- Дорогая мамочка, прости Женю, не сердись на нее, ведь она взяла только половинку самого маленького яблочка! - просила жалобным, тоскливым голосом пятилетняя Наденька за свою младшую сестренку, которую она очень любила и которая теперь по приказанию матери стояла в углу, причем, конечно, горько плакала.
Вера Ивановна (так звали мать Жени и Наденьки) ничего не отвечала и, даже не поворачивая головы, продолжала начатую работу.
- Один-то раз, мамочка, ведь тебе ничего не стоит простить. Посмотри, как она плачет! - продолжала Наденька упрашивать маму.
- Ах, Наденька, какая ты, право, глупенькая! - отозвалась наконец мама. - Ты просишь за Женю, а говоришь таким образом, точно мне доставляет удовольствие кого-нибудь наказывать. Пойми, что пол- яблочка ничего не стоит и что мне его нисколько не жалко, но я хочу доказать Жене, что поступок ее сам по себе очень нехорош и неблаговиден.
- В чем же, мамочка?
- Неужели ты не понимаешь?
- Право, не понимаю. Ведь ты часто сама даешь ей яблоков, и не только по половинке, а иногда даже по два, по три: в особенности когда они такие маленькие, как то, от которого она отрезала.
- Это совсем другое дело, когда я даю. Иначе - когда она берет сама украдкой, да еще старается утаить. Утаить то, что берешь украдкой, все равно что украсть!
Наденька слушала слова матери с большим вниманием и затем, когда последняя вышла из комнаты, чтобы распорядиться обедом, поспешно подбежала к сестренке, наклонилась к ней и тихо прошептала:
- Женя! Зачем ты взяла яблоко без спроса? Женя заплакала еще больше.
- Мне тяжело видеть твои слезы, Женя! - продолжала Наденька, стараясь успокоить сестру. - Не плачь. Сознайся!
- Да в чем сознаться-то?
- В том, зачем без спроса взяла яблоко и, главное, зачем потом не сказала!
- Взяла я его просто так, Наденька, сама не знаю для чего… Захотела, ну и взяла!..
- Да, барышня, нехорошо, нехорошо! - сказала проходившая мимо горничная. - Такие дела не доведут до добра!
- Что это значит: не доведут до добра? - с любопытством спросила Женя.
- То, что сохрани Бог брать что-нибудь потихоньку - это может привести к дурному!
- Да к чему же, к чему? - допытывались обе девочки, но горничная только многозначительно покачала головой и пошла дальше.
Сестры никак не могли ясно понять значение сделанного проступка и, молча глядя одна на другую, задумались.
- Знаешь что? - заговорила наконец Наденька после довольно продолжительного молчания. - Пойдем к маме, спросим, чтобы она пояснила слова горничной Агаши.
- Пойдем! - согласилась Женя и, взяв за руку старшую сестру, отправилась к матери.
- Мама, милая, прости, я больше никогда не буду ничего брать без спроса! - обратилась к ней Женя, едва сдерживая слезы. - И потом, объясни пожалуйста, что значат слова Агаши: 'Это может привести к дурному', то есть именно то, что я взяла без спросу маленький кусочек яблочка.
- Вот видишь ли, дружок! - отвечала мама, взяв Женю за руку и присев с ней на диван. - Взять кусочек яблока тихонько - пустяки, положим, но это может привести к последствиям довольно серьезным.
- К каким, к каким? - воскликнули девочки удивленно.
Мама глубоко задумалась. А потом проговорила, запинаясь, несколько даже неуверенно:
- Ну, например, может так случиться, что ты, Женя, раздуешься наподобие… огромного шара, а потом вдруг исчезнешь, как будто… как будто тебя и не было вовсе никогда.
Девочки изумленно вздохнули.
- Теперь ты, значит, поняла, что дело заключается не в кусочке яблока?
Женя в знак согласия утвердительно кивнула головой. Она все еще не могла опомниться после слов, сказанных матерью. Чтобы немного успокоить ее, мама расцеловала заплаканное лицо дочери.
- Ну, а теперь беги играть в сад вместе с Наденькой, и будем надеяться, что ничего плохого не произойдет.
Женя и Наденька весело побежали в сад, чтобы набрать цветов и поставить их в вазы, так как к обеду должны были приехать гости. Они долго играли в саду, бегали между деревьями, пытались поймать красивую желтую бабочку, кружившуюся над кустом, так что когда они наконец вернулись к дому с охапками свежесрезанных цветов, гости уже сидели за столом, на увитой диким виноградом веранде.
- Женя! Надя! - донесся голос матери. - Идите скорей, я хочу представить вас князю.
Девочек подвели к высокому мужчине с длинной раздвоенной бородой, одетому в белый костюм.
- Какие прелестные крошки! - воскликнул князь, наклоняясь. - Словно бы два маленьких эльфа впорхнули сюда с букетами цветов. Не правда ли?
Остальные гости закивали.
Князь собрался было потрепать Женю по щеке, он протянул к ней свою длиннопалую руку, но случайно задел ее шею острым холеным ногтем, который был у него на мизинце. В то же мгновение раздался оглушительный хлопок - и девочка исчезла.
Все гости повскакали из кресел. На дощатом полу веранды, среди рассыпавшихся цветов, нашли только ленточку и маленький ледяной крестик, который через несколько минут растаял.
Лед в снегу Приложение к тексту 'Пассо и детриумфация'
1 Ботинки, лампа и лес
Текст 'Пассо и детриумфация' был первым текстом, написанным мною целиком 'в жанре дискурса'. Хотя я написал этот текст десять лет тому назад, он, несмотря на свой полупародийный характер, до сих пор остается для меня источником беспокойства. Видимо, потому я с тех пор несколько раз его дополнял и переделывал. Отношения с вещами всегда были для меня более проблематичными и более мучительными, чем отношения с людьми, животными или растениями. 'Неживое' заставляло меня страдать.
Примеры из 'Большой Литературы', которыми насыщен текст 'Пассо и детриумфации', выстраиваются подчеркнуто в 'хрестоматийный' ряд: Кафка, Томас Манн, Борхес, Пруст. Однако два писателя, непосредственно повлиявших на появление этого текста, находятся, в общем-то, за пределами 'Большой Литературы' - один размещается в области литературы для детей, другой - в области философии. Эти двое - Андерсен и Хайдеггер. Андерсену довелось сыграть исключительную роль в деле создания романтического анимационного канона. Его перо было чем-то вроде шприца, с помощью которого романтизм экспериментировал с 'эликсирами' анимации. Андерсен создал жанр 'биографий предметов'. 'История бутылочного горлышка', 'Старый фонарь', 'Старый дом', 'Пастушка и трубочист', 'Стойкий оловянный солдатик', 'Снеговик', 'Ель' составляют канонический корпус этого жанра. Когда эти тексты возникли, тогда, можно сказать, уже возник и Дисней: была намечена психоделическая программа двадцатого века. В 'Снеговике' вещь-персонаж (снеговик) состоит из вещей-инструментов, которые временно оторваны от исполнения своих непосредственных функций и 'одолжены' снеговику для статичных нужд его краткой жизни. Ведро, метла, кочерга - все они составляют структуру снеговика, его 'скелет'. Остальное - тающая плоть, снег. Снеговик структурирован знаками собственного конца и уничтожения, также как и человек: человеческий скелет является не знаком жизни тела (хотя без него эта жизнь была бы немыслима), но
