– Словом, достаточно Корсакову было припомнить, как Агахан рассказывал об обрядах зартошти – а про это в семье знали все, – как он решился на инсценировку с колодцем, – подхватил Мещерский. – Однако затея удалась ему только наполовину. Корсаков боялся испачкаться в крови, а потому бросил труп. А тот впоследствии сполз вниз. Наблюдательный Пит заметил расположение потеков крови на стенках колодца, сопоставил с рассказами Файруза, однако до поры до времени и словом никому не обмолвился о своих выводах. И лишь впоследствии, когда ситуация для семьи стала складываться угрожающе, поделился своими подозрениями с Мариной Ивановной. Но возвращаюсь к Корсакову. После убийства Шипова ночью он планировал разделаться и с матерью. Именно с этим намерением он вошел к ней в комнату. Но войдя, набросился на свою жертву не сразу – видимо, снова колебался. Зверева проснулась, закричала. Он выскочил из спальни, смешался с теми, кто прибежал на ее крик. На следующую ночь он хотел повторить попытку, но появилось непредвиденное препятствие. Во-первых, влюбленный Егор Шипов решил охранять Марину Ивановну и днем и ночью. А во-вторых, Майя Тихоновна, весьма легкомысленно на словах отнесшаяся к ночному испугу Зверевой, очень внимательно отнеслась к этому происшествию на деле. Думаю, они не раз обсуждали на кухне с Александрой Порфирьевной то, что в доме кто-то бродит по ночам. И Майя Тихоновна решила воспользоваться своей бессонницей, подежурить и попытаться выяснить, кто же это был.
К сожалению, как это ни прискорбно, хотя Зверева и наняла нас с Вадькой на роль этаких домашних детективов, Корсаков как раз нас в расчет и не принимал. Увы, мы помехой его планам, по его убеждению, не являлись.
Итак, дело осложнилось, и он решил опять-таки ждать удобного случая: рано или поздно такой бы представился, и тогда бы Марина Ивановна умерла смертью мифической царицы, матери Эдипа. Такое промедление в какой-то мере устраивало Корсакова. В доме матери воцарился хаос – страх, всеобщее недоверие. Привычный мир рушился прямо на глазах. Зверева страдала от этого, и все мы видели, как она страдала. Видел и Корсаков, и это наполняло его душу мстительным торжеством: мать платила по своим счетам той же монетой, что и он.
Настоящим шоком в момент этих мстительных торжеств стала для Корсакова памятная «жесткая беседа» в милиции, когда вы, Шура, напрямую обвинили его в убийстве. Тогда он был на волосок от разоблачения. Его охватил панический страх: «Все пропало, я попался, так и не успев отомстить». Однако ум подсказал: надо бороться против этого пока что
Ту сцену с истерикой в машине он разыграл классически – этакий великолепный эмоциональный взрыв с битьем стекол, с кровью, с порезом – мелодраматично, театрально: «
– Ну да! Что он, мол, совершенно другой, когда его никто не видит, или когда ему это кажется, – подтвердил Кравченко.
– А потом в доме наступила передышка: погиб Пустовалов, и все постарались сделать вид, что именно психбольной, по их убеждению, и был убийцей Андрея. Все хоть и притворно, но вздохнули с облегчением. Все, кроме Корсакова, который получил новый удар.
За завтраком, когда речь зашла о красковских дачах, он неожиданно понял, что Майя Тихоновна видела его у дома старой директрисы детдома. Другого этот факт особенно и не взволновал бы – ведь всегда можно выдумать какое-то приемлемое объяснение. Но Корсаков… Во-первых, учтите, он знал, что его обвиняют (пусть пока и бездоказательно) в совершении убийства, а значит, он на подозрении у милиции. А во-вторых, думаю, ему была просто непереносима мысль, что весь этот ужас, весь этот обрушившийся на него эдиповский миф, может хоть как-то выплыть наружу и стать достоянием посторонних. Вы вот вспомните любопытную деталь: собираясь к Зверевой, уже имея твердое намерение покончить с ней, Корсаков… красит волосы, становится блондином. Нелепый, но весьма характерный для него поступок. Ведь теперь,
– Я как-то говорил, что Димка мне кого-то напоминает, – хмыкнул Кравченко. – Позавчера на очной ставке в прокуратуре все смотрел я на него: нет, от матери в нем ничего нет. Совершенно. Может быть, только глаза немного, их цвет… Так, тень тени… А ты, Серега, все еще портрет в мужском костюме разглядывал. Неужели уловил какое-то сходство?
– Нет, – Мещерский покачал головой, – только не с Корсаковым. Порой мне казалось, что это Пит на нее похож. А Димка… в нем действительно чисто внешне ничего материнского нет. Наверное, он в отца пошел. Есть такая примета: если парень на мать похож, значит, будет счастливым. А кто из нас рискнет назвать Корсакова таким?
Они помолчали, выпили еще по сто грамм, потом еще, закусили. Кравченко все это напоминало
– Однако, несмотря на все свое нервное потрясение и испуг, что его могут изобличить, аккомпаниаторшу Корсаков убил весьма хладнокровно, – продолжил Мещерский. – Все случилось примерно так, как мы и предполагали. После завтрака, едва все перешли в музыкальный зал, он дождался, когда Майя Тихоновна кончит играть, и последовал за ней в гостиную. Однако аккомпаниаторша по дороге задержалась: прямо по курсу у нее был туалет, да к тому же гостиная не была свободной – там Файруз возился с камином. Тогда Корсаков поднялся к себе наверх. Он слышал, как Вадька разговаривал с Алисой, выходившей из комнаты Зверева, и вот тут… Но к этому я позже вернусь, погодите. – Мещерский откашлялся. – А пока… Итак, Корсаков спустился, заскочил по дороге в кабинет, взял со стола несколько листов бумаги, затем заглянул в гостиную – Майя Тихоновна была уже там, смотрела телевизор, сидела к нему спиной. Слышать его она не слышала, ну и все дальнейшее, что там произошло, – вы знаете.
– Но бритва! Кто же сунул ту чертову бритву между клавишей, о которую порезался потом Корсаков? – воскликнул Сидоров.
– Кто? Да сам же Димка и сунул, – хмыкнул Кравченко. – Вы разве до этого эпизода с ним на допросе не дошли?