Тут только страшно стало. Где там эти хмыри, на вышках? Может, уже увидели наши приготовления и только ждут, когда двинемся? Скворечники эти будто ближе стали, видно, как в них покуривают автоматчики, голоса даже их слышу. Кто из них пулю мне всадит, какая сука, думаю...
Вот она, свобода - кусок сала в мышеловке, потянулся, а тут тебе по лапе щелк, и в бок свинцовым наказанием. Как расстрел. Идет человек, а куда идет? Хлоп - и дырка в голове.
В царское время так и называлось - примерное наказание свинцом. Вот и мне сейчас так же... Но там еще можно прошение о помиловании написать, дают возможность, а уж потом в 'исполниловку' ведут... А тут - чукча какой-нибудь всадит тебе, покурит потом над телом да сигаретку на твое благородное лицо бросит и плюнет туда... Бррр...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Добавлю.
После расстрельной камеры, 'исполниловки', после осмотра врача и прокурора, подписания бумаг, что никогда не увидят родственники убитого, труп его отвезут на кладбище, а там тихо зароют в землю, без могильного холма, без таблички именной, словно и не было человека. Потом направят в суд на зеленом бланке официальное подтверждение о факте смерти.
Все. Как не было человека.
НЕБО. ВОРОН
Ну, как же вы любите условности все эти, связанные с бренными вашими телами... Ну, вот какая разница, где ж похоронят вашего страдальца, душа-то его уже далеко и смеется над вашими потугами...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Как вы сами понимаете, я даже не хочу спорить с вами на эту тему, и вы сами отлично знаете почему... Я не хочу вас обижать... Человек должен быть захоронен, и память о нем - это не менее важно, чем его жизнь.
И закроем эту тему, пока я не наговорил вам чего-нибудь резкого... Вы живете рядом с людьми, а нас почти не знаете... Только не говорите банальности - 'а за что вас любить?'. Попробуйте сделать что- нибудь... доброе, а рассуждать мы и на земле умеем...
ЗОНА. ФИЛИН
Ну что, решился я наконец... Монтажным ремнем себя опоясал, пристегнул к канату. Смотрю - руки дрожат. Может, не надо? Лебедь торопит, не дрейфь... я его послал. Ладно, думаю, Аркаша... за Неаполь, за Москву твою, за свободу, будь она неладна, куда ж от нее, суки, деваться?!
Ну, и прыгнул я...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
...И ничего с Аркашей Филиным не случилось. Прогрохотал на весь свет ролик, на котором он катился, и слушал этот гром, затаив дыхание, Лебедушкин, поочередно поглядывая то вправо, то влево - на вышки.
Канат выдержал дородного Аркашу, но крюк был зацеплен за высокую сосну, и парить Филину предстояло долго - далеко стояла та сосна...
Смотрел в улетающую его спину Лебедушкин и гадал: выдержит? не выдержит? сорвется?
Сам гнул эти крюки кувалдами и не раз примеривался ими к сосне этой. Вот и свершилось. Хватит. Впереди воля...
ЗОНА. ЛЕБЕДУШКИН
Хватит. Не знаю, одобрил бы Батя или нет затею нашу с Филиным, но у него своя жизнь, нет никого в ней. А у меня мать... была, и должен я хоть проститься с ней, а то так и загнешься в Зоне... Ах, сучара засосанная!..
Нехорошо. А я-то - кто?.. Такие сны вижу, что никакая... Тьфу, аж дух замирает.
Когда рядом хоть немного побуду, уже дело. Пойду до нее, может, простит за все... Я-то ее, считай, простил. Знаю, не своя была у нее воля... Придет время - и с шакалом Волковым рассчитаюсь, и с волком Шакаловым.
Поймают - нет, не знаю, даже не думаю об этом. Об одном душа болит убежать отсюда, а там - будь что будет.
Хватит. Жизнь одна.
А злоба осталась - на весь мир. Будь моя сила и власть - прежде бы себя порешил. Башкой в стену - черепушка на пять долей. И кровищи ведро...
Жизнь одна...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
Хруст веток был столь силен, что обернулись на него на всех вышках.
Аркаша бежал - но уже стреляли.
Филин бежал - но уже звонили.
Падая, откатывался он от пуль - но уже была близка погоня, уже кричали рядом...
А Пантелеймон Лукич все стоял у окна и молил Бога, чтобы все кончилось удачно у беглецов. Только б не заблудились, не замерзли в тайге...
РЯДОВОЙ КРОТОВ (через 15 лет)
Мы с женой приехали тогда в столицу на праздник, как раз 850-летие Москвы справляли, а у нее брат тоже в ментовке работает, охраняет новых русских. Народу в Москве... Не протолкнешься, хорошо хоть детей не взяли с собой. Гуляли по городу и пришли на Манежную площадь, там комплекс подземный открывают, тренажер преисподней для новых русских, я так думаю. Притиснули нас к Манежу, а там выставка отечественных продуктов. Мы посмотрели и поразились, какие у нас люди-то молодцы! Сколько добротных продуктов выпускают, а нас заморской дрянью завалили. Мы сами все умеем! А рядом фирма для рекламы водочку разливает бесплатно, подманивают красивые дивчины, презентация называется... Я от жены отстал и туда. Налила мне деваха рюмочку... пью. И тут меня отпихивает в сторону какой-то жирный тип, разодетый как попугай, духами несет - закуски не надо, золотые печатки на пальцах с брюликами в горошину и цепь на шее толще, чем у нашего Шарика. Куча охранников вокруг с бандитскими рожами... Этот тип в малиновом пиджаке хватает одну рюмку у девахи, вторую, третью... да так жадно на халяву-то! А я глядь - у него наколка знакомая на руке. Глянул в лицо - ну точно! Тот самый зэк, кого я на Севере заловил и отпуск на десять суток отхватил перед дембелем. Он меня не узнал, о чем-то со своими балакает, телохранителей матом кроет, такого важного корчит... барина играет, на сраной козе не подъедешь. Вот встреча так встреча! Я испугался и отошел, если узнает меня... что у него на уме... неведомо. Пошли мы с женой к метро и видим, как охрана его в дорогую иномарку запихивает, сами озираются, чтобы кто не стрельнул кормильца. Мама родная, сколько показной суеты. А тогда... Полные штаны наложил от страха... Вонял и на коленях ползал, златые горы обещал, если стрелять не буду... Я и не стал стрелять, бить, просто побрезговал.
И тут меня как черт за язык дернул, или водочка, что выпил, его развязала. Проходим с женой мимо, я громко говорю ему в спину:
- Филин! Должок за тобой...
Вздрогнул он, лицо поворачивает - белый. И пялится на меня бельмами.
- Ты кто?
- Зона... побег... Я тот солдат, что тебя пощадил и не стал бить. Ты обещал мне за это магарыч. - И смеюсь.
- Вы обознались, молодой человек...
Нырнул в машину со спецпропуском на стекле и синей мигалкой на крыше. Охранники меня шуганули. И тут мне стало страшно еще раз за будущее своих детей. Уж очень высоко взлетели филины...
ЗОНА. ЛЕБЕДУШКИН
Стреляют, стреляют, все... все пропало, стреляют... жив ли... бежать... куда бежать? Вниз. Почему вниз? Там прапор. Куда? Трос. Не надо троса. Стреляют, жив ли? Все, все сорвалось. Бежать. Куда? Что - теперь уже все? Атас!
Бежать...
ЗОНА. ДОСТОЕВСКИЙ
А бежать Лебедушкину полагалось теперь только вниз, в кочегарку. Какой уж побег теперь...
