– Это кто? – спросила я Волкова.
– Приезжий. Насколько я помню, рыбачил и утонул в озере.
Я посмотрела на дату гибели и протянула бумагу Женьке:
– Бьюсь об заклад, это брат нашей Кошкиной.
– Кто такая Кошкина? – удивился Волков.
Пришлось ему все рассказать.
– Она погибла в результате несчастного случая? – переспросил он.
– От сердечного приступа. Так считают в милиции. И она дочь того самого Петренко, который служил здесь охранником. А утонувший ее родной брат.
– Тогда их уже не семнадцать, а девятнадцать, – покачал головой Волков.
– Не надо быть Нострадамусом, чтобы предположить: именно эти четверо охранников были в день гибели немцев в монастыре, – вздохнула Женька. – Я права?
Волков кивнул:
– Я читал их объяснительные. Рогожин, Петренко, Плещеев и Коноплев.
– Вот это да, – сказала Женька, после чего поежилась.
– Тут еще одна деталь, – вмешалась я. – Петренко – уроженец Воронежской области. А эти трое, выходит, здешние.
– Нет, – покачал головой Волков. – Они были призваны в армию из разных мест. Но после службы Рогожин, Плещеев и Коноплев предпочли остаться в Рождествене. Женились и, кстати, до своей кончины служили охранниками в тюрьме.
– Все трое?
– Все трое.
– Как они умерли?
– Коноплева застрелил зять по пьяному делу, Плещеев – это тот, кого убило молнией. Третьим я тоже поинтересовался на всякий случай, – он умер молодым, в тридцать шесть лет, от воспаления легких.
– Петренко умер в преклонном возрасте. Что ты думаешь по поводу всего этого? – обратилась я к Волкову.
Он развел руками:
– Разумеется, это совпадения. Как ученый, я не могу думать иначе.
– Да брось ты, – отмахнулась Женька. – Какое совпадение?
– Тогда что? – спросил он, и в комнате повисло долгое молчание.
Нарушила его Женька.
– Ты что-нибудь знаешь о таинственной деревне Велесово, в которую якобы пройти невозможно? – спросила она Волкова.
– Сказки, – отмахнулся он.
– Мы видели мужчину, который вроде бы оттуда. Зовут его Слава.
– О нем наслышан. Действительно странная личность.
– Еще бы. Просто то, что он в гробу родился, конечно, тоже сказки?
– А вот это нет, – удивил нас Волков. – Упоминание этого жуткого случая я нашел в старой газете. Действительно, женщину в летаргическом сне похоронили, были уверены, что она умерла. Но тут появился ее отец, на похороны он опоздал. Он знал, что дочь подвержена летаргии, и бросился раскапывать могилу, не веря в ее смерть. Когда вскрыли гроб, обнаружили уже мертвую женщину и ребенка, что родился у нее, она была на последнем месяце беременности. Ребенок был жив.
– Шутишь? – растерялась Женька.
– Так было написано.
– И что с этим ребенком стало?
– Об этом там нет ни слова. Но когда могилу раскопали, он точно был жив. Кстати, произошла эта история всего через несколько дней после взрыва монастыря и в том самом Рождествене. Вы были на деревенском кладбище? Это чуть дальше за монастырем, в лесу. Я пытался отыскать могилу женщины, но так и не смог. Местные вообще не любители что-то рассказывать, но, по слухам, второй раз ее похоронили уже не здесь. Отец увез и покойницу, и ребенка.
– То есть ребенок этот точно Слава? – нахмурилась я.
– Этого я не говорил, – покачал головой Герман Сергеевич. – Знаю только то, что прочитал в газете за сорок девятый год. Воды с тех пор утекло… Слава это или нет, судить не берусь.
– А что за крест возле монастырской стены? – спросила я.
Волков пожал плечами:
– Когда я впервые приехал в монастырь, его не было. Крест поставили недавно, не больше двух лет назад. Вряд ли он имеет отношение к нашей истории.
