- Да? Вообще-то я этого не люблю, знаете ли. Я получаю за свою работу деньги, выполняю то, что предписано, - и все. Чем меньше знаешь, тем лучше. А?
- Верно, - Райфель посмотрел на Роумэна иначе, чем раньше, глаза ожили, в них появился несколько недоумевающий, но, тем не менее, плохо скрываемый интерес к этому человеку: письмо Ланхера давало к тому основания.
Роумэн прочитал письмо и, так же как Райфель, недоумевающе пожал плечами: <Дорогой друг! Податель этого письма уполномочен проверить, как идет наш бизнес в регионе. Его рекомендации следует учесть. Человек компетентен в сфере бизнеса и деловых связей. По прочтении ознакомь его с текстом. Затем надлежит сделать то, что положено. Передай с ним отчет о работе филиалов фирмы по пути следования товаров к границе. Полное доверие! Эрнесто Ланхер, генеральный директор 'Бытовая химия, краски и лаки'. Лиссабон>.
Роумэн положил письмо в карман, снова закурил и, попросив появившегося портье принести два скотча, спросил:
- Ну?
- Почему вы не сожгли послание?
Роумэн усмехнулся:
- Здесь? На глазах у всех? Для чего же тогда строят сортиры в отелях и ресторанах?
- Давайте я пойду и сожгу в туалете.
- Я это тоже умею делать. Если я таскал письмо в кармане не один день и пока что ничего не случилось, оно полежит у меня еще полчаса.
- Тогда вы были один. А сейчас мы сидим вместе, сеньор Ниче.
- У вас есть какие-то основания для опасений? За вами смотрят?
- Нет... Мне так, во всяком случае, не кажется. Да и потом я пока в резерве, не за чем смотреть...
- А дело с Шибблом? Кто передал вам сообщение о необходимости срочно напечатать объявление?
- Киккель. Он позвонил мне из Рио.
- Это он дал вам указание расклеить объявления без согласования с местным муниципалитетом?
Райфель усмехнулся:
- Что, возникли какие-то осложнения? Я бы узнал, у меня тут хорошие связи.
- Если я задаю этот вопрос, значит, у меня есть к тому определенные основания.
- Значит, тем более необходима осторожность. Давайте-ка я сожгу этот листок.
<Не может быть, чтобы Спарк не сделал нотариальных копий, - подумал Роумэн. - Хотя вряд ли такое возможно в Португалии, фашизм, все нотариусы на крючке, текст - при всей его деловитости - тем не менее хранит в себе нечто непривычное, значит, лучше - от греха - поставить в известность тайную полицию. Но Спарк мог и обязан был сделать фото; в конечном счете графологическую экспертизу можно работать и по негативу>.
- Валяйте, - Роумэн протянул Райфелю конверт, - если вам так будет спокойней.
- Нам, - поправил его Райфель. - Обоим.
Сунув конверт в карман, он отправился в туалет, там прочитал текст еще раз - в высшей мере внимательно. <Точки поставлены, запятые на месте, значит, все в порядке. Случись какой провал в цепи, Ланхер был бы обязан пропустить хоть одну из точек. Предпоследняя точка, правда, очень легкая, одно касание, но, тем не менее, это явная точка, и чернила те же. Странно, почему я должен писать отчет? Такого еще не было, - подумал Райфель (штурмбанфюрер СС Гуго Лаурих, рожден в Линце, до аншлюса Австрии работал в 'пятерке' Эйхмана с правом выхода на руководителя подполья НСДАП доктора Кальтенбруннера). - Я могу изложить этому Ниче на словах то, что его интересует, но зачем писать? Неужели снова начинается канцелярская мука? Разве мыслимо? Не может быть, чтобы мы уже так окрепли; архив - это риск; впрочем, фюрер организовал архив партии, когда мы были еще в подполье, ибо он верил. Посмотрим, как пойдет беседа, но что-то я не хочу ничего писать, не знаю почему, но к себе все же стоит прислушиваться>.
