именно 'Протоколы' (как в 'редакции' Г. Бутми, так и в 'редакции' Нилуса). Апофеозом для 'ревнителей' стал факт прочтения императором 'Протоколов', на полях которых Николай П оставил для потомства свое резюме: 'Какая глубина мысли! Какая предусмотрительность! Какое точное выполнение своей программы! Как будто наш 1905 г. направляется рукой Мудрецов! Не может быть сомнений в их подлинности. Везде видна направляющая и разрушающая рука еврейства'1.
Правда, вскоре после того как министр внутренних дел Столыпин представил царю результаты секретного расследования происхождения 'Протоколов', Николай II скрепя сердце на докладе Шмакова и Маркова об использовании 'Протоколов' в широком масштабе поставил 'скорбную' резолюцию: «'Протоколы' изъять… Нельзя чистое дело защищать грязными способами»2.
Но то, что Столыпин смог доказать нееврейское происхождение 'Протоколов', еще вовсе не означало их компрометацию: для большинства антисемитов они были документами, подтверждающими 'жидовское засилье'. Мистико-мессианская книга С.А.Нилуса, построенная на мудреных рассуждениях с привлечением 'святыхъ отецъ', на религиозном фанатизме с упованием на Великую Русь, православие и самодержавие, не могла стать еще механизмом реальной политики. Для этого надо было 'беллетризировать' жидо-масонский заговор в конкретике литературных сюжетов и литературных героев. Иллюстративность литературы по отношению к идеологии не выдумка социалистического реализма. Принци 174 пиальная схема 'беллетризированного искусства' (сперва 'теория', а затем ее 'иллюстрация') была создана задолго до провозглашения 'революционного метода' изображения действительности. Как 'Россия и Европа' Н.Я. Данилевского в 'Книга Кагала' Я. Брафмана предшествовали романам Вс. Крестовского, так и многочисленные 'труды' А.С.Шмакова3, М.Ф.Шугурова4, Л.А.Тихомирова5, А.И.Бенца6 предшествовали романам А.Ф.Амфитеатрова, В.И.Рочестер-Крыжановской, Е.А.Шабельской, Н.Н.Брешко-Брешковского, И.А.Родионова и многих других писателей, доносивших до читателя современное учение о 'всемирном жидо-масонском заговоре'.
Однако беллетристика, а вовсе не теоретизированные статьи адептов 'корня наших бед', сделала 'Протоколы' подлинным документом эпохи: 'вымысел' о Сионских мудрецах, провозглашенный в антисемитской беллетристике, стал впоследствии 'действительностью'.
Подобный некритический подход к любому 'печатному листу' в качестве реального свидетельства существующего факта, нежелание отличить вымысел (литературу) от истории (действительности) – характерная черта идеологических интерпретаций как для 'теоретиков' социалистического искусства, так и для 'теоретиков' антисемитизма.
Г.Бостунич был 'абсолютно документален' и 'фактографичен', используя мистико-философские, художественные и политические сочинения в качестве научной основы своего 'исследования': 'Подобно тому, как 'Протоколы Сионских мудрецов' изложили всю программу воинствующего иудейства; подобно тому, как 'Человек' Пьетро Киари, напечатанный в 1755 г. в Венеции, равно как 'Легенда о великом инквизиторе' Достоевского и 'Памятник Цезарю' Игнатия Донелли излагают всю программу воинствующего иезуитизма…'7
Именно поэтому идеи и образы беллетристики в равной степени стали 'фактами жизни', которые затем можно было использовать в научной литературе о самой действительности.
В 1906 г. в Ревеле (Таллинн) вышел роман В.И.Рочестер-Крыжановской8 'Паутина' с посвящением 'Памяти дорогого мужа и сотрудника Сергея Валерьяновича Семенова'. Эпиграфом писательница избрала стихи А.А.Голенищева-Кутузова:
Мне чуется – беда великая близка,
Но поступи ее никто не слышит,
Меж тем как на стене уже судьбы рука
'Мани, Факел, Фарес' – неумолимо пишет.
Роман посвящен годам кризиса накануне и во время революции в России, окруженной со всех сторон врагами: немцы хотят расчленить Россию, поляки – выйти из состава империи или создать государство в Государстве, евреи – активнейшие участники революции – уничтожить самодержавие изнутри. По традиции, предрекая России 'Помещичьи погромы', писательница выражает наиболее сокровенные мысли в 'вещих снах' своей героини: '…грязная, оборванная ватага состояла преимущественно из жидов, нахлынула в комнату и стала срывать со стен образа, разбивая и топча их ногами. В эту минуту она заметила, что другая шайка волочила окровавленный труп Ростислава с зияющей раной в груди и бросила его к ее ногам с криком: 'Собаке собачья смерть! Гляди, не спасли тебя твои святые, а торжествует наш Сатана! Поклонись ему, принеси жертву на престоле его и тогда будешь счастлива!' Тут со всех сторон загремел дьявольский хохот!'9.
