забывать, что вы простой, честный фермер, и, ради всего святого, не злоупртребляйте… э… хм… принадлежностями дамского туалета. — Вее, за исключением меня, рассмеялись. — Пожалуй, вам лучше совсем выпустить этот кусок.
— Берегитесь, Джо, — сказала Ева. — Ронни обожает купюры. Если вы не поостережетесь, от вашей роли ничего не останется.
Ронни подарил ей сияющую улыбку. — Все пьесы необходимо сократить наполовину, — сказал он.
— «Так считаем мы с Орсоном Уэллесом…»[6] — шепнула Элис мне на ухо.
— Ну ладно, ребята, — сказал Ронни. — На сегодня хватит. Теперь мы с Хербертом попытаемся разобраться, что автор намудрил с освещением.
— Может быть, выпьем кофе? — спросил я Элис, когда она поднялась.
— Нет, благодарю вас.
«Ну и черт с тобой», — подумал я и повернулся на каблуках.
— А вот пивом вы меня можете угостить.
— Поедем в «Кларенс»?
— Там бывает слишком много «Служителей Мельпомены». И слишком светло и чисто.
Скоро они повесят неоновые лампы. В «Сент-Клэре» куда уютнее. Темно, пахнет жареной говядиной и сальными свечками.
Ее автомобиль, зеленый «фиат-500», стоял у подъезда. Она отперла правую дверцу и приостановилась в нерешительности.
— Вы умеете водить машину?
— Как ни странно, умею, — сказал я.
— Черт вас побери, почему вы так обидчивы?
— Я и не думал…
— Нет, думали. Я просто хотела предложить вам вести машину. Большинство мужчин не выносят, когда за рулем женщина. И к тому же я вожу машину отвратительно.
Я ничего не ответил, сел за баранку и распахнул перед Элис левую дверцу.
Приятно было снова вести машину. Правда, собственного автомобиля у меня никогда не было. Я научился управлять машиной, когда служил в армии: у нас на четверых летчиков был один «остин-чэмми». Когда я включил первую скорость, мне показалось, что сейчас я снова покачу по пустынным равнинам Линкольншира с бочкой пива в багажнике, а Томми Дженкс заведет во весь голос «На маневрах», или «Коты на крышах», или «Три почтенные старушки». И меня вдруг охватила тоска по тем дням, когда я мог позволить себе истратить четыре фунта в неделю на пиво и сигареты, а эмблема в виде серебряного крылышка обеспечивала и даровую выпивку и женщин из общества. Конечно, наш «остин» был мало на что пригоден (да и не удивительно после семнадцати лет безалаберного с ним обращения), но как бы то ни было, а одна четвертая часть его принадлежала мне. Томми разбил его в лепешку на Северном шоссе под Финчли, прикончив и себя самого, и капрала, и солдата, сидевшего за баранкой «джипа», в который он врезался.
— Отчего вы хмуритесь? — спросила Элис. — Вам известно, что в этой шляпе вы похожи на гангстера? Сверните здесь направо, пожалуйста.
— Где мы находимся?
— Уже неподалеку от шоссе Сент-Клэр. И от моего дома, кстати сказать.
— Вы живете Наверху, разумеется? — Вероятно, в моем голосе прозвучала издевка: я заметил, как Элис поморщилась, и удивился сам, что за бес в меня вселился.
— Я живу на шоссе Коноплянок, — сказала она. — Не я выбирала этот дом, но, впрочем, он вполне хорош. А вы живете на Орлином шоссе, да?
— Я снимаю там комнату, — сказал я.
Мы ехали по Тополевому проспекту. Из окон большого особняка по левую сторону проспекта на мостовую упал сноп света, и до нас долетели звуки музыки. Ворота в высокой ограде были приотворены, и я увидел блеск воды и белый помост.
— Бог мой! — сказал я. — Бассейн для плавания.
— Здесь живет Сьюзен Браун, — сказала Элис. — У нее сегодня званый вечер: она справляет день рожденья.
— Как мило, — сказал я. — Вероятно, Джек в числе приглашенных. Надеюсь, я не слишком много себе позволяю, именуя его столь фамильярно?
Элис, казалось, не слышала.
— Сверните, пожалуйста, налево, — сказала она. По узкой улице мы спустились вниз и выехали на небольшую площадь. Дома в этой части города были уже поменьше: большой особняк на вершине холма был последним аванпостом мира частных бассейнов для плавания, тополей и автомобилей новейшей марки. Привокзальные рабочие кварталы простирались дальше, чем я думал: они словно щитом прикрывали Тополевый проспект от фабричного дыма долины. Узкая и крутая каменная лестница вела с площади к прямой, словно проложенной по линейке, улице с домами из песчаника.
Кабачок «Сент-Клэр» находился в переулке неподалеку от площади.
В кабачке, как и говорила Элис, царил полумрак и пахло жареной говядиной и свечами. Небольшая комната за баром была совершенно пуста, только два каких-то старика сидели, сгорбившись, у огня. На стенах висели две старые гравюры с изображением Уорли и снимок дома, с которого в 1888 году сорвало ураганом крышу.
В промежутках между ними поблескивали медные жаровни и украшенные бляхами уздечки. Диванчики, стоявшие вдоль стен, были обиты кожей.
Элис с удовлетворением огляделась вокруг.
— Вот где, на мои взгляд, хорошо, — сказала она. — Так уютно и уединенно, что в этом есть даже что-то зловещее.
Подошел, шаркая ногами, тощий, седой старик — хозяин кабачка.
— Добрый вечер, миссис Эйсгилл. Добрый вечер, сэр. Чем могу служить?
— Попробуйте «Старое», — сказала мне Элис. — Вот уж это настоящее пиво. Верно, Берт?
— Очень приятный напиток, миссис Эйсгилл, — отвечал тот глухим, замогильным голосом. — Красота, а не пиво.
Пиво — темное, мягкое и душистое — оказалось и в самом деле очень хорошим. В этом уютном уголке было тепло и покойно, и мне было очень хорошо с Элис. Я не чувствовал необходимости ухаживать за ней, а следовательно, и не боялся получить отпор. Я предложил ей сигарету и закурил сам. Это была моя первая сигарета в тот вечер — я как-то забываю курить, когда взволнован, — и она показалась мне особенно крепкой и приятной, даже чуть-чуть горьковатой на вкус, что я всегда любил.
— Послушайте, Джо, — сказала Элис. — Вам и мне еще предстоит поработать вместе, и нужно, чтобы между нами все было ясно с самого начала. Почему вы все время лезете в бутылку? Мне не хотелось объясняться с вами при всех, но вы, черт вас побери, разговаривали со мной очень оскорбительным тоном. Что с вами такое? У вас комплекс неполноценности?
— Нет, — пробормотал я.
— Тогда в чем же дело?
— Мне показалось, что вы держитесь покровительственно по отношению ко мне, вот и все. Мой отец не был владельцем заводов или фабрик, но это еще не значит, что я никогда ничего не читал или не могу управлять машиной. — Я чувствовал, что мое объяснение звучит неубедительно: ведь на Элисто я вовсе не был зол.
— Но, Джо, дорогой, — сказала она. — Кто придает этому значение? Во всяком случае, не я. Да и Томпсоны, и Ева… — Она сдвинула брови. — Должно быть, это Ева, да?
Она всегда кокетничает напропалую, а потом напускает на себя чопорность. Так уж она создана, ее не переделаешь. Знаете, я бы нисколько не удивилась, если бы…
Нет, пожалуй, не стоит говорить.
Я заказал еще пива.
— Раз уж начали, лучше сказать.
