пятнадцати минут не тратит, а таксы не снижает, – хмыкнул Сидоров. – А возвращались вы по шоссе мимо стройки?
– Нет, ехал вдоль озера.
– И это означает, что Шипова вы не видали. И не убивали, – опер смотрел, как Файруз зажигает уже третью сигарету. – Ладненько, пусть так пока будет. Теперь поговорим о вчерашнем утре: вы были дома, к девочкам не таскались…
– Я все уже рассказал следователю.
– Все ли?
– Абсолютно. По этому делу мне ничего не известно.
– Зато, представьте, нам сегодня кое-что новенькое известно стало, уважаемый, согласно результатам дактилоскопической экспертизы, в гостиной вы основательно наследили. А значит, вы там были.
– Разве я это отрицаю? – Файруз пожал плечами.
– Не отрицаете, но и не рассказываете всей правды, вот что мне кажется.
– А что я должен рассказать? Утром Марина Ивановна жаловалась на сырость в доме. После завтрака я растопил камин в зале. Потом с этой же целью пошел в гостиную.
– Гражданку Даро вы там видели?
– Да, но она пришла чуть позже меня.
– А свидетели утверждают, что вы вышли из музыкального зала сразу следом за ней.
Файруз уже в который раз тяжело взглянул на Новлянского.
– Я задержался: по дороге зашел вот сюда, в кабинет.
– За бумагой для растопки? – тихо осведомился Кравченко.
– Нет. Мне нужно было сделать один деловой звонок. К сожалению, я не дозвонился, линия была занята.
– А как же тогда получилось, что потерпевшая пришла в гостиную позже вас, если вы еще звонили куда-то? – настаивал Сидоров.
– Не знаю. Может, Майя зашла еще куда-нибудь? В конце концов, там туалет направо по коридору! – секретарь начинал опять волноваться. – Я говорю правду: я возился с камином, пришла Майя Тихоновна, включила телевизор. И я покинул комнату.
– Вы вернулись в музыкальный зал?
– Сразу же! Я думал, Марина Ивановна сядет к роялю – это большой подарок, я не хотел пропустить. Да я отсутствовал всего минут семь-десять!
Кравченко и Мещерский многозначительно переглянулись.
– В коридоре или в дверях зала вы ни с кем не столкнулись? – спросил Кравченко.
– Нет.
– И не заметили, что кто-то выходил из зала?
– Я заметил только, как в зал вошли вы, Вадим, – Файруз выдавил из себя некое подобие кривой усмешки. – А вы не заметили никого в коридоре?
– Сейчас вопросы задают тебе, – сказал Новлянский и прислушался тревожно: за дверью начинался какой-то непонятный шум. – Отвечай, не то сотрудник милиции подумает, что мы что-то скрываем.
Агахан встал. Они с «яппи» были одного роста. И теперь, когда иранец так волновался, было заметно, насколько он старше Новлянского, несмотря на всю свою внешнюю моложавость.
– Я никогда ничего не скрывал ни от властей, ни от вас, – сказал он. – И то, что я из семьи зартошти, тоже. Прежде это значения не имело.
– Это стало иметь значение после того, как Андрея убили таким варварским способом, – отрезал Пит.
– Я его не убивал. И ты это знаешь, – голос Файруза дрожал.
– Я
Секретарь опустил голову так низко, словно ему было нестерпимо смотреть в глаза этому наглому юнцу.
– Значит, вы арестуете меня по подозрению в убийстве? Меня? – Он нашарил в кармане пачку сигарет, сжал ее в кулаке, сигареты сломались. – Вы думаете, всего этого бреда уже достаточно, чтобы обвинить меня в том, чего я не делал?
Так и осталось неизвестным, что бы ответил Сидоров или кто-то другой на эту вопросительную мольбу, потому что в дверь вдруг забарабанили кулаком, а потом Пита буквально отшвырнуло в сторону, дверь с грохотом распахнулась, и на пороге возникла растрепанная, задыхающаяся от ярости Алиса. Зверев и Корсаков пытались ее удержать, но она с неожиданной для своей хрупкости силой отпихнула их от себя и выпалила прямо в лицо опешившему от неожиданности брату:
– Прекрати ломать комедию! Он же ни в чем не виноват! Оставь его в покое, дурак несчастный!
Глава 30
Опять семейные тайны
– Алиса, немедленно уйди, – прошипел Новлянский. – У нас серьезный разговор.