складывалось с трудом) у себя на родине – там-то с каждым годом требовалось прикладывать все больше усилий, чтобы произвести впечатление. Обольстить, например. А главное – показаться героем, но не попасть при этом в капкан зависимости.
Зина была одинокой и ждала меня ВСЕГДА. Обычно я загодя предупреждал ее о своем приезде, и не было ни одного случая, чтобы получил отказ или услышал хотя бы тень сомнения в голосе. Я был для Зины подарком судьбы! Заморским принцем! Леденцом на палочке!
Неизменно при полном параде, надушенная, с красиво уложенной прической, в открытом платье и туфлях на шпильках, она всегда очень душевно встречала меня на пороге своей скромной, тщательно убранной квартирки.
Из кухни доносились дразнящие запахи жареного мяса; на столе, сервированном для двух персон, ожидали своей участи домашние разносолы и обязательная запотевшая бутылочка ледяной водки.
С виду застенчивая, Зина умела демонстрировать в постели такую пылкую отзывчивость, что думалось порой, будто в мое отсутствие эта тихая женщина принимает баснословное число любовников, с которыми и оттачивает свое мастерство. Впрочем, меня это особо не задевало. Мне были важны только собственные ощущения, ведь с Зиной я неизменно чувствовал себя Героем. Как ей это удавалось – осталось загадкой, но с ней у меня ни разу не случалось проколов.
Поэтому я и рванул прежде всего к ней, а не к популярному в то время в Союзе травнику, которого тоже планировал посетить. (Меня познакомил с ним Максим, который и сам неоднократно прибегал к услугам лекаря – в случаях, когда традиционная медицина «умывала руки».)
Накануне наш семейный доктор буквально оглушил меня, когда выдал свой безапелляционный и неутешительный прогноз.
Я очень торопился и не смог позвонить Зине из аэропорта.
В ее окне горел свет. Поднялся. Перевел дыхание.
Сколько раз я стучался в эту дверь, за которой меня ожидало блаженство!..
Открыла она не сразу. Глупец, ну почему ты не позвонил заранее?
Я даже не узнал ее первоначально.
– Добрый вечер, а... Зина дома?
– Жерарчик, миленький, здравствуй! Как хорошо, что ты приехал!
– Зина??? – С трудом разглядел в этой неприбранной, пахнущей лекарствами женщине свою всегда подтянутую московскую любовницу. – Зина, Зина, успокойся, ну не плачь, объясни толком...
Терпеть не могу женские слезы. Они стабильно ввергают меня в панику.
С трудом расцепив ее руки на своей шее, я попытался добиться вразумительного объяснения. Всхлипывая, рассказала, что уже второй месяц лечится от серьезного воспалительного заболевания. Не ходит на работу. Тоскует.
– Как хорошо, что ты приехал, – повторила она. – Ой, а угостить-то тебя особо и нечем...
Новый поток слез.
– Зина, милая, успокойся, я... проездом... хотел сделать экспромт... не ведал, что ты болеешь и не сможешь... меня принять. Мне очень жаль...
– Проездом? Ну ты хоть переночуешь? Сейчас я соображу на стол... у меня сосиски в морозилке есть... щи есть вчерашние, водочка осталась, обожди... – и устремилась на кухню.
Кажется, я попался. Ехал за утешением, а тут – такое...
Необходимо как-то выкрутиться. Срочно! Остаться с ней на ночь – безумие. Этот байковый халат, носки пуховые, рейтузы... Какое убожество! Неужели я мог желать ее прежде?
Бежать. Куда? Срочно звонить Максиму.
– Алло, привет, Максим, как поживаешь?
Я в Москве, сегодня прилетел. Ненадолго. Где остановился? Еще не решил. Давай встретимся, поужинаем?!
Загадочная русская душа! Мой московский приятель с ходу предложил остановиться в его квартире.
Бежать, бежать отсюда! И как можно быстрее.
– Зина, мне пора уезжать.
– Как? А покушать?
– Не стоит беспокоиться, я не голоден, ты лечись, поправляйся, я позвоню...
