Солнечный свет бил в глаза, я поморщилась, сунула голову под одеяло, но тут же его отбросила. Надо мной был потолок с привычной люстрой, на соседней кровати спала Женька.
Все тело нестерпимо ныло, точно его пропустили через мясорубку. Не мудрено после вчерашних приключений.
– Женька, – позвала я.
– Я уже черт знает сколько времени боюсь открыть глаза, – ответила она сердито.
– Не дури. Мы в гостинице.
Женька открыла один глаз, посмотрела на меня и простонала, потом спросила:
– Первый паром во сколько? – взглянула на часы, вскочила и вытащила из шкафа чемодан.
– Ты чего? – наблюдая за ней, спросила я.
– Сматываемся. Хватит с меня этой чертовщины. С потусторонними силами связываться себе дороже. Николай Васильевич пробовал, и чем это кончилось?
– Какой Николай Васильевич?
– Гоголь. Его живым в гроб положили. Мы хоть поверх могил оказались, за что потусторонним силам большое спасибо.
Женька бросилась к зеркалу. Я, заподозрив, что у нее приступ безумия, спросила испуганно:
– Что ты мечешься?
– Странно, что я не поседела. По идее волосы должны были вовсе выпасть, устав стоять дыбом. И после этого ты хочешь, чтобы я здесь хоть на минуту задержалась?
Если честно, мне тоже очень хотелось поскорее собрать чемодан и бежать отсюда, но из духа противоречия я осталась сидеть на месте. Женька сердито на меня посмотрела:
– И ничего мне не говори. Здесь черт-те что творится и…
В дверь постучали. Женька ее распахнула, и в комнату вошел Илья.
– Доброе утро, – сказал он с улыбкой, прикрыв дверь и привалившись спиной к стене.
– Как для кого, – буркнула Женька.
– Судя по переполоху в деревне, ваш поход был незабываем.
– Что за переполох? – спросила я.
– Часов в пять утра в деревню прибежал Козлов, вид он имел совершенно дикий, в одном сапоге и с безумными глазами. Предлагал бить в набат и идти всей деревней вас искать. Рвался звонить в милицию, охотхозяйство и прочие организации. Категорически отказывался верить, что вы в гостинице, пришлось запустить его в вашу комнату, после чего он еще с полчаса рыдал от счастья и баловал местных совершенно невероятными историями. Еле уговорили его прилечь, собирались вызвать «Скорую», но он вроде сам угомонился.
– Где он сейчас?
– Предоставлен заботам матушки. Говорят, истово молился, вцепившись в крест, и публично поклялся в аномальную зону больше не ходить. Я совершенно заинтригован, что такого вы там увидели?
Мы с Женькой переглянулись.
– Он только утром здесь появился?
– Я же сказал. Причем в состоянии, близком к помешательству. Утверждал, что потерял вас в лесу и вы до сих пор там. Диву давался, как вы оказались в гостинице. Кстати, как?
Женька схватила Илью за руку, усадила на кровать и зашептала:
– Мы очнулись на кладбище.
– Да ну?
– Прекрати кривляться. Лунища вот такая, этот гад ухает, и мы на могильных холмиках.
– Впечатляет, а что за гад ухал?
– Филин, мерзость такая.
– Ага, – кивнул Илья. – Кладбище то, что возле деревни?
– Конечно. Прикинь, как мы могли там оказаться? Мы ведь были в лесу. Стрелка компаса вертится, Черное озеро и впрямь черное, и оттуда кто-то вздыхает.
– А вдоль дороги мертвые с косами стоят. И тишина, – развел руками Илья.
– Ты что, нам не веришь? – обиделась Женька. – Анфиса, скажи ему.
– Все так и было, – вздохнула я. – Мы заблудились, совсем выбились из сил. Козлов оставил нас отдыхать, а сам пошел искать сторожку. Велел кричать, чтоб он нас слышал, но мы уснули.
– А проснулись на кладбище, – поддакнула Женька.
– Чемоданчик собираете, – кивнул Илья, вроде бы совершенно не впечатлившись нашим рассказом.
– Конечно. Еще одну ночь я здесь не переживу, – проворчала Женька.
– Не стоит торопиться, последний паром в восемь, а до этого времени мы, вполне возможно, разберемся с вашими глюками.
