соревнований стоически вытерпел чудовищную боль. Отиравшийся поблизости Владилен Андреевич начал было возмущаться по поводу отсутствия гипсового корсета. 'Халтура! Экономите! Не допущу! Мы деньги платим, а вы паршивый гипс зажилили!' и т. д. и т. п., однако врачи вежливо объяснили коммерсанту - при травмах ребер корсеты сейчас не используют, но не ради экономии гипса, а для блага больного<Сноска Наложенный на сломанные ребра гипсовый корсет затрудняет дыхание, что может привести к осложнениям типа пневмонии и т. д., кроме того, корсет способствует развитию кислородного голодания, которое, в свою очередь, крайне негативно отражается на функционировании различных органов и систем человеческого организма и может привести даже к летальному исходу.>.
- Не спорь, Владька, доктор прав, - просипел Сергей Игнатьевич. Расплатись с ним да раздобудь машину. Домой поеду!
Иволгин послушно вытащил из бумажника несколько зеленых купюр и за сто рублей договорился с водителем 'Скорой помощи'.
- Колите в течение недели ампиокс<Сноска Разновидность антибиотика.> (четыре раза в день), а при болях баралгин<Сноска Обезболивающее средство.>, - напутствовал Елкина хирург. - Травмированное место старайтесь не беспокоить. Через месяц будете как новенький! Хотя лучше бы вам отлежаться в клинике. У нас имеются удобные отдельные палаты...
- Не могу! Дела! - отрезал Сергей Игнатьевич, при помощи Иволгина натягивая верхнюю одежду...
Дома он в качестве обезболивающего средства принял вместо баралгина стакан коньяка, охая, притулился на диване и погрузился в беспокойную дремоту...
В полусне-полуяви маячили жуткие видения (картины недавнего боя вперемешку с галлюцинациями). Вот проклятый Снежок грубо швыряет его, скомканного, задыхающегося, лицом в плиточный пол. Каменная плитка, внезапно превратившись в вязкую трясину, затягивает голову Елкина в себя. Голова оказывается под полом. Сергей Игнатьевич с ужасом видит сырой, заплесневелый погреб, освещенный трепещущими огоньками свечей. В воздухе смердит падалью. Вдоль стен расставлены, как в музее, человеческие скелеты. У каждого на шее табличка с надписью крупными буквами: 'Фуфлыжник'.
- Занял сто штук, год динамил, пришлось выложить триста. Все отобрали. Одни кости оставили, - безжизненно рапортует первый скелет.
- Занял триста - отдал семьсот. Вместе с мясом содрали, - докладывает второй.
- А я ни хрена не вернул, и меня удавили капроновым чулком, а труп бросили в помойную яму, - сообщает третий.
- К-то вы?! - шепчет деморализованный коммерсант.
- Разве не видишь? - скрипуче удивляется четвертый скелет. - На табличках наши имена.
Непонятно откуда появляется Антон в кожаном фартуке, подхватывает с пола увесистую дубину и начинает яростно крушить скелеты, приговаривая: 'На удобрения вас, блин! На удобрения!'
Кости сухо трещат, ломаются, рассыпаются в прах... Неимоверным усилием Сергей Игнатьевич выдергивает голову обратно и опять оказывается в спортзале, но уже не лежа, а в боевой стойке. Перед ним дерзко ухмыляющийся Снежок. Елкин наносит мощнейший маваши, целя в висок врага, однако нога движется медленно-медленно, со скоростью десять сантиметров в минуту. Бандит издевательски хохочет, подходит вразвалочку и толкает Сергея Игнатьевича указательным пальцем в грудь. Елкин рушится навзничь, как подрубленное дерево, с размаху трескается затылком об пол. Череп разламывается пополам, из него вываливается смятый ворох засаленных денежных купюр. Отрастив крохотные, тараканьи лапки, купюры расползаются по залу, противно шебурша.
- Ушибся, да? - участливо спрашивает Снегирев. - Башку расколол? Не расстраивайся! Там все равно мозгов не было. Зато мы награждаем тебя орденом 'Большого фуфла'.
Снежок бросает в разбитый череп ржавый железный диск с выдавленной посредине буквой 'ф'.
