Къ изученію заговора и колдовства въ Россіи.

(№ 20): „выму тро^с и ?иму боле^з вс?кую… к востоку и к запа^ду….“

Простая формула: „стрел?(ю) расширяется (словесное разростаніе) въ картину стр?ляющаго мужа (№ 110, 116), (святого). Стр?ляющій мужъ изображается на кон? съ лукомъ и стр?лою, причемъ эпитетъ, прилагаемый и къ м?сту, гд? онъ ?здитъ, и къ нему, и къ его вещамъ, употребляется одинъ и тотъ-же (напр. золотой ²⁾.

2. Заговоры отъ грыжи, въ большинств? случаевъ, им?ютъ формулу отсыланія грыжи съ больного на какіе нибудь предметы: „По^ді же ты, гры^з, на о^лховое коре^не…“ (№ 63). „Гры^зі, гры^з, кобы^лю кость“ (№ 90). „Посылаю грыжу в кр?жыны и су^че“ (№ 110).

3. Въ заговорахъ отъ зубной боли непрем?нной формулой служитъ вопросъ къ мертвецу о зубной боли. Словами эта формула выражается различно, но въ, опред?ленныхъ все-таки чертахъ: „иди вопроси Лазар? четверодне^в на^г, бол?^т ли у не^г зубы“ (№ 44)); – спрошу а^з у мертвеца… (№ 82).

4. Очень многочисленные заговоры отъ крови покоятся на формул? зашиванія. Словесное выраженіе рисуетъ картину, всю построенную на понятіи зашивать: зд?сь упоминается и игла и нить и лицо, которое шьетъ, главнымъ образомъ, д?вица. Какъ бы съ перваго взгляда ни казалась сложна выраженная въ поздн?йшихъ заговорахъ словами картина, разобранная на составныя части, она дастъ непрем?нно вышеназванную формулу, иногда совершенно стертую и весьма изм?ненную.

Картина шитья въ заговор? на кровь изм?няется и всл?дствіе

37

того еще, что представленіе нити лежитъ въ основ? картины пряденія; эту посл?днюю и можно встр?тить въ заговор? отъ крови (№ 12), такая см?на произошла очевидно отъ вліянія одного представленія на другое.

5. Заговоры отъ ранъ построены въ н?которыхъ случаяхъ на той же формул?, что и предыдущіе заговоры отъ крови (№ 17) (зашиваніе), а иногда на совершенно новообразованныхъ формулахъ.

6. Ударъ и уразъ, какъ бол?зненное состояніе, приравниваются къ ран?, къ кровотеченію, порч?, вообще бол?зни, почему и заговоры на случай ув?чья не им?ютъ опред?ленной собственной формулы, а строятся на формулахъ другихъ заговоровъ (зашиваніе № 99, отстр?ливаніе № 116).

7. Присушки пользуются формулой гор?нья, которая разнообразно передается словами: рисуется и неугасимый огонь подъ камнемъ (№ 29), и огненная р?ка (№ 107), и кузница съ пылающимъ горномъ (№ 122).

Кром? того чрезъ присушку насылается безволье, тоска, печаль. Это насыланіе выливается въ заговор? въ опред?ленной картин? (формул?) в?тровъ, несущихся безпрепятственно по всему св?ту и могущихъ занестя тоску въ душу того, противъ кого направлена присушка. Такимъ образомъ для присушекъ характерны дв? картины, въ основ? которыхъ лежитъ сложное представленіе психическаго состоянія челов?ка. Формула гор?нья встр?чается и въ заговор? на властелина, всл?дствіе внутренней аналогіи между нимъ и присушкой… „та^к бы горило ср^дце… властелина ко мн?“ (№ 33).

Что же представляютъ собою эти формулы, которыя настолько характерны для заключающихъ ихъ заговоровъ, что, основываясь на нихъ, возможно и въ разбившемся текст? опред?лить настоящую тему? Опираясь на описаніе магическихъ обрядовъ, которые связываются съ т?мъ или другимъ заговоромъ, не трудно зам?тить, что характеризующія тему формулы суть не что иное, какъ выраженіе въ слов? магическаго д?йствія. Обрядъ заключается въ томъ, чтобы „зд?ла^т у воды челов?ка въ его јм? з гнилы, нести в сокрове^нно м?сто се и постави^т сто?, да стрел?^ті

38

г??-ю стрел (ы) в брюхо…“ и вполн? разъясняетъ текстъ заговора отъ вс?хъ бол?зней (включая сюда и злого челов?ка, какъ им?ющаго возможность наслать бол?знь), который въ большинств? случаевъ говоритъ, какъ какой-то мужъ отстр?ливаетъ бол?знь, прикосы и призоры.