Скверно получилось. Не люблю испытывать угрызения совести, но чувство дискомфорта для меня еще более неприятно.
Жизнь коротка – к чему насиловать свой организм, теряя время с тем, кто тебе несимпатичен? И какой резон морочить голову женщине, которая вызывает теперь лишь отталкивающие чувства? Пользы от такого общения никакой, одна досада. Мог ли я когда-нибудь предположить, что так горько разочаруюсь в Зине? Сам виноват: не дал ей возможности подготовиться к встрече. Но если хорошо поразмыслить, она наконец открыла мне глаза. Да-да, не застигни я ее врасплох, никогда бы не увидел свою «красавицу» в истинном свете, без прикрас...
У Мопассана есть рассказ, в 14 лет поразивший мое воображение. Некий господин, до безумия влюбленный в шикарную даму, случайно подглядывает за ней в момент, когда та раздевается.
Точнее сказать, разоблачается. Потому как этот акт обнаруживает вдруг всю искусственность внешней привлекательности: ее соблазнительная пышность оказывается бутафорской, роскошные формы – подкладными, а безупречно красивое лицо – результат многослойного, тщательного наложения грима.
И герой в отчаянии бежит прочь – так потрясло его увиденное!
Нечто подобное теперь пережил я. А ведь ехал совсем с другими намерениями. Прямо противоположными.
Зина, Зина, и зачем ты явилась мне в таком неприглядном естестве?!
Не думать об этом больше. Заехать в общежитие ВГИКа, встретиться с Максимом (там что-то вроде суаре намечалось), забрать у него ключи от квартиры, а дальше – видно будет.
К травнику поеду завтра.
Было холодно, очень холодно. Свирепствовала вьюга. Как это... «трескучие русские морозы»?
Еще этот дурацкий диагноз... Хорошо хоть, что не смертельный... Во всяком случае, доктор оставил мне шанс. И я его использовал.
В тот же вечер.
Шерше ля фам! Как, однако, все удачно сложилось...
Она сидела спиной к двери, в которую я волею случая заглянул. На ней был тонкий джемпер с глубоким вырезом на спине. Температура в комнате соответствовала температуре поздней осени в Париже, то есть жары далеко не ощущалось.
А эта чертовка сидела с классически прямой и возмутительно голой спиной, чем резко выделялась из толпы других, тщательно укутанных юных прелестниц. (Обнаженность и молочная белизна спины поразили меня. Никогда не думал, что эта часть тела может выглядеть столь эротично.) Она медленно повернула голову, и я поймал ее оценивающий, пронзительный взгляд – взгляд пантеры. Пантеры перед прыжком.
Мы стали любовниками в ту же ночь. Она действовала уверенно, не заискивала, не задавала лишних вопросов, и это импонировало. Мне понравилось ее умелое неистовство. В ту ночь я напрочь забыл о своем недуге. О весьма тревожном диагнозе. Я вновь почувствовал себя «на коне»!
По возвращении в Париж я даже вспоминал о ней. Не слишком часто, но – с приятным послевкусием.
Она мне писала. Красивым, округлым почерком. Очевидно, тщательно продумывая тексты и грамотно приправляя их цитатами и виньетками – словно выпекала замысловатые крендели. Эти письма почему-то не были похожи на нее, они шли вразрез с ее необузданной страстностью. Кроткий их тон несколько сбивал с толку. И я невольно втянулся в предложенную ею новую игру, поддался очередной интриге. Она говорила, что замужем, и это в какой-то степени усыпило мою недремлющую бдительность.
Однажды, поступившись многолетними принципами, я принял ее в Париже. Поездку, правда, организовала она сама. Поставила перед фактом: мол, прилетаю, захочешь увидеть – встречай в аэропорту. Ва-банк играла, чертовка! Не оставляла выбора. Прислушался к себе, и меня зазнобило – интрига всегда увлекательна. Ву а ля, подумал, остановиться я всегда смогу! Уж лучше пожалеть о том, что сделано, чем
