– Верь мне. Странно, зачем им огонь? Но раз тильзиты так спокойны, то это, наверное, и есть их стойбище. Здесь мы и умрем.
Стойбище. У бомжей, наверное, были настоящие стойбища, с какими-нибудь пологами, шалашами, нарами, с кострищем и прокопченным чайником. Тильзиты обходились без подобных мелочей.
Подземное озеро, образованное просачивающимися с поверхности водами. На этом основании Наташа могла предположить, что они опять находятся неподалеку от реки, но какой? Москва или Яуза, Сетунь или Неглинка… Пока была только одна хорошая новость: ей развязали руки. Только ей.
Вокруг воды сидели люди, одетые в такие же лохмотья, что и схватившие Наташу тильзиты. Несколько мужчин, примерно в десять раз больше женщин, и совершенно невообразимое количество детей. Странных детей, тихих. Они только ухали часто, совсем как взрослые, но так же без интонации. Бегали стайками, иногда дрались, порой пропадали где-то за поворотом тоннеля.
Стойбище находилось прямо в тоннеле, в этом месте почему-то очень широком. С одной стороны проход закрывала бетонная пробка, из старых – вся в широких трещинах и промывах, с другой высился лес свай. Как давно мэрия позаботилась об этой части старого метро? Где они находятся? Наташа не могла себе это представить даже примерно, не находила ни одной зацепки.
Тильзитам не нужен свет, но один костер все-таки был, и горел он круглые сутки, наполняя помещение крепким запахом дыма, от которого через пару часов Данилову начало тошнить. Огонь горел для людей, самых обычных, не тильзитов. Это были старики, они что-то скручивали, свинчивали из разбросанных на земле металлических и деревянных частей. Порой к ним приближался кто-нибудь из дикарей, швырял на землю новые железки или забирал готовую продукцию. Их кормили, этих мастеров, отдавали долю с каждой охоты. Позже Данилова увидела, как одного из стариков зарезали. За что – осталось для нее тайной, тильзиты, как всегда, молчали, да и старый бомж не вскрикнул.
Топливо для костра приносили большими вязанками женщины. Утром – хотя откуда знать, что это именно утро? – они уходили куда-то, а спустя несколько часов возвращались. Шли вереницей, похожие одна на другую. В грязной одежде, самой разной, но все равно одинаковой из-за грязи, с сальными бесцветными волосами, вечно беременные, немытые. Женщины, как и мужчины, ходили босиком. Почему они снимали с убитых одежду, но не обращали внимания на обувь, осталось для Наташи загадкой. Одной из множества, множества загадок…
Ее развязали сразу по прибытии в стойбище. Немногие находившиеся там мужчины подошли, женщины и дети, наоборот, не обратили на гостей никакого внимания. Кто-то протянул руку и ущипнул Наташу за грудь, но Кривонос молча оттолкнул конкурента. Потом стал бить пленницу. Долго, но не очень сильно. Повалил и пинал ногами, стараясь попадать твердыми как камень пальцами в лицо, пах, живот. Натешившись и вызвав дружное уханье, целиком разоблачился и содрал одежду с Наташи.
– Омар! – Ей не к кому больше было обратиться, лицо Мартиросяна ничего не выражало. – Помоги мне, Омар!
– Потерпи. В конце концов, ничего необычного не происходит, – ответил бомж, чье бледное лицо в мерцающем свете костра выглядело будто маска. – Ты женщина, он мужчина. Ничего страшного, у тебя есть шансы выжить. Будь умницей.
– Сволочь! Ты же сволочь, ептель! – барахталась она в руках Кривоноса. – Фак, да помоги же мне!
– Помоги себе сама. Не сопротивляйся. У тебя есть шанс выжить.
Наташа и сама все понимала, но жить совершенно не хотелось. Жизнь осталась там, наверху, где все чистые и сытые, а мужчины стесняются своей повышенной агрессивности. Зачем она пошла в полицию?.. Нет, не так. Зачем она позволила Тофику уговорить себя лезть в этот тоннель?! Ну и сволочь же этот Тофик, ну и мразь!
Сначала ее изнасиловал Кривонос, это было просто больно. Никакого толку от попытки расслабиться не вышло, как и следовало ожидать, – невозможно расслабиться, когда дым ест глаза, а в тебя лезет какое-то вонючее животное. Потом настала очередь Ушастика, потом еще одного тильзита, которого она назвала Никаким, просто чтобы не забыть. Но одна особенность имелась и у него – отсутствие двух пальцев на левой руке, это Наташа уже потом рассмотрела. Затем ее опять избили, втроем, в ушах стояло сплошное уханье. Кажется, им нравилось, как пленница кричит, а Ушастик даже слизнул у капитана Седьмого Особого отдела слезу со щеки.
Никому это не было интересно. Женщины копались в земле, без конца перебирали пучки чего-то ядовито-желтого, какие-то клубни, чинили одежду, связывая узлами. Дети носились, всеми позабытые, неподалеку. Мартиросян молчал, уставившись в темноту, Омар лежал на спине. А Наташу бросили теперь на живот, и все началось сначала, только сзади.
Потом прошло много времени. Омар потрогал ее за плечо:
– Старики принесли нам воды.
Тильзиты уже отвязали от пояса его здоровую руку. Наташа хотела вышибить из его пальцев ржавый железный ковшик, но передумала и напилась отвратительной жидкости с маслянистым привкусом.
– Я у бомжей взял ковш. Вон они у костра, эти старики… Я помню одного из них. Хочешь поговорить?
Данилова не ответила, подползла к одежде и обнаружила, что остались только ботинки и обрывки белья.
– Думаю, что так тебе будет проще, – с идиотским смешком заметил Омар. – Трудно судить, но мне кажется, ты понравилась этому вожаку. Ему никто не перечит, понимаешь? А многие дети похожи на него.
– Фак, – сказала Наташа. – Фак, фак, фак!
– Хочешь еще воды? Надо отдать ковшик, он один. Тильзиты пьют из озера.
– Фак.
– Я знаю одного из них, слышишь? Его зовут Тощий, всегда так звали, я давно с ним знаком… Сейчас не узнал бы, но он меня узнал. Ты, наверное, захочешь побеседовать с ним. – Он говорил с паузами, не хватало сил даже на слова.
– Фак.
