разумеется, не случаен.
– Господа, предлагаю выпить за любовь! – и, звонко чокнувшись с каждым, лихо опрокинула содержимое рюмки.
Все учтиво улыбнулись, но не стали следовать ее примеру – едва пригубив, поставили рюмки с обжигающим горло диким напитком на стол.
– Помилуйте, кто же так пьет водку? Тем более за любовь?!! За ЛЮБОВЬ положено пить до дна!
Я поймал недоуменный взгляд Николь. Сейчас, сейчас она выскажет свое фирменное «Пф-ф»!
Но... чертовка опять опередила.
– Да-да, мадам, не морщитесь, это совсем не страшно, я вас научу! Итак... берем рюмочку в правую руку... а в левую, к примеру... вот это канапе... делаем выдох и сразу же залпом – до дна! Молодцы, ну же, закусывайте теперь, закусывайте!
Мужчинам определенно все понравилось. Они с ухмылкой перемигнулись. Дамы с непривычки чуть не задохнулись, но, похоже, тоже остались довольны конечным результатом неожиданного эксперимента.
– Я научу вас правильно пить водку, – победно провозгласила чертовка.
Как же ее остановить? Я мягко пнул ее под столом.
– Главное – не дать ей остыть, – продолжала она, нисколько не реагируя. Я наступил ей на ногу сильнее, все еще пытаясь образумить.
– И закусывать, закусывать плотнее! Вот, смотрите, фуа-гра вполне подойдет. Мы можем заказать еще фуа-гра? Гарсон, и принесите, пожалуйста, еще один графинчик с водочкой, одного, пожалуй, нам будет недостаточно! Вы не возражаете, господа?
Никто не возражал. Воля гостя у нас не оспаривается.
– Где вы научились так хорошо говорить по-французски, мадам? Ваше чтение Поля Верлена нас приятно тронуло!
– Когда я готовилась к поступлению в театральный, я занималась с репетитором. Книжки французские читала. А теперь, специализируясь на французском кино, каждый день заставляю себя дрилить язык. Ой, в смысле, учить.
– Так вы поступали на актерский факультет? И что представляли на экзамене?
– Хотите, продемонстрирую?
– Это было бы занимательно, не правда ли, друзья? Попросим нашу гостью...
– Знаете, я вам лучше спою. Но только – после следующего тоста!
Я громко закашлялся. Ее и это не остановило.
– Вы простыли, Жерар? Нет? Поперхнулись? Давайте я похлопаю вас по спинке. Вам лучше?
Чертовка!
– Итак, выпьем за сегодняшний вечер, за наше знакомство и за ваш потрясающий город – город любви!
Выразительно посмотрела на меня. Я отвернулся с каменным лицом.
После третьей рюмки она по просьбе присутствующих спела «Катюшу», заглушив растерявшуюся ресторанную певицу. После четвертой – «Подмосковные вечера». Вместе со всеми, хором. Потом – «Очи черные». Дважды. Затем, окончательно оттеснив певицу в сторону, заказала музыкантам «Цыганочку» и первой пустилась в пляс. Водка ударила в голову. Всем.
Постепенно раскрепостившись, мои друзья, а следом и прочие посетители ресторана подключились к танцу и теперь оживленно отплясывали вместе с ней. По очереди. Я ни разу в жизни не видел танцующей чопорную Николь, но и она сдалась, ведомая возбудившимся Полем, который неожиданно забыл о своей хронической подагре и танцевал не просто бодро, а прямо-таки, скажем, залихватски.
Не танцевал лишь я. Мрачно взирая на веселье, я мечтал как можно скорее избавиться от постигшего меня наваждения. Мысли путались, эмоции переполняли. Противоречивые эмоции. Мое утреннее поражение все еще напоминало о себе горячими наплывами. Я бесился. Я снова любовался ею, ненавидел ее и – не мог дождаться ночи, когда мы вновь останемся наедине.
Наутро очень болела голова. Нет, не болела – разламывалась пополам. Наверное, Зевс, из черепа которого рождалась Афина Паллада, и то чувствовал себя лучше.
– Что ты стонешь, милый? Мигрень?
– Ты еще спрашиваешь?! Проклятье! Это даже не мигрень... Мне же нужно ехать на переговоры! Зачем, зачем я столько выпил?..
– Ой-ой, бедненький, и правда, зачем же ты столько пил? Лучше бы присоединился к нам, танцующим, а не сидел чернее тучи, надираясь в одиночестве.
– Молчи лучше, чертовка, не напоминай даже. Принеси, пожалуйста, холодного «Перье» с лимонным соком... Как же это русские работают после таких попоек? Теперь я, кажется, понимаю, почему у вас в стране такой бардак.
– Ну-ну, не ругайся. На-ка, выпей лучше «Алка-Зельцер». Тебе и полегчает... Да-а, в наших аптеках такого волшебного лекарства нет. Мы справляемся своими, народными средствами.
– Интересно узнать какими?
– Пожалуй, не сто2ит тебе их знать.
– Скажи! Интересно же!
– А вдруг хуже станет? Ты же у нас впечатлительный мальчик...
– Хватит глумиться, что за средства?
– Ну, например, огуречного рассольчика с утречка хлебнуть. А еще лучше – опохмелиться...
– Опохме... что?
– Это значит, сто грамм внутрь – и готово, все как рукой сняло. Может, налить? Куда, куда побежал? Я же предупреждала, что хуже станет! Успел? Ну и звуки... Успел, значит.
На следующий день мы попрощались, и я вернулся к своей обычной – размеренной и отлаженной – жизни.
Я не ведал, пожелаю ли увидеть ее еще когда-либо...
Мои друзья проявили присущую им деликатность, не обсуждая и даже не комментируя тот наш совместный ужин. Им давно было известно, что плутишка Жерар обожает русских женщин и любит экстравагантные развлечения. Это было лишь одним из них.
После очередного планового осмотра мой доктор, как ни странно, остался доволен результатами.
– Вам надо быть внимательнее к своему здоровью, месье. Не запускайте себя, наблюдайтесь почаще. Видите, что значит вовремя начатое лечение?! Итак. Правильный режим, диетическое питание, регулярная половая жизнь. От всей души призываю остепениться – единственная партнерша для вас уже предпочтительнее. Пардон, месье, констатирую как врач... И спорт, спорт, месье!
Шерше ля фам! Знал бы он, в чем состояло мое истинное лечение...
Она наведывалась во Францию еще несколько раз. Независимо от моих желаний- нежеланий.
Порой даже не предупреждая о своем приезде. (Изменила тактику?)
Звонила постфактум, уже из Парижа.
Организовала себе стажировку в учебном театре. (Уму непостижимо – как?)
Завела собственных приятелей в Париже и его окрестностях.
Демонстрировала всеми силами свою независимость. Или просто злила?
Признаться, порой ей это удавалось. Несколько раз я попадался. Вернее, сдавался, шел на поводу. Подключался, например, к ее планам. Организовывал общий досуг... Но это происходило все реже. Я старательно отдалял ее от своей частной жизни. Был всегда начеку.
Ее предприимчивость не знала границ. Временами я всерьез задумывался: а так ли уж ей был нужен я? И так ли уж бескорыстна была ее любовь ко мне? И вообще – любовь ли это, как она уверяла, на самом деле?
Как ни странно, именно эти противоречивые размышления меня страшно заводили, и самые лучшие моменты нашей близости были спровоцированы столкновением парадоксальных пристрастий, хотя заканчивались иной раз бурными размолвками. Наше общение сводилось теперь в основном к единственному процессу, устраивавшему нас обоих. И развивалось оно исключительного в границах одного
