- Да. Садись сюда и зажми края раны, если не хочешь, чтобы на ноге на всю жизнь остался глубокий шрам.
Этого она не хотела, в особенности после того, как Тарье предупредил, что в противном случае она может меньше понравиться своему будущему жениху. Маленькая Корнелия стиснула зубы, а он в это время вставлял сухожилие в иглу из рыбьей кости.
- Ой, - с обидой произнесла она. - Ты же уколол меня!
- Да, конечно, уколол! Ты хочешь, чтобы я зашил рану или нет? Ты, которая никогда не плачет!
- Зашивай, дурачина, я потерплю! Трясущимися руками, много раз останавливаясь, чтобы собраться с силами, он зашил ей рану. Всякий раз, когда он втыкал иголку в израненную кожу, девочка вздрагивала - а было всего три стежка - и слабо охала, безнадежно сжав рот. Тарье не решался смотреть на нее, невольно восхищаясь ее выносливостью.
Потом он смазал рану пряно пахнущей мазью и наложил повязку на ее полную, но красивой формы ногу. После этого он откинулся в изнеможении назад, закрыв глаза, тем самым давая ей возможность утереть предательские слезы.
Она долго молчала, пытаясь скрыть прерывистое от невыносимой боли дыханье. В конце концов она тяжело вздохнула и встала.
- А вообще-то ты красив, - критически взглянув на него, сказала она. Каким-то чертовским образом!
- Благодарю, - едко ответил он.
- А я? Тебе не кажется, что я красивая?
Он с трудом открыл глаза. Перед ним была маленькая авантюристка-принцесса, толстуха с мелко вьющимися, темными, спутанными волосами, падающими ей на спину, с большими темными глазами и маленьким, пухлым ртом. Грязные полосы, тянущиеся от глаз к ушам, говорили о том, что она размазывала рукой слезы. Но они текли, не переставая.
- Ты достаточно хороша, - сказал Тарье. - Как хорошо пропеченная булочка.
- Ты просто глуп!
- Не так глуп, как ты.
- Я расскажу об этом мужу тети Юлианы, он комендант Эрфурта, он велит высечь тебя кнутом.
- Вот как? Он всегда так поступает с теми, кто помогает ему? Ну, ладно, давай я покрепче завяжу повязку. Кстати, ты хорошо себя вела.
Похвала явно обрадовала ее.
- Пошли, - сказала она, протягивая ему руку, чтобы он поднялся. - О, да ты совсем не стоишь на ногах! Давай я понесу твои вещи!
- Нет уж, я сам понесу, - сказал Тарье, крепче прижимая к себе котомку и вставая, опираясь на ствол дерева: он видел, что слишком слаб, чтобы куда-то идти. - Это далеко?
- Не очень, за тем холмом!
Трудный путь начался. Девочке пришлось поддерживать его: она откровенно изображала из себя сердобольную самаритянку. Это было новое развлечение для всеми забытого, предоставленного самому себе ребенка.
Может быть, ее и не стоило судить строго? Она была детищем своего времени и своей среды. Пропасть между знатью и народом была бездонной. Одни только Мейдены были либералами по этой части. Для маленькой же Корнелии естественно было считать, что все ей чем-то обязаны. Тарье своей непочтительностью растормошил ее. Этим-то он как раз и нравился ей, вернее, ей хотелось произвести на него впечатление, но она не могла этого добиться с помощью хвастовства или надменности.
- Должен сказать тебе, Корнелия, - уже более спокойно произнес он, что не все взрослые переносят наложение швов так же терпеливо, как ты.
Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы сохранить равнодушный вид. Она чувствовала такую гордость! И помимо желания она прониклась глубокой симпатией к тому, кто ее так похвалил.
Когда же они взобрались на холм, Тарье просто разинул от удивления рот: внизу лежала деревня, а поблизости, на склоне, возвышался замок. Высокий, совершенно новый, красивый. Вдали на равнине виднелся большой город. Он спросил девочку, что это за город.