Обрядъ, проявляющійся въ дуновеніи, отплевываніи (№ 54), поясняетъ текстъ, въ которомъ говорится объ отсыланіи бол?зни подальше отъ челов?ка.

Заговоры отъ кровотеченія не им?ютъ при себ? магическаго обряда, но формула зашиванья логически ведетъ къ предположенію, что былъ, если не магическій, то л?чебный обрядъ, заключавшійся въ зашиваніе раны ^*).

Обрядъ, отм?ченный въ одной старой рукописи Б-ки Моск. Синод. типографіи № 35 (403) л. 53-54 „…и гро^б кусаю^т да зубы не бол?^т…“, объясняетъ традиціонный вопросъ къ мертвецу, ставшій характерной формулой для заговора отъ зубной боли.

Какъ было зам?чено выше, разъединеніе магическаго д?йствія и заговора повело къ разростанію (въ словесномъ отношеніи) и невразумительности посл?дняго, иначе сказать, забвеніе магическаго обряда послужило причиной изм?неній, осложненій и искаженій формулъ, характерныхъ для той или другой темы; кром? того, такое распаденіе заговорныхъ формулъ посл? отд?ленія заговора отъ первоначальнаго обряда шло довольно быстро всл?дствіе того, что элементъ просьбы разростался въ заговор? насчетъ основного элемента приказанія. Этому разростанію сод?йствовало вм?шиваніе въ заговорные тексты молитвеннныхъ обращеній.

Таковъ въ главныхъ чертахъ сборникъ заговоровъ, сохранившійся въ рукописи XVII в?ка. Онъ даетъ матеріалъ для сужденія о н?которыхъ колдовскихъ пріемахъ, практиковавшихся среди русскаго народа, а также и о заговорныхъ текстахъ, отличающихся хорошей сохранностью.

Эти хорошо сохранившіеся тексты им?ютъ такія особенности, которыя позволяютъ предположить н?которую обработку

39

со стороны составителя сборника. Такъ въ текстахъ заговоровъ встр?чаются одинаковыя выраженія, какъ-бы привычныя уже тому лицу, которое составляло сборникъ, наприм?ръ: „мц?а ве^тха и по^лна и перекро?“ (№№ 28, 29, 30, 35, 122), „а морю на славу, а мн? р. Б. на паме^т“ (111, 116), „? лихово (ч?) и ? е^г? думы и ? его смыслу“ (№№ 11, 16, 26), „по^дедае^т …пр?едае^т ….изьедаетъ“ (9, 111, 114); постоянное изображеніе эпическаго числа тридевять такимъ образомъ: г?? (7, 18, 111, 121, 122), употребленіе тарабарщины и бол?е или мен?е однообразныхъ зачалъ, ссылка въ одномъ заговор? на другой (№ 78) „јмена ж дерева^м зри наза^ді писа^нно“ также даютъ н?которое право говорить о преднам?ренности одного лица, наложившаго слабый отпечатокъ своей личности на сборникъ.

Весьма возможно, что эта обработка была бол?е значительной, но объ этомъ при им?ющемся матеріал? судить трудно

Да и эти сохранившіяся индивидуальныя черты не даютъ какихъ либо отчетливыхъ указаній на составителя сборника, можно лишь сказать, что онъ былъ достаточно грамотенъ и знакомъ съ книжностію, но к?мъ онъ былъ – не видно ясно; подборъ заговорныхъ текстовъ разнообразенъ и не характеризуетъ какого нибудь опред?леннаго нам?ренія, видно лишь, что составитель бралъ разные заговоры, чтобы при случа? использовать ихъ, если не для себя, то для кого нибудь другого: „кому говори^ш им^р?к“ указывается при заговор? № 32. Мало того, что составитель сборника бралъ русскіе заговоры, онъ пользовался и инородческими, причемъ эти посл?дніе писаны вперемежку съ русскими, а н?которые весьскіе заговоры и переведены, о чемъ свид?тельствуютъ въ русскомъ текст? заговора слова, оставшіеся непереведенными. Можно предположить, что языкъ финскихъ обитателей рус.