– Сергей Мещерский, ваш знакомый, что делал он?
– То же самое, что и я – мы оба собирались в прокуратуру. К вам.
– А ночью он не покидал вашей комнаты?
– Без сомнения, не покидал.
– Откуда же вам это известно? Вы же спали. Или… нет?
– Я спал. Но если бы Сергей выходил, я бы это непременно услыхал. Я повторяю и настаиваю: Сергей всю ночь находился в комнате. И я тоже. Мы никуда не отлучались и не разлучались ни на минуту.
– Чрезвычайно длинный ответ на мой коротенький вопрос, Вадим Андреевич.
– Отвечаю как умею.
– Ну хорошо. Итак, сегодня утром, по вашим словам, вы отправились будить гражданку Звереву. Что же, она не в состоянии даже сама подняться в нужное время? У нее в спальне нет будильника?
– Меня попросили ее разбудить.
– Кто попросил?
– Петр Новлянский.
– А почему он сам этого не сделал?
– Он собирался мыть машину.
– Я читал его первый допрос после убийства Шипова. Тогда гражданин Новлянский тоже, кажется, мыл свою машину. Какое странное тяготение к чистоте в то время, когда вокруг убивают людей. Вы не находите?
– Я заметил, что Новлянский очень аккуратен.
– Так, понятно. Ну, расскажите, что вы увидели, войдя в спальню гражданки Зверевой?
Пауза. Если бы этот допрос записывался на пленку, ее намоталось бы много, прежде чем снова зазвучал голос свидетеля – В. А. Кравченко: тусклый голос, лишенный всякого выражения. Голос человека, упавшего духом.
– Я увидел, что… что она, гражданка Зверева, лежит на кровати.
– Опишите позу, в чем она была одета? Поточнее.
– Она была в ночной рубашке желтого цвета из какого-то блестящего материала. Красивые кружева… Она лежала на спине. Укрытая одеялом, нет – у нее только ноги были прикрыты… На ее лице я увидел подушку. Я понял, что этой подушкой ее и задушили.
– Вы очень догадливы, Вадим Андреевич. А вы сами что-нибудь трогали, перемещали какие-нибудь вещи, пока находились в спальне?
– Ничего не перемещал. На полу возле кровати валялся ее парик, я через него перешагнул. А дотрагивался я только до ручки двери.
– Однако ваши отпечатки обнаружены нами и на дверном косяке, и на подоконнике, и на прикроватном столике.
– Возможно, я до всего этого дотрагивался вчера утром, а не сегодня. Вчера мы все находились в спальне Марины Ивановны и при нашей общей беседе присутствовал старший оперуполномоченный Сидоров.
– О чем же шла беседа?
– Я не готов отвечать на этот вопрос. Спросите об этом у сотрудника милиции.
– Хорошо, к этому мы вернемся позже. А что еще вы увидели в спальне?
– Еще? Задернутые шторы, на столике – чашка. Чай на донышке. Она таблетки запивала, видимо… Никакого особого беспорядка. Даже тапочки ее стояли очень ровно на ковре. Все было обычно, кроме… этот ее поясок от халата…
– Минуту. О нем позже. Ключ, что с ним?
– Торчал в замке – она обычно запиралась изнутри.
– Но когда вы постучали, дверь оказалась незапертой?
– Да, я толкнул, и дверь открылась.
– В котором часу вы вчера вечером легли спать?
– В начале первого. Заснул около двух, наверное. Сергей тоже.
– Говорите за себя. Вы читали?
– Нет, просто лежал. Потом уснул – даже не заметил как. Устал. Вчера у всех нас был тяжелый день.
– А когда последний раз вы видели потерпевшую? В котором часу?
– Вчера утром. Около одиннадцати.
– Она что, со вчерашнего дня почти целые сутки не выходила из спальни?
– Нет, не выходила. Ей нездоровилось. После ужина она сообщила через домработницу, что хочет переговорить с секретарем.