Замечательно, что в среде антисемитов излюбленной формой оценки творческих заслуг автора выступает 'пророческий дар': писатели, повествуя о настоящем, всегда предвидят будущее, которое почему-то оказывается 'победным для врагов', вопреки желаниям и надеждам автора. Так, Г.Бостунич счел нужным отметить мало кому известный 'из так наз. читающей публики факт (курсив Бостунича – С.Д.)': 'Вера Крыжановская-Рочестер, удостоенная со стороны Франции за свои романы звания 'офицера французской академии', а со стороны русской эмиграции – голодной смерти в Ревеле в 1924-м году, в своем замечательном романе 'Гнев Божий'… предвидела и предсказала балканизацию Европы и, в частности, возникновение анекдотического, управляемого масонами (Масарик, Крамарж, Бенеш) чешского государства, которому в романе даже достается Вена (разумеется, что в романе эти 'тоже славяне' успевают доконать этот чудесный, но уже ныне жидами и эсдеками распотрошенный город)' (курсив Бостунича – С.Д.)10.
Заимствуя идеи у славянофилов, Вс.Крестовского, Литвина, 'символом веры' автор делает ненависть к петровским реформам, сторонниками которых изображено пресмыкающееся перед Западом и предающее святую Русь сословие – та 'ожидовелая общественная тля, которая зовется 'интеллигенцией' – безверная и сгнившая до мозга костей'11.
Спустя много десятилетий, воскрешая шовинизм, ксенофобию, ненависть к жидам (= сионистам), Иван Шевцов позаимствует у Рочестер-Крыжановской прозвище интеллигенции – 'тля', сделав его названием одного из первых советских антинигилистических романов.
Другим автором 'замечательных романов' была, по мнению того же Г. Бостунича, 'прекрасная русская писательница Елизавета Александровна Шабельская, неустрашимая поборница национального русского дела, ярая антисемитка и антимасонка, пионер просвещения, на этот счет, затхлой русской интеллигенции…'12.
В истории русской антисемитской беллетристики Е.А.Шабельская занимает особое место. Ее заслуга состояла в том, что она связала воедино антимасонские, антисемитские и антиинтеллигентские тенденции в одно целое. А своей трилогии (наподобие трилогии Вс. Крестовского) она придумала криминальное название – 'Сатанисты XX в.'
Жизнь Е.А.Шабельской представляет сама по себе увлекательный приключенческий роман авантюристки, в котором есть все: бегство из дома, замужество за нелюбимым человеком, любовники из разных политических лагерей, уголовные преступления, подмостки европейских театров, тайная служба в полиции, участие в войне, сын-убийца. Кажется, что ее судьба 'списана' с романов Александра Дюма. Такова канва жизни 'прекрасной русской писательницы'. Однако творческая биография Е.А. Шабельской абсолютно не исследована.
Наиболее ценные сведения о ее жизни содержатся в исповедальном письме Е.А. Шабельской к А.С. Суворину13.
(По русской традиции, женские исповедальные письма адресовались обычно 'писателям – учителям жизни'. Эти искренние обращения нашли отражение в произведениях Достоевского, Толстого, Лескова. То, что Шабельская обратилась к Суворину, которого пригласила быть 'исповедником', знаменательно само по себе: к 1896 г. бывший либерал стал символом реакции и антисемитизма.)
Как явствует из письма, Шабельская родилась 18 апреля (по старому стилю) 1855 г. в деревне Ступки Бахмутского уезда Екатеринославской губернии. В 14 лет окончила Харьковскую женскую гимназию. Узнав о ее связи с неким Видамином, братья, спасая сестру, отправили 16-летнюю Шабельскую в Париж обучаться пению. Потеряв вскоре голос, она перешла в драматический класс консерватории, а через два года, по причине банкротства братьев, вынуждена была прекратить занятия. Не желая возвращаться на родину, Шабельская стала опереточной актрисой (она работала и у Оффенбаха). Недовольная нищенской зарплатой и под влиянием некоего Федотова (возможно, основатель театра 'Буф') она вернулась в Россию и стала
