медсестры, специализирующейся на больных людях. А что, не самая худшая работа, гораздо лучше, чем весь день напролет собирать в лесу молодые побеги вавовахлав или выковыривать из трясины мясистые корни лвухсылк, каждую минуту оглядываясь по сторонам, чтобы вовремя заметить страшного крокодиле.
Ибрагим опрометчиво понадеялся, что генетически измененная одноклеточная живность, циркулирующая в его крови и лимфе, сумеет одолеть болезнь. Но то ли искусственная бактериальная флора тоже пострадала от облучения, то ли просто доза оказалась слишком высока, но Ибрагим явно сдавал. Хорошо еще, что Якадзуно догадался набрать антибиотиков в аптечке борделя.
Ибрагим ничего не ел с того момента, как Якадзуно и Анатолий вошли в его номер. Вся жизнедеятельность организма поддерживалась за счет дополнительных энергозапасов. В одну из немногих минут просветления Ибрагим сказал, что это очень расточительно, но зато позволяет избавить организм от изнурительного поноса.
Каждый вечер, когда дневная жара сменялась ночной прохладой, рядом с Ибрагимом укладывалась Хусуэлва и еще одна вызуйшав, специально приходившая, чтобы согревать больного еслов. Если бы не они, вряд ли удалось избежать воспаления легких, но пока, тьфу-тьфу, Ибрагиму это не грозило.
Его подстерегала другая опасность. Многочисленные ожоги и царапины на лице и руках, уже почти зажившие, снова воспалились. Агранулоцитоз — гадкая вещь, это почти как СПИД, только иммунитет отказывает не навсегда, а всего на пару недель, пока не восстановится костный мозг. А пока костный мозг не восстановится, любая инфекция может стать смертельной.
Если бы не трансформация класса F, Ибрагим был бы обречен. Его костный мозг фактически перестал существовать, и, будь Ибрагим нормальным человеком, его смогла бы спасти только срочная операция. Но загадочная микрофлора, живущая в крови бойца класса F, способна творить настоящие чудеса. Якадзуно так и не понял, как умные бактерии помогают решить эту проблему, Анатолий что-то рассказывал про законсервированные стволовые клетки… знать бы еще, что это такое…
Выглядел Ибрагим плохо. Лимфоузлы на шее, локтях и под мышками сильно распухли, покраснели и стали похожи на чумные бубоны, как их показывают в фильмах ужасов. Якадзуно не знал, что это означает — то ли инфекция готовится к финальному удару, который отправит Ибрагима на тот свет, то ли таким образом загадочная микрофлора создает новый костный мозг вместо умершего. В фильмах больные лучевой болезнью всегда покрыты страшными язвами, но на коже Ибрагима их не было, были только красные пятна вокруг царапин и ожогов. Якадзуно не знал, почему так происходит, то ли в фильмах показывают ерунду, то ли все дело в трансформации Ибрагима.
Входная занавеска колыхнулось, и в есо вошел Говелойс. Он молча подошел к ложу больного и сел рядом с Якадзуно прямо на земляной пол хижины, подложив под себя хвост.
— Все так же, — констатировал Говелойс. Якадзуно молча кивнул.
— Лекарства не помогают? Якадзуно пожал плечами.
— Я не знаю, как обычно протекает эта болезнь у людей с его трансформацией, — сказал он. — Может, так и должно быть.
— Не помогают, — вздохнул Говелойс. — Их еще много?
— Дня на четыре хватит.
— А потом?
— Надо ехать в Олимп.
— Вас убьют.
Якадзуно снова пожал плечами.
— Может, и не убьют, — сказал он.
— Убьют, — повторил Говелойс. — Вы зря отпустили Рональда.
— Его нельзя было убивать, он не сделал ничего плохого.
— Он хотел отдать вашим врагам то, что в сумке. Должно быть, это очень ценная вещь.
— Это ценная вещь, — подтвердил Якадзуно. — Ее нельзя отдавать.
— Ты знаешь, что это за вещь?
— Знаю.
— Скажешь мне?
— Нет. Извини, Говелойс, тебе лучше это не знать.
— Я не обижаюсь. Когда вы поедете в Олимп, братство будет за вами охотиться.
— Наверное.
— Если эта вещь ценная, они точно будут охотиться. Они поймают вас и спросят, где эта вещь. Ее придется отдать.
— Ее можно утопить в болоте.
— Они спросят, где вы ее утопили, и тогда ее придется отдать.
— Можно утопить ее в таком месте, что никто не сможет найти.
— Эта вещь вам не нужна? Якадзуно еще раз пожал плечами.
— Понятия не имею, — признался он. — Для начала надо разобраться, что происходит в Олимпе.
— Разве непонятно? Дувч Багров захотел стать лсусозо, поднял мятеж и победил. Разве не так?
— Не совсем. Багров не дувч, он был простым чиновником, даже не сэшвуэ по-вашему.
— Зато теперь он настоящий лсусоэ.
— Ибрагим не уверен в этом. Он говорит, что за Багровым стоит кто-то другой.
— За любым толковым лсусозо кто-то стоит.
— Но не каждый лсусоэ является марионеткой в чужих руках.
— Что такое марионетка?
— Кукла на веревочке.
— Да, я вспомнил! Это в театре, точно?
— Точно.
— Думаешь, Багров — кукла в театре?
— Не знаю. Надо выяснить.
— Чтобы решить, кому отдать эту вещь — Багрову или его врагам?
— У Багрова не осталось врагов. Его люди уничтожили всех врагов в один день.
— Разве Ибрагим не враг Багрова?
— Ибрагим еще сам не знает. Он еще ничего не решил.
— Если он отдаст вещь Багрову, он станет вавусосо?
— Не знаю. Багров убил много друзей Ибрагима и теперь вряд ли Ибрагим станет вавусосо Багрова. Но Ибрагим может решить, что это меньшее зло, и если он так решит, он пойдет служить братству.
— Не понимаю я вашу этику, — вздохнул Говелойс. — У нас все просто — если убили друга, надо мстить, а если не хочешь мстить, от убитого надо отречься. Но тогда от тебя отрекутся все остальные друзья, и, если ты этого не хочешь, ты не должен отрекаться от друга, а должен мстить. Если бы кто-то убил Фесезла, я бы даже не думал, мстить или не мстить. Я понимаю, что слишком слаб, чтобы мстить, но я лучше умру, чем покроюсь позором.
— Чтобы в другой жизни тебе было счастье? — предположил Якадзуно.
— Другой жизни нет, — Говелойс посмотрел на Якадзуно как на идиота. — Я знаю, вы, люди, верите, что после смерти будет другая жизнь, но мы, вызуэ, в это не верим. Есть правила, по которым надо жить, и если ты их нарушишь, тебе будет плохо. Все просто.
— А если ты умрешь, соблюдая правила, тебе будет хорошо?
— Если ты умрешь, тебе не будет никак. Но если ты выживешь, нарушив правила, тебе будет плохо. Лучше никак, чем плохо.
— Эти правила неизменны?
— Езойлаказ вызуэ могут менять правила. Только ты не узнаешь, что ты езойл, пока не изменишь правила и пока другие вызуэ не примут твои изменения. Большинство тех, кто меняет правила, становятся сузухахсойлвой и покрываются позором. Лишь единицы получают суйловойз.
— Наверное, поэтому ваши правила так редко меняются.
— Наверное, — согласился Говелойс. — Возможно, поэтому мы и не умеем делать аккумуляторы и
