исследования политически разделил оба объекта: 'Правда мистическая и правда реальная'45. Зато сами 'Протоколы Сионских мудрецов' (т.е. анонимный текст) превратились в 'Еврейский катехизис', став основополагающим документом национальных фобий, 'бациллоносителем' которых стало издательство 'Нови сад' ('Новый сад').
Вопрос: почему Югославия между двумя войнами стала 'главной типографией' антисемитской литературы? – изучен недостаточно. Экономико-географическое положение государства, 'царизм' Белграда, присутствие большой колонии русской белогвардейской эмиграции – все это важные, но не основные стимулы. Возможно, изучение истории страны, раздробленной на герцогства и княжества, стремящихся то к объединению, то к федерации, и ее многовековой антииудейской и антибогомильской литературы с сильными националистическими тенденциями когда-нибудь позволит дать полноценный ответ.
Как бы там ни было приоритет в распространении антисемитской литературы на русском языке в 20-30-е годы принадлежал Югославии, о чем свидетельствовал выпуск антисемитских сборников, апологий 'Протоколов', публикация романов и обнародование 'научных трудов' вместе с другими 'откровениями' беллетристической и публицистической мысли.
'Застрельщиком' в беллетристике стал Н.Н.Брешко-Брешковский (1874-1943): профессиональный литератор, известный в дореволюционное время произведениями об атлетах 4б, 'скандальной изнанке светской жизни'47, немецко-австрийском шпионаже в России48, один из первых русских сценаристов и режиссеров в кинематографе, эмигрант с 1920 г. Как вспоминал Л. Любимов, сын Е.К. Брешко-Брешковской ('бабушки русской революции') после 1933 г. 'поспешил в Берлин и… служил в органах фашистской пропаганды, пока не погиб во время бомбежки' в 1944 г.49. В 1923 г. в издательстве 'Нови сад' вышел роман Н.Н. Брешко-Брешковского 'Под звездой дьявола'50.
В предисловии (точнее, вместо него) 'О борьбе с антисемитизмом и вообще…' автор, защищаясь (как это принято у 'ревнителей'), переходил в наступление: 'Несомненно, кое-кто назовет мою эту книгу погромной. Большинство же, менее ретивое из этого лагеря, ославит ее антисемитской… Но каждый неглупый и честный еврей… по совести скажет, что не только ничего погромного нет в ней, а, наоборот, в нескольких местах автор клеймит и сурово клеймит погромы и погромные настроения' (3).
Видимо, автор имел в виду следующие рассуждения: 'Эх, взять два экскадрона улан, оцепить Налевки, и ультиматум… Вот жиды всполошились бы!
– А через два дня, – подхватил Винарский (начальник контрразведки. – С.Д.), – в западной и американской печати появились бы телеграммы, что польские уланы в Варшаве учинили еврейский погром… Нет, пане Бейзым, ни в данном случае, ни в других, более серьезных и широкого масштаба, – никаких репрессий! Ни одной капли крови, ни одной расквашенной жидовской физиономии! Ничего такого, что дало бы повод жидам поднять гвалт о погромном антисемитизме поляков… Погромы пятнают армию, пятнают человека, уносят ни в чем не повинные жизни, и, вообще, это большевизм наизнанку. Предоставим погромы петлюровским бандам…' (214-215).
Объявив читателю, что надо с 'надвигающейся кровавой волной' погромов бороться 'самым энергичным образом', а главное – 'более трудная, сложная и… таки неблагодарная задача' – 'бороться с антисемитизмом вообще', Н. Брешко-Брешковский причиной 'антисемитизма в Польше, антисемитизма, захватившего даже часть кругов социалистических', объявляет… самих евреев51: 'Виноваты сами евреи. Далеко не в их пользу сухой, убийственно неумолимый язык цифр и фактов' (3-4).
