для нас направлении. Сколько вы думаете получить с него - в случае, если он решится национализировать ИТТ?
- Не менее семидесяти миллионов.
Даллес остановился и, хмыкнув, предложил:
- Ну-ка, бросьте монету. Бросьте, бросьте, человек с глазами тигра.
Бэн стремительно кинул на тротуар двадцатипятицентовую монету, так, словно все время держал ее в кулаке. Даллес сделал пять быстрых шагов, наступил ногой на т е м н о т у, нагнулся и поднял в а ш и н г т о н а:
- Кошка видит лучше тигра. Так-то... Сто миллионов! Я вам обещаю не семьдесят миллионов, а сто. Если, конечно, мы подпишем вечный договор о дружбе и взаимной помощи. Эрго: если вы согласны поставить свою подпись под нашим договором, если вы обещаете сделать ваши аргентинские, чилийские, уругвайские, колумбийские и эквадорские филиалы м о и м и, я готов способствовать тому, чтобы ваши границы значительно расширились. Повторяю, м о и м и, а не всей нашей конторы, - я имею в виду и ОСС, и Донована.
- Вы чего-то недоговорили, Аллен. Договор без секретных статей - не серьезен.
- Я все сказал. Вопрос в том, насколько верно вы меня поняли. Точнее: правильно ли вы поняли то, что кандидатуры каких-то людей, которых мистеру Арнолду придется приютить, должны быть необсуждаемы? Какие-то внешнеполитические шаги, которые вы задумаете, придется - если, конечно, найдете время - обговаривать заранее со мной? А какие-то деньги - из тех ста миллионов, которые вы получите, - вам придется обратить на наше общее дело, обсудив, опять-таки со мной, их вложение?
- Какой может быть сумма вложений?
- Скажем, десять миллионов.
- Не проблема, принято. Во что вкладывать?
- Вы не очень обидетесь, если я отвечу вам на этот вопрос несколько позже?
- Не обижусь. Но я привык рассуждать о грядущем заранее, даже если не знаю всего, что меня ждет.
- А кто об этом знает? Об этом не знает никто, полковник. Об этом знает бог, а в него мы верим.
- Вам не кажется, что вы со мной слишком жестко говорите?
- Мы победители, Бэн, нам можно.
- Верно, м ы победители...
Даллес покачал головой:
- Нет, полковник, мы, - он тронул себя пальцами в грудь. - Архивы Геринга, Риббентропа, <И.Г.>, Гиммлера перейдут - а частично уже перешли ко мне. А вы очень не заинтересованы в том, чтобы эти архивы сделались достоянием гласности. Вам тогда не подняться. Вас сомнут, как это случилось с Уолтером Тиглом, а он был крепким парнем, Рокфеллер считался с его словом так, словно Титл был не генеральным директором <Стандард ойл оф Нью-Джерси>, а рокфеллеровским дедом. И это случилось в сорок первом, когда архивами нацистов и не пахло.
- Что-то все это смахивает на шантаж, Аллен. Не находите?
- Это не шантаж, а констатация факта. Или - если говорить языком паршивой дипломатии - гарантия выполнения вами секретных статей предлагаемого мною договора о вечной дружбе.
- У вас есть еще одна монета? - спросил Бэн.
Даллес порылся в карманах легкого, чуть коротковатого для его роста пальто, вытащил медяшку и поинтересовался:
- Хотите взять реванш?
- Очень.
Даллес бросил монету; Бэн достал стодолларовую купюру и протянул ее Даллесу:
- У вас есть зажигалка? Попробуйте поджечь. Мы же не уговаривались, каким образом я стану искать монету, важно, чтобы я ее нашел.
- Я должен вас понять так, что вы отказываетесь от моего предложения?
- Именно так. Честь имею.
Через неделю ФБР вызвало для допроса помощника Бэна. В тот же день, только вечером, министерство юстиции уведомило начальника отдела безопасности Грюна (формально он числился <экспертом по внешнеэкономическим связям>), что он должен представить документы о договорах ИТТ с европейскими фирмами, контролируемыми Берлином. Наутро против ИТТ был дан залп в ведущих газетах Вашингтона, Нью-Йорка, Лос-Анджелеса, Детройта и Чикаго; вечерние газеты Парижа, Лондона, Брюсселя, Рима и Осло перепечатали статьи из американских газет, сопроводив комментариями, полными многозначительных недомолвок.
В двадцать один час Бэн позвонил Аллену Даллесу и предложил ему выпить чашку кофе; тот посетовал на занятость, поинтересовался, нельзя ли перенести встречу на следующую неделю, и спросил, не может ли он чем-либо помочь, если дело носит экстренный характер.
- Можно подождать до уик-энда, - ответил Бэн. - Просто я тут подписал один договор, и мне хотелось, чтобы вы его проглядели своим соколиным оком - нет ли каких накладок.
- Прекрасно. В субботу я жду вас на ланч, лобстеров не обещаю, икры тем более, что поделать, дипломат не в силах тягаться со столпом Уолл-стрита, но мясо приготовлю сам, я вымачиваю его в красном вине, думаю, вам понравится.
РОУМЭН (Мадрид, ноябрь сорок шестого) __________________________________________________________________________
Он чувствовал, что Криста не спала, затаилась; одна рука была вытянута вдоль тела, а левая лежала у него на груди. Ему даже казалось, что она старается держать ее на весу, чтобы ладонь не давила на сердце, потому что однажды, в самом начале ноября, когда резко изменилась погода и, как обычно, сердце начало колотиться, словно заячий хвост, он осторожно снял ее руку с сердца, виновато при этом улыбнувшись.
Криста поняла и запомнила.
И хотя сердце сейчас уже не молотило, успокоилось после того, как он был с ней, - нежно, исступленно, отрешенно, вместе - она касалась ладонью его груди едва-едва. <Смог бы я так держать свою руку, - подумал он, вряд ли; женщины сильнее мужчин - даже в этом, ведь она держит руку на весу вот уже минут пятнадцать, а может, больше, ждет, пока я усну, и сама сладко посапывает, хочет обмануть меня, глупышка>.
- Не притворяйся, - сказал Роумэн.
- Женщины всегда притворяются, - ответила она, словно ожидая его слов, и рука ее, наконец, расслабилась, опустившись ему на грудь, как раз на сердце. - Им нельзя верить.
- Тебе я верю.
- Зря.
- Почему?
- Не знаю.
- Ты рада, что мы вместе?
- Нет.
- Ты говоришь неправду.
- Я говорю правду. Я не рада этому. Я счастлива. И поэтому очень боюсь, что все кончится.
- Закури мне сигарету.
- Я тоже закурю, можно?
- Очень хочется?
- Ужасно.
- Ты делаешься вульгарной, когда куришь.
- Ну и что? Во-первых, ты меня в темноте не увидишь. Во-вторых, мужчин тянет именно к вульгарным женщинам.
- Молодых - может быть.
- Всех.
- Значит, я - исключение.
- Нет, - сказала она, протянув ему зажженную сигарету. - Не обманывайся.