Он вернулся; на столе стояли два высоких стакана со скотчем; лед уже растаял, жарища декабрьская, под сорок, вот-вот рождество, будут посыпать пальмы ватой, снега здесь никогда в жизни не видели. Зимой, в июле, температура падает до тридцати, это здесь называют холодом, температура воды всего двадцать четыре градуса, кто ж в такой ледяной купается?!
- Все в порядке, - сказал Райфель. - Теперь можно спокойно разговаривать.
- И раньше можно было спокойно этим заниматься, - усмехнулся Роумэн. - Пейте виски, пока оно не закипело.
<А если рискнуть и связаться с Лиссабоном, - подумал Райфель. Что-то мне не очень нравится эта просьба Ланхера: почему я должен писать то, что храню в голове? Но я не имею права к нему звонить, это нарушение конспирации, только связник может осуществлять контакт; положение не из приятных; посмотрим, как этот Ниче - впрочем, какой он к черту Ниче, псевдоним, ясно, - станет вести разговор, надо постараться его о т к р ы т ь>.
- Это местное виски? - спросил Райфель.
- Нет. Я попросил шотландское.
- Так и дадут! Конечно, это здешнее пойло, - Райфель понюхал стакан, - сразу можно отличить.
- Какая разница? И то, и другое - дерьмо. Если бы мы пили с вами в Шотландии, в деревенском доме - одно дело, а так... В какое время вам позвонил Риг... Киккель?
Райфель усмехнулся:
- Можете не поправляться, настоящая фамилия Киккеля мне знакома, как и вам...
- Разве вы тоже из Линца?
- Да. Кто вам сказал?
- Я прочитал объявление в газете, - усмехнулся Роумэн. - Воскресный выпуск аргентинской <Кларин>: что, мол, в Игуасу проживает штурмбанфюрер СС Лаурих, работающий ныне под фамилией Райфель, а к нему на связь едет член заграничной организации НСДАП Пол Ниче, он же Пауль Найджер, наделенный функциями инспектора, - по согласованию с ц е н т р о м.
Райфель расслабился - впервые за время всего разговора:
- Если вы знаете мою настоящую фамилию, мне легче разговаривать. Согласитесь, просьба нашего с вами общего друга написать сообщение о проделанной работе выглядит несколько странно.
- Каждый уровень к делу конспирации относится по-своему, - ответил Роумэн, посмотрев на портье; тот медленно выплыл из-за своего бюро и отправился к бару наливать новую порцию скотча. - Вы обязаны бояться слова написанного, а мне, увы, с ним только и приходится иметь дело... Так вот, о Штирлице, Ригельте и Шиббле. Центр интересует это дело. Расскажите мне подробно, желательно по часам: когда позвонил Ригельт из Рио, ч т о он произнес, почувствовали ли вы в его голосе волнение? Панику? Растерянность?
- Волнения не было... Особого волнения, так будет точнее...
Портье поставил два стакана, сказав при этом обязательное <сеньорес>. <В Испании бы непременно сказали 'кабальерос', - подумал Роумэн, врожденное преклонение перед всадником. Действительно, на английский это слово переводится как 'всадник' или 'наездник'; смешно, если бы в Нью-Йорке в кафе мне говорили, передавая тарелку с сандвичем, не 'мистер', а 'всадник'! Сюжет для юмористического скетча>.
- Принесите мне пива, - сказал Райфель, не глядя на портье, - только холодного.
- Да, сеньор.
Проводив взглядом его сутулую спину (<Странно, такой молодой парень!>), раздраженно заметил:
- Обязательно принесет теплое. Они слышат только себя или же оратора на площади, все остальное проходит мимо них.
Роумэн посмотрел на часы; Райфель понял его:
- Нет, я бы не сказал, господин Ниче, что Киккель был особенно взволнован. Он просто очень настаивающе сказал, чтобы я немедленно, прямо сейчас, напечатал объявления о возможности уйти в сельву на охоту - с запоминающимся адресом - и развесил их в самых броских местах аэропорта.
- В связи с чем?
- Он не объяснил... - Райфель испытующе взглянул на Роумэна. - Да и потом это не по правилам...
- А звонить по телефону, по международному телефону, это по правилам? - голос Роумэна сделался