...Сергей Игнатьевич заорал и проснулся от страшной головной боли. За окном полностью рассвело... Коммерсант с большим трудом принял сидячее положение. Самочувствие сквернейшее! Голова трещит по швам, поврежденные ребра ноют словно больной зуб, к горлу волнообразно подкатывает тошнота. Елкин прошипел в адрес Антона с компанией длинное проклятие, нащупал на журнальном столике сотовый телефон и набрал номер своего старинного приятеля Валерия Ивановича Стеклышкина, доктора медицинских наук, работавшего заведующим хирургическим отделением в престижной частной клинике...
К полудню до отказа напичканный различными лекарственными препаратами Сергей Игнатьевич чувствовал себя гораздо лучше, однако в офис не поехал. Полулежа в широком кожаном кресле с серебряным тиснением и потягивая крепкий чай из фарфоровой пиалы, он беседовал со Стеклышкиным. Беседа имела строго конфиденциальный характер. Поэтому отряженную на постоянное дежурство в квартире Елкина медсестру услали в дальнюю комнату. Неожиданно для самого себя Сергей Игнатьевич разоткровенничался, а Валерий Иванович принял проблемы приятеля близко к сердцу.
- Ай-яй-яй! - причитал он. - Сто тысяч долларов! С ума сойти! При нынешнем курсе это будет в рублях...
- Не береди душу, - стонал Елкин. - И так в пору с Останкинской башни вниз бросаться!
- А когда отдавать?
- Через три дня, вернее, уже через два!
- Я бы на твоем месте... - многозначительно начал Стеклышкин, но продолжить не успел. Требовательно зазвонил стоявший рядом с креслом Елкина телефон. Подняв трубку, Сергей Игнатьевич услышал низкий, басовитый голос владельца фирмы 'Пьедестал' Платонова.
- Ты собираешься должок возвращать? - без всяких предисловий поинтересовался Станислав Кириллович.
- Извини, Стас, кризис, - привычно начал изворачиваться Елкин.
- Увянь! - бесцеремонно прервал коммерсанта Платонов. - Деньги ты получил аж в июле, в аккурат за месяц до обвала рубля, а срок поставки, между прочим, был две недели!
- Заминочка вышла, - юлил Сергей Игнатьевич, - не успел по ряду объективных причин, а потом началось...
- Твои проблемы, - холодно отвечал Станислав Кириллович. - Меня они не колышут! Короче, так: либо в течение десяти дней завози гранит, либо отдавай обратно деньги из расчета нового курса доллара и цен, либо...
- Либо что? - насторожился Елкин.
- Увидишь! Фуфлыжников никто не любит! - Платонов прервал связь.
Елкин побагровел от бешенства.
- Кто это? - полюбопытствовал Валерий Иванович.
- Еще один урка, в рот им дышло, - злобно перекосился Сергей Игнатьевич (Платонов отмотал пятнадцать лет за хищение социалистической собственности в особо крупных размерах и вышел на свободу как раз к началу девяностых). - Пришла беда, отворяй ворота!
- Эдак тебя обдерут до костей! - посочувствовал Валерий Иванович. Елкин, вспомнив скелеты из сна, глухо зарычал.
- Ты говорил, что на моем месте поступил бы иначе, - вдруг вспомнил он, но как иначе, не успел досказать, Платонов помешал...
- Да, да! - воодушевился господин Стеклышкин. - Необходимо предпринять решительные контрмеры!
- Какие же? - скептически усмехнулся Елкин.
- Есть тут один человечек...
'Человечек' имел рост метр восемьдесят пять сантиметров, весил сто семь килограммов, носил звание подполковника МВД и занимал крупный пост в Региональном управлении по борьбе с организованной преступностью Н-ского округа г. Москвы. Звали его Вениамин Михайлович Касаткин. После телефонного звонка Стеклышкина он не поленился лично приехать на квартиру Елкина. По некоторым соображениям, подполковник предпочел встретиться в неофициальной обстановке. Вениамин Михайлович уселся в кресло, благосклонно принял из рук Валерия Ивановича чашку чая с лимоном и терпеливо, не перебивая, выслушал длинный, путаный, сверхэмоциональный рассказ Сергея Игнатьевича о злодеях-рэкетирах, ни с того ни с сего вымогающих у него, честного строителя светлого капиталистического будущего, сто тысяч долларов. Сохраняя невозмутимое выражение лица, Касаткин мысленно корчился от смеха: 'Ни с того ни с сего! Ха! Знаем мы вас, голубков сивокрылых, коммерсантов
