Одри тихо протянула ему тарелку с хлебом и сыром, заварила чай и поставила настаиваться на плите. Чарльз пожалел, что не нашлось чего-нибудь покрепче, хотя бы рюмки коньяку. Ему сейчас очень кстати пришелся бы глоток спиртного.
— Кто-то должен сюда приехать смотреть за детьми, Чарльз, — сказала ему Одри. — Две другие монахини, как я поняла, уехали в Японию, а в ноябре приедут другие им на смену. Но сейчас нет никого, кто бы взял на себя заботу о детях Чарльз кивнул на двух старших девочек.
— Какое-то время они смогут о них заботиться.
— Ты смеешься? Одной четырнадцать, другой одиннадцать. Им не под силу ухаживать за девятнадцатью малыми детьми. Они тут со вчерашнего дня не кормлены.
Чарльз взглянул на нее с тревогой.
— К чему ты это говоришь?
Она твердо встретила его взгляд.
— К тому, что кто-то должен приехать, чтобы заботиться о детях.
— Это я понял. Тут все ясно. Ну а пока?..
— Поезжай в город и свяжись с консулом, пусть пришлет кого-нибудь.
Она проговорила это ровным, решительным тоном, который Чарльзу очень не понравился. Он опасался, что ее намерения, когда он их узнает, понравятся ему еще меньше. И он не ошибся.
— А где будешь ты, пока я стану связываться с консулом?
— Здесь, с детьми. Чарли, нельзя же их бросить одних.
Это просто невозможно. Ты погляди, они ведь совсем малютки.
— О Господи! — Чарльз со стуком поставил тарелку на стол и зашагал по комнате. — Я так и знал, что ты к этому клонишь! Послушай, тут, или где-то совсем поблизости, идет война, черт возьми! Японцы ввели оккупационные силы, коммунисты подняли бучу. Ты американка, я британский подданный, все, что здесь творится, не имеет к нам никакого отношения, и если местные бандиты убили каких-то двух француженок, это, черт подери, абсолютно нас не касается. Мы вообще сюда не должны были соваться. Если бы не твое упрямство, мы бы сейчас уже были в Шанхае и завтра поутру выехали бы на Запад.
— Но мы, черт подери, не в Шанхае, нравится тебе это или нет. Мы в Харбине, и здесь находятся два десятка детей, все сироты, брошенные на произвол судьбы, и ни живой души, черт возьми, чтобы о них позаботиться! И я от них не уеду, пока здесь не появится кто-нибудь еще. Чарли, ведь они погибнут!
Они даже прокормиться сами не смогут.
— Да тебя-то кто над ними поставил?
— Кто? Не знаю. Бог! А что, по-твоему, мне надо делать?
Сесть в машину и уехать? А про них забыть? Я останусь, пока не придет помощь. И хватит тебе тут рассиживаться, поезжай скорее в Харбин, возьми консула за бока.
Пока он отсутствовал, Одри уложила маленьких спать, некоторых покормила с ложечки, получше убралась в кухне и сходила с двумя старшими посмотреть, как они будут доить коров.
Приютское хозяйство, как видно, поддерживалось надлежащим образом. У Одри немного отлегло от сердца. А тут и Чарльз возвратился. Но, как только он вылез из машины, Одри сразу поняла, что настроение у него мрачное. Что такого мог сказать ему консул? Долго гадать не пришлось. Хлопнув автомобильной дверцей, Чарльз прошел в дом и предстал перед Одри. Губы у него были сжаты.
— Ну что?
Одного этого короткого вопроса ему было довольно, чтобы понять, что она все так же твердо будет стоять на своем.
— Он сказал, что деятельность католической церкви не входит в его юрисдикцию и ответственности за монахинь он не несет. У него с ними все время одни неприятности. Он еще два года назад направил им предписание покинуть страну. Завтра или послезавтра от него приедут забрать трупы, но ответственность за сирот он брать на себя отказывается. По его мнению, приют следует, как он выразился, распустить.
— Распустить? Как он это себе представляет? Вытолкать детей на снег и пусть умирают?