Прежде всего, евреи виноваты в том, что 80-90% из них революционеры, а среди них 'добрая половина арестованных и судимых евреев-коммунистов – богатая молодежь'. Поэтому поляки видят в революционно настроенных евреях… агентов Совдепии, 'неустанно работающих над уничтожением Польши', хотя у 'нас- то… самая демократическая конституция…' и много евреев 'в офицерских и даже в генеральских чинах… служат во всех министерствах и буквально заполонили юстицию…' (4-5). Евреи, в отличие от 200 000 варшавских рабочих, продефилировавших на 1 Мая с 'хоругвями цехов', вышли с 'красными штандартами', 'с гимнами советской власти'. К тому же в день приезда 3 мая маршала Фоша евреи 'не присоединились к общему торжеству' польской Варшавы: 'В обоих случаях – сами же евреи оказались антисемитами' (5-6). Наконец, в этой субъективно понятой 'картине' причин и следствий поборник войны с антисемитизмом обращается за поддержкой к 'правильному еврею', который (излюбленная идея всех 'ревнителей') возлагает вину за революцию в России на своих братьев: «В течение десяти веков Россия создавалась и возвеличивалась… Она росла и крепла той безымянной русской серой гущею, на костях которой воздвигнут Петербург, могилами которой усеяны Туркестан, Кавказ, крутые отвесы Балканских гор. Мы, евреи, пришельцы, засидевшиеся в гостях у чужих людей, мы в строительстве гигантской Империи никакого участия не принимали, – так по какому же праву мы так рьяно ухватились за ее разрушение?… Хозяин, охваченный помешательством, может, хотя и с большой затяжкой, подпаливать свой собственный дом, но если зачинщиками являются жильцы – горе им!… Пусть даже среди атаманов шайки международных преступников, засевших в Кремле, – большинство русские. Пусть! Но ведь мозг-то, мозг – еврейский… И, как еврей, утверждаю, что без нашего 'еврейского мозга' большевизм и двух месяцев не удержался бы в России. А так, с еврейским мозгом, с германской техникой, поощряемые дряблой узкоэгоистической… Европою, они уже существуют шестой год…» (6-7).
С 'буквальными' словами своего молодого еврея солидаризируется автор: «Всероссийский мятеж… Сплошная гнусность, жестокость, трусость, хамство, шкурничество. Но еще омерзительней было вызывающее, наглое поведение вдруг, неведомо из каких подворотен повылезавших еврейчиков… Совет рабочих и крестьянских депутатов? Господи, да это же поголовно был какой-то Гоцлибердан, до Нахамкеса и Бронштейна включительно! В этот Гоцлибердан были вкраплены: тупой кавказский ишак Чхеидзе, еще более тупой русский дурак Соколов… и русский мерзавец Скобелев… Керенщина с 'гоцлиберданом' не могли не привести к торжеству большевиков. Было бы дико, если бы случилось иначе» (8-9).
Наконец Брешко-Брешковский предлагает свою 'рецептуру': 'Пусть же он будет мужественным до конца и… скажет, глядя в упор своими ясными, блестящими глазами:
– Итак, господа, вперед! Alles! Начнем! Давайте бороться с антисемитизмом!.. Как это сделать? Очень просто! Не пишите на каждом шагу 'интересы демократии', ибо всякий расшифровывает иначе -'интересы еврейства'… Потом прекратите бешеную травлю нескольких тысяч измученных русских людей… Затем – не смейте кощунственно трепать дорогое и священное для многих русских… имя… Чтобы гасить в чужих сердцах ненависть к еврейству, сначала в ваших собственных сердцах погасите ненависть ко всему, что дорого и свято русскому человеку…' (13-14).
Предисловие 'О борьбе с антисемитизмом и вообще…' представляется тем самым 'яйцом', из которого вылупился даже не крокодил, а тот самый дьявол, 'под звездой' которого живут герои Брешко- Брешковского.
Сюжет романа прозрачен: прекрасные польские патриоты (Бейзым, Винарский, Ливийский и т.д.) и не менее прекрасные русские беженцы из Совдепии (Лабенская, князь Гагарин, княжна Барб и др.) разоблачают чекистов, расстраивают интриги коммунистов, приговаривают и казнят 'врагов Польши и России', которыми – все до единого – оказываются евреи.
Действие происходит в 1921-1922 гг. в Варшаве. Польский дворянин Бейзым – атлет, артист, офицер, возвративший княжне Барб украденные у нее в ЧК драгоценности, спасший от голодной смерти Гагарина и Лабенскую (он люто мстит за нее 'дипломату' Геллеру, отвратительнейшему садисту из окружения не менее отвратительного палача Зиновьева-Апфельбаума), подписывает с графиней Сапари (естественно, связанной с чекистами) договор о съемках нового кинофильма, для которого он пишет сценарий и в котором исполнит главную роль. Во имя искусства Бейзым должен сняться в эпизоде единоборства с медведем: натурные съемки должны состояться в его родовом поместье. Графиня сообщает жаждущему мести Геллеру о времени приезда киногруппы, а затем – конечно, безумно вклюбленная в Бейзыма – рассказывает любовнику о своем предательстве. 'Жиды и коммунисты' гибнут, порок наказан, главный герой Игнаций Бейзым уезжает с подругой в Италию.
Как это часто бывает у беллетристов из 'ревнителей', главный герой в конце 'истории' – без всякого намека на автопародию – признается: 'Довольно с меня этой кровавой бульварщины' (320-321).
Конечно, не попытайся Брешко-Брешковский 'раскрыть' философскую глубину мыслей' своих персонажей, вряд ли стоило бы вспоминать этот банальный и забытый роман. Но 'Под звездой дьявола' тем и интересен, что демонстрирует такие сложившиеся штампы разоблачения 'жидовского' (без масонов) заговора, которые могут отныне самостоятельно (без всяких 'еврейских материалов', 'документальных'