- Разве ты не знаешь? Это же Эрфурт!
Второй университетский город! Теперь он, по крайней мере, знал, в каком месте Германии находится. В Саксонии, пограничной области между католиками и протестантами. Не удивительно, что вокруг так неспокойно.
- Ты католичка или протестантка? - спросил он девочку.
- По-твоему, я похожа на католичку? - возмутилась она. - Похожа на этих папистов?
Ну, слава Богу! Хотя сам Тарье и не был особенно религиозным, его все-таки больше тянуло к протестантам. Вряд ли его пощадили бы, попади он в лагерь католиков.
Здесь ничто не напоминало о войне. Стоило пересечь гряду холмов, и он снова оказался в обжитой местности.
Тарье с трудом одолел остаток пути, и когда они подошли к высоким воротам замка, он долго не мог отдышаться.
- Пошли, - бессердечно теребила его девочка. - Нам нужно дальше.
Они опять пошли, и он опирался на ее маленькую, но весьма округлую руку. И тут из ворот вышла толпа людей.
- Корнелия, дитя мое, где ты была? - спросила молодая дама.
- Я гуляла и собирала весенние цветы, тетя Юлиана, - ответила девочка с оттенком самодовольства, какое и подобает доброму самаритянину. - Но я упала и сломала ногу, а этот бедняга вылечил ее. Он зашил мою ногу! И я спасла его, потому что он благородный человек и разбирается в медицине, и к тому же он не ел целую неделю, и он не наемник. Только немного глуповат.
Все окружили ее, стали обнимать и целовать, а Тарье в это время стоял, прислонившись спиной к дереву. Он медленно сползал вниз, в ушах у него звенел пронзительный голос Корнелии, старающейся перекричать всех и рассказать, какую необычайную храбрость она придет в себя.
Больше он ничего не помнил и очнулся в одной из комнат замка. Возле дивана, на котором он лежал, стоял накрытый стол, за которым сидела Корнелия и нетерпеливо ждала, когда он проснется.
- Ну, наконец-то! Ты ужасно много спишь! Им пришлось тащить тебя, и ты выглядел так глупо, когда твоя голова болталась на плече у слуги. Ешь!
Чистая и вымытая, она была очень хорошенькой.
Тарье ел и пил так осторожно, как только мог, а это были лакомые блюда и вино. Когда было съедено почти все, явилась молодая чета, тетя и дядя Корнелии. Они представились как граф и графиня Левенштейн-Шарффенек.
Он от души поблагодарил их.
- Это мы должны Вас благодарить, - сказал полковник граф Георг Людвиг Эберхардссон Левенштейн- Шарффенек, советник при шведском и венецианском посольствах, комендант Эрфурта. - Корнелия очень своенравная и самостоятельная молодая дама, подчас принимающая неожиданные решения. Но теперь Вы должны рассказать все как было. Обработка раны свидетельствует о Ваших необычайных познаниях в медицине. Кто Вы? Она говорит, что Вы дворянин. Но Ваш акцент нам не знаком.
- Я из Норвегии. Меня зовут Тарье, а вернее, Тургейр, Линд из рода Людей Льда, а что касается дворянского происхождения, то это преувеличение. Об этом я ей не говорил, я только сказал, что это звучит благородно, мои двоюродные братья и сестры дворянской крови, они происходят от датской баронессы Мейден, а я нет. Но, несмотря на это, именем Линд из рода Людей Льда можно гордиться.
Графиня Левенштейн кивнула.
- Нам известно, что норвежского дворянства больше не существует. Продолжайте!
- Хорошо. Я медик, мой дед был величайшим врачом Норвегии и, возможно, Дании. Я учился у него и в университете в Тюбингене. Я направлялся как раз туда, но война преградила мне путь, и никто не хотел помочь мне из-за моего иностранного акцента.
- Понимаю. Наемники Валленштайна - это настоящие разбойники. А в Тюбинген Вам теперь не попасть. Не доставите ли Вы нам радость, став нашим гостем до тех пор, пока у Вас не появится возможность
