь что ни говори, а крошка Лиина иногда и тебя слушает.
– Мне не до шуток.
– А я и не шучу. Вот ведь как получается, парень, и роду ты хорошего, и собой хорош, а радости тебе от этого никакой. Девчонка с тобой, как с игральной косточкой, управляется. Хотя не только с тобой. Тобой она Авеса дразнит, Авесом – Урла, ими обоими – Зефара. Все это она не ради забавы делает и не со зла. Она матери помогает эту злобную свору на короткой привязи держать. Она много в чем матери помогает. Так что не думай, будто эта сопливая девчонка ничего не понимает. Вначале и я думал, что ты ее красивым лицом, фигурой, речью очаровал. Нет, парень, ведьма она, как и мать ее. Много ведает. Ох, не нравится мне это. Колдовством побеждаем, женщины над мужчинами властвуют… Не нравится.
– Зато вы побеждаете, а победителей не судят.
– Судят, парень. Еще как судят. Да и надолго эти победы? Вот накроют сегодня ночью римляне наш лагерь, что будет? Один Зефар – не сила. Ему только купцов трясти. А Рим – сила. Хотя бы те шесть легионов в городе – это ведь совсем рядом. Я давно за тобой наблюдаю и вот что понял: ты не зря в лагере остаться старался. Думал, в доверие к девчонке втереться, а потом своим весть подать? Не надо глаза прятать, парень. Лиина это сразу поняла. Да и ты нам в верности не клялся.
Ведь так? И знать ты ничего не знаешь. Ведьмы тайны свои прятать умеют. Ты слушай, если хочешь в Рим свой вернуться, а то пропорет тебе Авес как-нибудь живот от ревности, и все. Лиина быстро тебе замену найдет. Не зря же говорят, будто ты ее дом сжег, а такое не прощают.
Валерий хмыкнул неопределенно, откусил кусочек поджаренного сала.
Стафанион давно обхаживал его, только не говорил зачем. Вот и сегодня: угостил салом, советует, намекает на что-то, а открываться не спешит.
– Ты сегодня, милок, ближе к вечеру, как темнеть начнет, ко мне подойди. Если Лиина тебя не позовет.
– Не позовет. До послезавтра она чем-то занята.
– До послезавтра? Это хорошо. Тогда обязательно найди меня.
Валерию было все равно, но нельзя же вообще ничего не делать, а Стафанион намекал на какой-то секрет, и, когда стемнело, юноша отыскал грека.
Тот отвел его от костров и от людей, спросил:
– Валерий Цириний Гальба, не надоело тебе быть живой куклой в руках невежественной девчонки? Ты ведь сын Великого Рима?