Одри никогда еще не разговаривала с ним так враждебно.
— Не знаю. Может быть. Или раздать их местным жителям. А Ты что собираешься делать? Усыновить их?
— Да не будь ты таким тупицей, Чарли! Уехать от детей я не могу.
— Как это — не можешь?! — Он уже кричал, потеряв всякое самообладание. — У тебя нет другого выбора, черт возьми!
Тебе все равно придется уехать! Придется! Нам надо возвращаться. Я должен закончить свою работу, тебя ждут в Штатах… Что ты будешь делать в Харбине с кучей сирот?
— А ты что предлагаешь?
— Я полагаю, надо отыскать в городе другую церковь и перевезти детей туда. Не может же во всем Харбине быть только одна церковь!
Лишь бы как-нибудь увести Одри отсюда и вернуться в Шанхай! Чуяло его сердце, что не надо было сюда приезжать.
Одри, окруженная детьми, отнеслась к его предложению одобрительно:
— Прекрасно! Ты поезжай в город, а я останусь с ними здесь. Если ты привезешь кого-нибудь, кто возьмет их, мы сможем уехать. Или сами перевезем их партиями на такси.
Чарльз чуть в голос не застонал. Дело стало за малым: он должен отыскать в городе церковь, где согласятся приютить сирот. Это и в центре Филадельфии непросто было бы сделать, а уж на окраине Харбина и подавно. Будь проклят тот час, когда он согласился поехать в Харбин! Чарли проглотил чашку зеленого чая и пошел за шофером. Он приступил к поискам церкви, где примут под опеку два десятка подкидышей.
Во время его отсутствия Одри не тратила время впустую — она поменяла маленьким подгузники, приготовила на ужин рис с сушеным мясом, суп и постаралась восстановить прежний порядок в этом хорошо организованном сиротском приюте, служившем детям домом. Старшая девочка попыталась объяснить Одри по-французски, что произошло: коммунисты время от времени спускаются с гор и приходят в церковь, кое- кто из местных маньчжуров тоже прятался здесь, с тех пор как два года назад сюда пришли японцы и повсюду рыщут бандиты, убивают людей. Лин Вей, так звали девочку-подростка, рассказала Одри на ломаном французском языке, что ее родителей и троих братьев убили японцы. Из всей их семьи в живых остались только она и ее младшая сестра Синь Ю, и монахини взяли их в приют, хотя остальные дети здесь гораздо моложе. Девочки оказались прилежными помощницами, покойные монахини позволили им остаться здесь.
— А есть в Харбине еще церкви, где ваши монахини имели друзей? — по-французски спросила Одри.
Девочка покачала головой и объяснила, что больше монахинь в Харбине нет.
Она не ошиблась. Чарльз вернулся ночью, дети спали, только две старшие девочки тихонько шушукались в уголке. Вид у него был измученный и взгляд безнадежный.
— Никого не нашлось, Од. Я заехал в каждую городскую церковь, справлялся у хозяев нашей гостиницы. Эти монахини здесь держались особняком, ни с кем не общались, и во всем городе нет никого, кто готов был бы взять теперь на себя заботу об их подопечных.
Одри и Чарльз видели на улицах Шанхая голодных побирушек трех и четырех лет от роду, но Чарли тоже переживал, как бы здешние малыши не оказались на улице. Он просто не знал, как выйти из этого ужасного положения, в которое они с Одри лопали здесь, в далекой, чужой стране. — Он с тоской смотрел на Одри, уставший, промерзший, целый день не евший.
— Не знаю, что и сказать, Од.
В полном унынии он присел на деревянную скамью. Взгляд Одри смягчился. Она ласково взяла его за руку.
— Спасибо, что ты приложил столько стараний, Чарльз. — Ситуация действительно складывалась отчаянная, все их попытки найти выход ни к чему не привели. — Может быть, захватим их в Шанхай и попробуем пристроить там?
— А если никто не согласится их взять? На улицах полно брошенных детей. Ты же сама видела. А оставить их одних в Шанхае ничуть не лучше, чем здесь, разве что там не так холодно. Но зато здесь у них
