никакого отношения. Да они и в самом деле не имели ко мне никакого отношения: хоть я испытывал большую нежность к Сьюзен — она была доверчива, словно ребенок, — думал я прежде всего о том, как успешнее провести давно задуманную операцию.
— Какие красивые у тебя руки, — сказала Сьюзен, целуя меня в ладонь. — Широкие и сильные.
— И очень гадкие. Когда Сьюзен рядом, они так и норовят забраться куда не следует.
— У-у, какой гадкий Джо! И руки тоже гадкие.. Только очень теплые, теплые, как свежие булочки. Какой же ты чудесный, самый чудесный челрвек на земле! И совсем не странный! Совсем как все остальные мужчины.
— Ну, положим, они не такие.
— Ах ты, глупыш! Конечно, такие. Вот видишь, теперь я чувствую себя очень старой и умудренной опытом.
Ее руки были холодны, как лед.
— Надо уходить, — сказал я. — Ты совсем замерзла.
— Нисколечко не замерзла, — возразила она. — Мне никогда не бывает холодно с Джориком.
— Какая ты милая, Сьюзен, — сказал я. — Я постараюсь, чтоб тебе всегда было тепло.
Но ведь сейчас не лето.
— А мне все-таки ничуть не холодно!
— Не спорь. Не то я поколочу тебя.
— Это будет только приятно.
Я подал ей руку, помогая подняться. Она встала на цыпочки и прижалась щекою к моей щеке.
— Джо, ты правда любишь меня?
— Ты знаешь, что да.
— А сильно?
— На сто тысяч фунтов, — сказал я. — На сто тысяч фунтов.
17
Хойлейк улыбнулся ослепительной улыбкой, обнаживщей все его вставные зубы.
— Присаживайтесь, Джо. Сигарету?
Легкая тревога, которую я ощущал, пока шел к нему в кабинет, исчезла: он явно ничего не пронюхал насчег меня и Элис. А я немного опасался этого: ведь муниципальные чиновники не могут вести себя в свободное время, как им заблагорассудится. Над ними всегда довлеет тень ратуши. Мне приходилось слышать о женатых людях, которым было предложено либо прекратить связь, либо подать в отставку. Однако я не верил, что сегодня со мной может произойти что-то неприятное: я был счастлив, удача, казалось, шла за мной по пятам, как большой добрый пес. Я уже целый месяц встречался с Сьюзен, и воспоминание о том, что произошло вчера вечером, когда мы «сидели с детьми» у Сторов, все еще приятно щекотало мои чувства, — мир, который дарит такие радости, рассуждал я, не может быть ко мне жесток.
— Ужасная погода, — сказал я.
Хойлейк перестал чертить на промокашке и взглянул в окно. Шум дождя наполнял комнату, разрезая тишину пульсирующим ритмом.
— Эта долина — настоящая ловушка для туч, — заметил он и принялся перекладывать бумаги на столе несколько нерешительно, но с таким сосредоточенным видом, словно они могли сказать все за него, если правильно их расположить. — Вы очень быстро освоились с работой, — заметил он.
— Благодарю вас, сэр.
— Вы ведь уже полгода у нас работаете, не так ли?
— Совершенно верно, — подтвердил я, недоумевая, куда он клонит.
Вошла Джун с чашкой чая в руках.
— А, вот и чай! — сказал Хойлейк. — Принесите, пожалуйста, и мистеру Лэмптону чашечку. — Он отхлебнул чай с таким видом, точно пробовал что-то невероятно горькое. Джун тотчас вернулась, неся на этот раз мою собственную чашку вустерского фарфора, синюю с белым. — Очень красивая чашка, — заметил он. — Джун, видимо, к вам особо благоволит.
— Нет, просто это моя чашка.
— Вот как? Да вы сибарит! — Он потушил сигарету и закурил новую. — Ну-с, — начал он, откашлявшись, — сейчас, Джо, я расскажу вам немножко о себе. Я родился в Уорли и прожил здесь всю жизнь. Как и вся моя семья. Я женился на местной девушке и, должен сказать, не жалею об этом. Я знаю Уорли как свои пять пальцев. Даже гораздо лучше, потому что свои пальцы я совсем не знаю. И я знаю всех муниципальных советников. Особенно советника Брауна. Мы с ним вместе ходили в школу.
Он помолчал. Туман у меня в мозгу внезапно рассеялся, и сердце неприятно заколотилось.
— Вы на редкость хорошо себя здесь зарекомендовали, Джо. И я рад видеть, что вы совершенствуетесь в своих познаниях и сможете достичь в жизни еще большего. У нас ведь достаточно возможностей для продвижения. Люди редко задерживаются надолго в Уорли. Они переселяются в более крупные города. Там больше платят, но и жизнь там стоит дороже, так что человеку приходится делать выбор: либо жить в каком-нибудь грязном переулке, либо в фешенебельном предместье. Здесь, наоборот, жизнь куда приятнее: можно иметь квартиру в двух щагах от работы, а впечатление такое, точно ты в деревне. Вам ведь нравится здесь?
— Очень.
— Вот-вот! Вы очень разумны. — Он снова откашлялся. — Вполне возможно, вам будет не по душе то, что я сейчас скажу. В известном смысле вы даже имеете право на меня обидеться.
«Ну вот, сейчас начнется», — подумал я. И постарался придать лицу застывшее, ни о чем не говорящее выражение.
— Чем вы занимаетесь в свободное время — ваше личное дело, Джо. Но, конечно, в границах допустимого, и,думается, мне нет нужды говорить вам, каковы эти границы.
— Кто-нибудь на меня жаловался?
Он поднял руку, словно предупреждая возможный взрыв возмущения.
— Я вовсе не это имею в виду, Джо. Ради всего святого, не истолковывайте моих слов превратно. Если говорить о границах… мм… приличий, то, уверяю вас, что вы их не преступили.
— Тогда в чем же дело? — Я злобно посмотрел на него, но мне не удалось поймать его взгляд: два глубоких провала на его лице, защищенные дымчатыми стеклами очков, были устремлены на меня, но мне казалось, что настоящие его глаза, точно мыши, бегают по сумрачному тесному кабинету.
— Сейчас скажу. Да, впрочем, и говоритьто особенно не о чем. Просто я хочу дать вам совет относительно вашей жизни в Уорли. Я буду говорить с вами, как мужчина с мужчиной. Ради вашего же блага. И поскольку я ваш начальник, — тут он снисходительно подмигнул мне, — придется вам выслушать нудного старика. Так вот, я уверен, что вы уже имеете некоторое представление о том, как работает машина, именуемая муниципалитетом. Самым важным винтиком в ней теоретически является советник. А практически всеми делами заправляет начальник канцелярии. Советника могут в другой раз не выбрать: чиновник же — если, разумеется, он не взяточник, не слишком явный распутник и не законченный кретин — может не тревожиться за свою учасгь. Надо только справляться с работой. И если он справляется с ней так, как вы, Джо, никому и в голову не придет его трогать. Себе дороже обойдется.
Зазвонил телефон.
— Извините, Джо. Говорит Хойлейк. Да. Да. Конечно. Минут через пятнадцать. Я сейчас занят. Я позвоню вам. До свидания. — Он снова повернулся ко мне. — Так вот, значит: себе дороже обойдется. Следовательно, чиновнику нечего страшиться за свое место. Но и только. А вот продвижение по службе — это уже другое дело. Для продвижения по службе недостаточно рекомендации начальника отдела, — тут нужно, чтобы большинство членов аттестационной комиссии проголосовало «за». Потом кандидатура
